Развод. Пусть горят мосты

Глава 19

Больничный коридор расплывается перед глазами. Три часа сна за последние двое суток — не лучший рецепт для сохранения концентрации. Прислоняюсь к стене, на секунду прикрывая глаза. Только на секунду. Усталость накатывает волнами, каждая сильнее предыдущей.

— Доктор Федоркова? — голос медсестры возвращает меня в реальность. — У нас анализы пациента из седьмой палаты.

Беру протянутую папку, пытаюсь сфокусироваться на цифрах. Они пляшут перед глазами, словно насмехаясь над моей слабостью. Когда-то я могла с первого взгляда оценить состояние пациента по этим колонкам данных. Сейчас приходится перечитывать одну строку дважды, трижды.

— Спасибо, Света, — киваю, пряча зевок за папкой. — Готовьте пациента к операции. Начнем через час.

— Вы уверены? — в её голосе звучит нотка сомнения. — Может, стоит дождаться дополнительных тестов?

— Каких ещё тестов? — раздражение прорывается помимо воли. — У него классический перитонит, ждать нельзя.

— Но лейкоцитоз низкий, а СОЭ в пределах нормы, — осторожно замечает она. — Не похоже на острый воспалительный процесс.

Ещё раз смотрю на цифры. Действительно, показатели воспаления не соответствуют моему диагнозу. Как я могла пропустить это? Такую элементарную вещь, которую замечают даже студенты-медики.

— Вы правы, — говорю, пытаясь скрыть замешательство. — Давайте проведем дополнительную диагностику. Назначьте УЗИ и повторные анализы через шесть часов.

Светлана кивает, забирает папку. В её глазах читается беспокойство, но она достаточно тактична, чтобы промолчать. Когда она уходит, я опускаюсь на стул возле поста медсестёр и закрываю лицо руками.

Что со мной происходит? Я — врач с пятнадцатилетним стажем, хирург высшей категории. И вот уже третий раз за неделю допускаю ошибки, которые не простительны даже ординаторам.

В воскресенье перепутала дозировку антибиотика. Во вторник забыла проверить аллергические реакции перед назначением препарата. Сегодня чуть не отправила пациента на ненужную операцию. Если бы не внимательность медсестры, последствия могли быть непоправимыми.

Телефон вибрирует в кармане халата. Сообщение от Павла: "Даниил сегодня со мной. Заберу из школы в 14:00. Верну к 20:00."

Не спрашивает, не предупреждает заранее — просто ставит перед фактом. Впрочем, за последние недели я привыкла к такому формату общения. Павел забирает детей, когда ему удобно, возвращает, когда считает нужным. Моё мнение его не интересует.

Пишу короткий ответ: "ОК". Что ещё сказать? Что у Даниила сегодня дополнительные занятия по математике? Что мы с ним договорились вместе приготовить ужин? Павлу плевать на такие мелочи. Его интересует только собственный график.

— Елена Викторовна, — новый голос заставляет меня поднять голову.

Максим стоит в нескольких шагах, в хирургическом костюме, со странным выражением лица. Сколько он так стоит? Сколько наблюдает за мной?

— Привет, — выдавливаю улыбку. — Ты на операцию?

— Уже после, — отвечает он, подходя ближе. — А ты... ты в порядке?

— Конечно, — вру я, выпрямляя спину. — Просто небольшая усталость.

Максим молча присаживается рядом, изучает моё лицо. Под его внимательным взглядом чувствую себя пациентом на осмотре.

— Сколько ты весишь? — спрашивает он неожиданно.

— Прости?

— Ты потеряла килограмм восемь за последний месяц, — продолжает он тоном профессионала. — Глаза запавшие, кожа сухая. Когда последний раз нормально ела?

— Сегодня завтракала, — отвечаю автоматически.

— Что именно?

Задумываюсь. Что я ела на завтрак? Кажется, выпила чашку кофе, стоя у кухонного окна. Или это было вчера?

— Не помню, — признаюсь наконец. — Кофе точно был.

Максим качает головой:

— И сколько часов ты спала за последнюю неделю? Суммарно.

Этот вопрос вызывает нервный смешок.

— Не знаю. Двадцать? Может, меньше.

— Елена, — его голос становится серьёзным, — ты сейчас на грани. Ещё немного, и попадёшь в собственную больницу, но уже как пациент.

— Преувеличиваешь, — отмахиваюсь я, хотя знаю — он прав.

