Тигриный лог

С 11-ое на 12-ое, включительно

Как вьючные животные, мы тяжело и осторожно спускались вниз, таща на спинах и в руках столько, сколько в силах были унести. Это было лихо, но я терпела. В целом я приободрилась прожитым днем. Обед на поляне, прошедший без мастера Хана очень весело и открыто, понравился всем. Мы смеялись, делясь хлебом, рисом и водой, говорили почти обо всем на свете, не стесняясь учителя Ли, который смотрел на нас, как на своих детей. Я любовалась Джеро, хотя и разуверилась в том, что целовал меня он, пыталась не смотреть на Джина и он тоже, кажется, внял моим просьбам, не концентрируясь на моей персоне; я переглядывалась с Чимином, который по-дружески обсуждал, как завтра будем оттачивать мои физические навыки. Но я смотрела на него не как подруга, а как влюбленная девица. Да что там — эта девица тут была влюблена в половину, наверное, не по склонности (я была, наоборот, очень ограничена и постоянна в привязанностях до сего момента), а от самих сложившихся обстоятельств, обрушивших бесподобный шанс на мою среднестатистическую голову.

Потом мы продолжили сбор урожая и трудились до предвестия заката, когда наставник дал знак складываться. И вот, вымотанные, но довольные, мы вновь вернулись в монастырь, где нам позволили возиться с ужином хоть всем вместе, чем шумно воспользовалась вся толпа, наедаясь больше обычного, наворачивая побольше орехов и кипятя чай погорячее. На яблоки ни у кого глаза не смотрели, ими все облопались через край. А предстояло ещё нарезать эту груду для сушки и расфасовать по здоровенным поддонам. Работы было невпроворот, и все девятнадцать юношей, плюс я, уселись в столовой с ножами и тазами для обработки добычи. Праздник продолжался, и никто не торопил учеников возвращаться в обычные рамки.

— Давайте каждый расскажет что-нибудь о себе? — вдруг предложил Пигун, стругая яблоки ровными дольками. У него хорошо получалось управляться с ножом. — Мне кажется, что когда живём вместе, то должны постепенно родниться и открываться перед всеми, не быть замкнутыми.

— А чего рассказывать? — вздохнул Биджу. — Нам же положено забыть о прошлом…

— Да ладно тебе! — наплевательски прыснул Яно. — Ну, кто, в самом деле, выбросил из памяти то, что было за стенами? Учитель же сказал, что нужно принимать только искренне, и пока мы не забыли о том, кто мы, и как жили, судя по всему, мы смело можем говорить об этом.

— И всё равно у меня нет никаких интересных историй, — пожал плечами Атом. Они с Яно прибыли из одного детского дома, я знала это. Им положено было оставаться там ещё год или два, но муниципальное заведение предпочло снять с себя ответственность за неугомонных мальчишек, и тем облегчить себе финансовые траты. Их прислали сюда без повода, чтобы жили не тужили.

— А давайте по кругу задавать любые вопросы, и все по очереди будут так же отвечать. Только чур правду! — предложил Хансоль, сверкнув глазами.

— Я не буду в этом участвовать. — грубо отрезал Сандо. На него покосились, вроде бы с недовольством, но никто ничего не сказал. Многие его, мне мерещилось, побаивались, а Мин, которому было по барабану до заскоков брюнета, по складу своему не умел конфликтовать и указывать.

— Брось, это отличная затея! — обратился к нему Дженисси. Я и ещё несколько человек затаились, не смея предположить, пойдет ли Сандо на компромисс?

— Но если вопрос мне не понравится — я отвечать не стану, — опустил он глаза к яблокам и продолжил их энергично, нервно резать. В его пальцах ломтики фруктов выглядели раскромсанным на части врагом.

— Я начну первым! — поднял руки вверх в ажиотаже Рэпмон. — Когда у вас последний раз был секс?

— Сам первый и отвечай, — усмехнулся Хансоль, откинувшись спиной к столу. Вальяжная поза на скамье уподобила его сытому сиамскому коту. Не глядя, он крошил яблоки на поднос и иногда вгрызался в опиленную сердцевину. Всё-таки очень уж ловкие у него руки.

— Эх, бесконечно давно! — загоревал сочинитель вопроса. — За месяц до прихода сюда.

— Полгода назад, — признался сидящий следующим Джей-Хоуп.

— Так же, — выдохнул Пигун.

— А у меня никогда не было… — слегка порозовел Чонгук, вжав шею в плечи.