— Я говорю как врач, — настаивает он. — У тебя все признаки нервного истощения. Бессонница, потеря веса, снижение концентрации. Ты опасна для себя и для пациентов.

Его последние слова бьют наотмашь. Я — опасна для пациентов? Я, которая дала клятву Гиппократа? Которая всегда ставила благополучие больных выше собственного?

— Я справлюсь, — говорю, но голос предательски дрожит.

— Нет, — Максим качает головой. — Не в этот раз. Тебе нужен отпуск. Хотя бы две недели.

— Какой отпуск? — невесело усмехаюсь я. — У меня дети, развод на носу. Мне нельзя терять доход.

— Тебе нельзя терять здоровье, — парирует он. — Особенно сейчас, когда тебе нужны все силы для борьбы с Павлом.

При упоминании имени мужа я вздрагиваю. Вот уже несколько недель он ведёт против меня необъявленную войну. Блокирует счета, распускает слухи о моей неуравновешенности, манипулирует детьми. Каждый день приносит новый "сюрприз" от человека, с которым я прожила тринадцать лет.

— Я разговаривал с Клочковым, — продолжает Максим. — Он согласен оформить тебе отпуск со следующей недели. Две недели, с сохранением зарплаты.

— Ты... что? — непонимающе смотрю на него. — Ты говорил с заведующим обо мне?

— Мне пришлось, — в его глазах искреннее беспокойство. — Лена, сегодня в операционной ты перепутала инструменты. Дважды. Если бы я не заметил...

Воспоминание обрушивается внезапно. Утренняя операция, мы вместе с Максимом. Я — второй хирург, он — ведущий. В какой-то момент он просит зажим, а я подаю ему скальпель. Потом он просит расширитель, а я тянусь не к тому лотку.

— Господи, — выдыхаю я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Я могла... я могла навредить пациенту.

— Но не навредила, — быстро говорит он. — Ничего не случилось. Но это был звоночек, Лена. Громкий такой. И мы оба его услышали.

Смотрю на свои руки — руки хирурга, привыкшие к точности и аккуратности. Сейчас они дрожат, как у начинающего ординатора перед первой операцией.

— Что со мной происходит, Максим? — спрашиваю тихо. — Я не узнаю себя.

— Ты истощена, — отвечает он мягко. — Эмоционально и физически. Твой организм включил режим выживания, и в этом режиме нет места для сложных когнитивных функций. Ты спасаешь себя от полного краха.

Он говорит как врач — точно, профессионально, без лишних эмоций. И именно поэтому его слова проникают глубже, чем все попытки утешения от друзей и коллег.

— Ты права насчёт войны с Павлом, — продолжает он. — Она действительно идёт. Но на войне нужна стратегия, а не просто реакция на действия противника. Сейчас ты просто реагируешь, и это изматывает тебя.

— А что мне делать? — спрашиваю, чувствуя, как подступают слёзы. — Он контролирует всё — деньги, информацию, даже время детей! Я как в клетке!

— Именно поэтому тебе нужно вырваться, — Максим наклоняется ближе. — Уехать на две недели. С детьми. Туда, где он не достанет вас.

— И куда же? — горько усмехаюсь я. — На необитаемый остров?

— На море, — просто отвечает он. — Сейчас как раз сезон. Тепло, но не жарко. Мало туристов. Идеальное время для отдыха.

— Максим, у меня нет денег на море, — напоминаю я. — Павел заблокировал все счета, кроме личного, а там только на еду и коммуналку.

— Я оплачу, — говорит он, и в его голосе такая уверенность, что я не сразу нахожусь с ответом.

— Нет, — качаю головой. — Это слишком. Ты и так постоянно помогаешь мне.

— Это не благотворительность, — возражает он. — Считай это инвестицией в твоё здоровье. В твою способность защитить детей и себя от Павла.

— Всё равно не могу принять такое.

— Можешь, — он упрямо смотрит мне в глаза. — И примешь. Потому что альтернатива — твоё полное выгорание. А оно не за горами, Лена.

Что-то в его словах, в его тоне заставляет меня задуматься. Может быть, он прав? Может, мне действительно нужен этот перерыв — не только ради себя, но и ради детей?

Последние недели Ника и Даниил видят меня либо изможденной после работы, либо нервной из-за очередных манипуляций Павла. Вместо любящей матери они получают издерганную, вечно уставшую женщину.

— А как быть с Павлом? — спрашиваю я. — Он не позволит мне увезти детей.

— У него нет формального права запретить, — отвечает Максим. — Решение суда о порядке общения с детьми ещё не вынесено. Ты их мать и имеешь полное право на совместный отдых.