— В этом нет ничего плохого и стыдного, — заверил Джин, видя, как неловко было признаться парню. Вне очереди, он добавил: — У меня был около года назад…

— А онанизм считается? — разрядил атмосферу Шуга.

— Нет, мы говорим о фьють-фьють, — насвистел Рэпмон, изобразив насаживание невидимого предмета на промежность. — С живой, не резиновой, представительницей хомо сапиенс.

— Тогда месяца четыре назад, — после него сидел Кидо, и когда все взоры перешли на него он, затаившись и обведя всех стеклянными глазами, вдруг положил из рук занятие и, встав, вышел вон. В полной тишине, мы все проводили его из трапезной.

— Дурак ты, Рэпмон, со своими вопросами! — бросил Джеро, нарушив первым повисшее молчание.

— А что я такого сказал-то?!

— Думать надо! Я сам только недавно узнал, почему он пришёл сюда.

— Так, а мне подавно откуда было знать? — извиняясь, беззлобный Рэпмон замолк, выпятив нижнюю губу вперед.

— А что такое-то у него? — раздались любопытные голоса там и тут.

— Трагичная история, — откинув назад волосы, Джеро нахмурил лоб. — У него родители разбились, когда ему было лет шестнадцать. Некому было его содержать, и он бросил школу, чтобы работать. Потом встретился с девушкой, любовь-морковь, и всё такое. Стали с ней жить у него. Она тоже сирота что ли была… Потом выяснилось, что она заболела тяжело. Рак. Ну и нужны были деньги… Он квартиру продал и всё отнёс в клинику. Но её всё равно не спасли. Вот он и не знал, куда податься, пока сюда не набрел, — как только Джеро завершил краткий рассказ, у всех нас кончились слова. Драмы тут у всех бывали, но чтоб такое… Кидо явно испытал больше всех остальных, и, отдавая дань его многострадальности, мы некоторое время резали яблоки, погруженные в свои думы. Я про себя вычеркнула Кидо из подозреваемых, силясь не разрыдаться. Никогда парню такой судьбы не понадобится целовать незнакомок по ночам.

— А вы когда-нибудь влюблялись? — вдруг, от кого не ждали романтики, опрокинул вопрос Шуга. Я удивленно на него взглянула, когда он, по правилам, первым же сказал: — Я нет.

— Я в двенадцать лет, — увлеченно предавшись смутным воспоминаниям, блаженно заулыбался Ви. — Но это продлилось меньше года. Она присваивала себе больше конфет, и я назвал её жадиной.

— Да не так! По-серьёзному же, ну! — исправил изначальную задачу Шуга.

— Тогда нет.

— Нет, — произнес Чимин, и я попыталась понять себя, как отнеслась к этому заявлению? Хотела бы я, чтобы он знал, что такое любовь? Или отсутствие опыта ещё прекраснее? Он совсем как я, неопытный.

— Хоть мне и не нравится этот вопрос, — просочились сквозь зубы звуки из Сандо грудным тембром. — Но да.

Сегодня явно был вечер открытий. Добрый Чимин не влюблялся, а этот злобный птеродактиль — да? Это что-то из ряда вон. И в кого же? В отражение в зеркале? Когда очередь дошла до меня, я тоже призналась, что влюбленной не бывала. Больше половины придерживались того же. Среди немногих испытавших чувства был Джин, который, мельком посмотрев на меня, взялся задать следующий вопрос. Я почти подумала, что с его стороны возникнет подвох, но Джин — вот же воплощение благородства! — взял на себя ту роль, которую, возможно, не осмелилась бы взять я, хотя именно мне это и было нужно.

— А когда вы последний раз целовались? — обвел взглядом присутствующих парень, получив мой, полный признательности. Спасибо! Ведь они должны отвечать честно, и сейчас будет тот ответственный миг…

— Когда секс, когда поцелуй. Что, больше спросить не о чем? — вспылил, не выдержав, Сандо. — Озабоченные идиоты.

— Если не нравится вопрос — не отвечай, — покривился лицом Хансоль, пока тот его не видел. Я мысленно отбила ему пятернёй за дразнилки Сандо за его спиной. По голосу же кривляний Хансоля было не распознать.

— И не буду, потому что это чушь собачья.

— Ну, задай свой! — развел руками Джин, бросив маленький вызов. Сандо встал, как недавно Кидо, только, помешкав, вдруг остро-хищнечески оскалился и сел на место.

— Вы когда-нибудь убивали? — впился он черными очами поочередно в каждого. Я едва не покрылась холодным потом, когда они коснулись меня. Никто не спешил отвечать вперед самого Сандо. Он усмехнулся. — Я не думаю, что вы жаждете услышать мой ответ, потому что он будет утвердительным. А если не захотите слушать подробности, то вам придётся просить об этом дольше, чем сейчас о том, чтобы я стал отвечать на вашу хрень! Мне всё ещё отвечать на вопросы? — Дженисси приподнялся и дотянулся до его плеча, похлопав по нему. Я думала, что он сейчас улетит куда-нибудь, но его благосклонно не тронули.

— Всё-всё, мы закончили игру, — заверил юноша. Пигун негодующе качнул подбородком. Ему хотелось бы перевоспитать этого взрывного отморозка, но он понятия не имел как. Я пообещала себе, что буду держаться подальше от этого создания, которое чуть не застукало меня в бане. Что бы он сделал со мной, обнаружь там голую? Если ему убивать приходилось, то что говорить об элементарном насилии? Болтовня бесповоротно закончилась.

Когда я смогла выскользнуть из трапезной, было достаточно поздно, и на посту у калитки, куда я заглянула по пути, не было никого. Ушёл ли тот парень? У себя ли Лео? Уставшая и сильно замученная, я плюхнулась спать, сквозь сон полубредя, между прокручиванием признаний юношей и их поведением, реакцией на вопросы-ответы, о школьных учебниках, о которых не вспоминала давненько, но надо бы, надо бы…

Встав с первыми петухами, я решила успеть до свидания с Чимином побывать у Хенсока и поговорить с ним. Это займет не больше десяти минут, и пусть попробует опять спрятаться за закрытой дверью! Но башня была открыта и я, постучав сначала в самом низу, поднялась по ступенькам, предупредив о себе и перед последним поворотом.

— Проходи, Хо! — позволил мне добродушный настоятель. Я вошла, разутая, и встала перед ним, поклонившись.

— Прошу прощения за нескромность, но я пришла узнать правду, потому что не в силах уже жить в неведении.

— Я догадываюсь, что тебя интересует, — Хенсок поднялся и привычно подошел к окну с обзором.

— Вы расскажете? — я поозиралась вокруг. — Вчерашний гость ушёл?

— Хонбин? — настоятель медленно повернул ко мне лицо, улыбнувшись. — Да, ночью. Очень хороший мальчик.

— Он получил второй тан? — адресованный мне ответ был утвердительным. — Как же так, вы говорили, что до третьего тана нельзя говорить с женщинами, что его можно получить не раньше тридцати лет, что отсюда никогда не выходят…

— Если плохо стараться, то третий тан, как и первый, действительно, заполучить трудно, — Хенсок кивнул в сторону построек внизу. Намек на общежитие. — С усердием большинства и нулевой изначальной подготовкой им не видать первого тана раньше тридцати, а если они не загорятся желанием совершенствоваться и не отдадутся делу с головой, то могут и никогда его не увидеть, навсегда оставшись с первым кып, до которого максимум дойдут. Ученические статусы растут за прилежание и успешное выполнение норм, но получать высшие степени дано не каждому.

— Но как же с уходом отсюда? Вы говорили, и я читала… — Я прочла тогда на сайте, что воины из Тигриного лога призывались королями на службу государству, чтобы служить родине. Только никаких войн и сражений не велось, поэтому я посмеялась, что не видать монахам славных подвигов. Но ведь позже сам же Хенсок сообщил мне о "невидимых войнах", которые идут всегда! Я не придала этому особого значения. Старик последил перемены на моём лице и расплылся шире. — Так… их всё-таки призывает государство для каких-то особенных назначений? Почему же вы не скажете ребятам, что их ждет предназначение? Уверена, они бы с большим энтузиазмом взялись за тренировки.

— Зачем? Чтобы заниматься ради того, чтобы получить свободу? — резонно заметил Хенсок. — Не лучший стимул для бойца, попытаться стать лучшим, чтобы избавиться от всего этого. Нет, Хо, я прошу тебя не говорить никому об истинных условиях. Только среди смирившихся в безвозвратности и безысходности, вопреки кажущейся ненужности развивающегося мастерства мы найдём тех, кто от чистого сердца способен стать великим воином. Тогда эти люди будут прилагать все усилия бескорыстно, бесцельно, но потому наиболее правильно. А если они узнают о том, что дослужившийся получит вольную — выслужиться попытаются все, после чего уйдут не преданными делу воинами, а обрадованные тому, что вырвались. И больше мы их не увидим.