— Он будет в ярости.

— Пусть, — пожимает плечами Максим. — Это даже хорошо. Когда люди в ярости, они совершают ошибки. А тебе сейчас нужны его ошибки для суда.

В его рассуждениях есть логика. Холодная, расчётливая логика человека, способного мыслить стратегически. Того, чего мне сейчас так не хватает.

— Я не могу принять от тебя такие деньги, — повторяю я, но уже без прежней уверенности.

— Можешь, — настаивает он. — И знаешь, не только ради себя. Подумай о Нике и Даниле. Когда они последний раз видели тебя спокойной? Счастливой? Когда вы последний раз просто веселились вместе?

Пытаюсь вспомнить. Месяц назад? Два? С того момента, как я обнаружила измену Павла, наша жизнь превратилась в бесконечную череду стрессов, слёз и скандалов.

— Давно, — признаю я. — Слишком давно.

— Вот именно, — кивает он. — Дети нуждаются в нормальной матери. Не в замученной женщине на грани нервного срыва.

Его слова болезненны, но справедливы. Я действительно на грани срыва. И дети это видят, как бы я ни пыталась скрыть.

— Хорошо, — говорю наконец. — Допустим, я соглашусь. Куда ты предлагаешь поехать?

— Греция, — отвечает он без колебаний. — Остров Крит. Небольшой семейный отель на берегу моря, вдали от туристических маршрутов. Хозяева — друзья моего университетского приятеля, отличные люди.

— Звучит как план, — улыбаюсь я впервые за день. — Но это слишком щедро, Максим.

— Я еду с Полиной, — говорит он, и я чувствую, как моё сердце пропускает удар. — У неё тоже каникулы, и я давно обещал ей море. Мы забронировали два номера — для нас и для вас. Детям будет веселее вместе.

Вот как. Не просто оплаченный отпуск, а совместное путешествие. Я и дети, Максим и Полина. Почти как... семья.

— Что скажешь? — спрашивает он, и в его глазах читается надежда.

— Я... я не знаю, — честно отвечаю я. — Это очень неожиданно.

— Подумай, — он встаёт. — До вылета ещё пять дней. Но не затягивай с решением — нужно успеть оформить документы.

Он уходит, оставляя меня в смятении чувств. С одной стороны, идея побега кажется заманчивой. Две недели вдали от Павла, от его манипуляций, от постоянного стресса. Возможность восстановить силы, побыть с детьми, вернуть себе хотя бы частичку прежней себя.

С другой стороны — совместный отдых с Максимом. Это уже не просто дружеская помощь, это что-то большее. И готова ли я к этому "большему", когда ещё не поставлена точка в моём браке?

Телефон снова вибрирует. На этот раз звонок. Мама.

После разговора с мамой чувствую себя немного лучше. По крайней мере, достаточно, чтобы вернуться к работе. Проверяю анализы, обхожу палаты, консультирую коллег. Всё на автопилоте, но хотя бы без явных ошибок.

К концу смены головная боль, преследующая меня последние дни, усиливается до пульсирующей. В висках стучит, перед глазами временами плывут тёмные пятна. Классические симптомы переутомления, которые я легко диагностировала бы у любого пациента.

Собираясь домой, нахожу в кармане халата листок бумаги, которого раньше не было. Аккуратным почерком Максима выписаны детали — дата вылета, название отеля, что взять с собой. И приписка внизу: "Просто подумай об этом. Ради детей. Ради себя."

Дома меня ждёт тишина. Даниил ещё с Павлом, Ника в музыкальной школе. Час одиночества, который обычно я трачу на бытовые дела — готовку, уборку, стирку. Но сегодня у меня нет сил даже на это.

Падаю на диван, прикрываю глаза. Перед внутренним взором снова возникает картина — белый песок, лазурное море, смех детей. Свобода от ежедневного стресса, от постоянной борьбы.

И Максим рядом. Спокойный, надёжный, понимающий. Человек, который за последние месяцы стал для меня опорой. Кем-то большим, чем просто друг.

Эта мысль пугает и одновременно согревает. Я ещё замужем, формально. Мы с Павлом не развелись, хотя наш брак фактически мёртв. Имею ли я право на новые чувства? На новые отношения?

Звонок в дверь прерывает мои размышления. Открываю и вижу Даниила — раскрасневшегося, счастливого.

— Мама! — он бросается мне на шею. — А мы с папой были в игровом центре! И я победил его в гонках! Три раза!

— Здорово, солнышко, — улыбаюсь я, обнимая сына. — А где папа?

— Уехал, — Даниил скидывает куртку. — Сказал, что у него важная встреча.

Конечно. Важная встреча. Небось с Вероникой, в той самой квартире, которую он купил для неё на наши семейные деньги.

— Ты голодный? — спрашиваю, проглатывая горечь. — Приготовить что-нибудь?

— Не-а, мы с папой пиццу ели, — отвечает Даниил, вытаскивая из рюкзака новую игрушку — робота-трансформера. — Смотри, что папа купил! Он превращается в самолёт!

Ещё один подарок. Очередная попытка Павла купить любовь сына. И что самое страшное — это работает. Даниил в восторге, он не видит манипуляции за этими жестами.

— Красивая игрушка, — киваю я. — Иди мой руки, потом поиграешь.

Когда Даниил убегает в ванную, я сажусь на стул, чувствуя, как меня снова накрывает волна усталости. Эта бесконечная война изматывает не только меня, но и детей. Они оказались между двух огней, вынужденные лавировать между родителями.

Ника возвращается из музыкальной школы через полчаса — тихая, задумчивая. В последнее время она всё больше замыкается в себе, словно пытаясь создать защитный кокон от семейных бурь.

— Как занятия? — спрашиваю, пытаясь вовлечь её в разговор.

— Нормально, — пожимает плечами она. — Разучиваем новую пьесу к конкурсу. Сложная.

— Я уверена, ты справишься, — говорю, гладя её по волосам.

Она смотрит на меня внимательно, и в её глазах — слишком взрослое понимание:

— Мам, ты плохо выглядишь. Ты заболела?

— Нет, солнышко, — качаю головой. — Просто устала немного.

— Ты всегда так говоришь, — замечает она с легким упрёком. — Но я же вижу, что это не просто усталость.

Моя проницательная девочка. От неё ничего не скроешь.

— Ника, — говорю я, решаясь. — А что ты думаешь о поездке на море? На две недели, во время каникул?

Её глаза широко раскрываются:

— На море? Правда? А куда?

— На Крит, — отвечаю, наблюдая за её реакцией. — Греция. Тёплое море, солнце, пляж.

— Вау! — восклицает она. — А папа поедет с нами?

Этот вопрос я ожидала, но всё равно чувствую укол в сердце.

— Нет, — качаю головой. — Только мы — ты, я и Даниил.

— А-а-а, — протягивает она, и в её голосе смесь облегчения и разочарования. — Так даже лучше. Папа всё равно будет всё время на телефоне. Как в прошлый раз в Турции.

Она права. Наш последний семейный отпуск два года назад был испорчен постоянными деловыми звонками Павла. Он больше времени провёл в номере на переговорах, чем с нами на пляже.

— И ещё кое-что, — добавляю я, не зная, как она отреагирует. — Максим Сергеевич едет со своей дочерью. Полиной. Мы будем отдыхать вместе.

Ника несколько секунд молчит, потом улыбается:

— Круто! Полина классная. Она была у нас на дне рождения, помнишь? Показывала фотки со скрипичного конкурса.

Помню. Полина — милая, воспитанная девочка, чем-то похожая на Нику. Такая же серьёзная, вдумчивая.

— Значит, ты не против? — уточняю я.

— Конечно, нет! — восклицает Ника. — Мне нравится Максим Сергеевич. Он добрый. И с ним интересно.

Её слова вызывают у меня улыбку. Дети часто видят людей насквозь, без взрослых фильтров и предубеждений.

— А Даниил знает? — спрашивает она.

— Ещё нет, — отвечаю. — Я хотела сначала с тобой обсудить. Ты старше, понимаешь больше.

Она кивает, гордая этим признанием её взрослости:

— Даниил будет в восторге. Он давно просит поехать куда-нибудь.

— Но папе мы пока не говорим, — предупреждаю я. — Это будет наш с вами секрет, пока всё не будет точно решено.

— Понимаю, — серьёзно кивает Ника. — Он будет против.

— Вероятно, да.

— Но он не может нам запретить, правда? — в её голосе тревога. — Мы же ничего плохого не делаем.

— Не может, — уверяю я. — Мы имеем полное право на отдых.

Она обнимает меня крепко-крепко, и в этом объятии я чувствую не только её любовь, но и молчаливую поддержку. Моя двенадцатилетняя дочь стала мне опорой в этой буре, и от этого осознания сердце сжимается от любви и грусти одновременно.