— Или доведёте бедных учеников до такого состояния, как Лео, который жизни не видит без этого места и ногами упирается, лишь бы остаться! — возмутилась я за оскверненного мной привратника.

— Хонбин и Лео пришли в один год, и мы воспитывали их одинаково. Ты считаешь, что это мы его довели? — вставил пику Хенсок. Я померкла, поджав губы. Значит, Лео такой сам по себе? Но что же с ним такое? Лезть в прошлое монаха нельзя, да-да, и я не могу приставать к нему, чтобы снова ненароком не задеть чувствительную душу аскета.

— А вы его отпустите?

— Если он захочет уйти — пожалуйста, — настоятель заложил руки за спину, выдержав паузу. — Но, скорее всего, он пожелает остаться здесь учителем. Мастеру Хану лет через десять-пятнадцать потребуется замена. Лео лучшая кандидатура для подобной должности. К тому же, Тигриный лог его дом и он искренне любит его.

— А что касается меня? — Хенсок непонимающе глянул, не предполагая, что я уже сменила тему и ища, что я хочу услышать от него по поводу моей жизни в монастыре. Я дополнила: — Почему, всё-таки, вы меня оставили? Я размышляла над этим и решила, что только ради разоблачения мелкого хулигана — это не то. В чём заключается в реальности смысл моего нахождения здесь?

— Я расскажу тебе немного истории*, - с готовностью откликнулся Хенсок, да не в ту степь. История мне сейчас зачем? — Как ты знаешь, провинция наша — Кёнсан-Намдо, стелется на землях, которые раньше принадлежали королевству Силла. Ты помнишь о периоде Трёх королевств? Когурё, Пэкче и Силла. Они воевали с Китаем и друг с другом, но, в конце концов, объединились под властью последнего — Силла, ставшего самым сильным из-за своей удаленности от Китая. Именно в нём, в шестом веке, в правление Чинхын-вана, люди, управляющие королевством, задумались о том, что мало достойных воинов и, ещё меньше тех, кто способен быть их предводителем. Возникла нужда в подготовленных юношах, которые умели бы постоять за себя и страну. Легенда говорит**, что были найдены две необычайно красивые и умные девушки, которыми проверялось благородство бойцов. Каждая из них собрала триста дружинников, талантливых, способных и красивых, но, ревнуя к красоте друг друга — а, возможно, и к какому-нибудь молодому человеку, которого не смогли поделить, — вскоре одна убила другую, а её саму казнили. Стало ясно, что женщины, несмотря на то, что они лучшая проверка на доблесть, верность и героизм мужчин, лишние в военном деле. И должность вот таких отборщиц, названных тогда вонхва — "источник цветов", упразднили, едва она появилась. На их место пришли мужчины-наставники, в основном святые и непогрешимые люди. Буддийским монахом Вонгваном, уже в правление следующего короля, был дан устав, соответствующий не только буддийским, но и конфуцианским истинам. Из аристократических семей продолжали набирать юношей по красоте, талантам и задаткам, в эту элитную армию, которую прозвали хваранами***. Их обучали не только искусству боя, но приучали к нерушимости закона чести, а, одним из самых главных пунктов было правило: не убивать без смысла, до последнего пытаясь решать всё бескровно. Юношей даже учили петь, играть на музыкальных инструментах и слагать стихи. Хвараны перестали существовать вместе с падением королевства Силла в девятом веке. Хотя само это название сохранилось чуть ли не до девятнадцатого века, но им называли странствующих актеров, шаманов и разный нерабочий бродячий сброд.

Я внимательно выслушала всё это, пытаясь выудить что-то ценное для себя. Хенсок замолчал, но никакой выведенной морали басни я не нашла.

— И… это ответ на мой вопрос? — похлопала я ресницами.

— Это наша, корейская история. Разве не интересно? — авантюрно всплеснул руками дедушка.

— Хвараны — это прототип ваших учеников? — предположила я.

— Прямую преемственность найти невозможно. О них слишком мало известно и многие сведения расходятся.

— А легенда о хваранах как-то сводится с легендой о Тигре-основателе?

— Знаешь, Хо, — почесав нос, настоятель отвел взор к горизонту, обнимая им затягивающееся серым небо. — Разница между этими двумя мифами более чем в две тысячи лет, но, когда кто-то утверждает, что одно бесследно исчезло и на его месте родилось совершенно новое, нельзя этому слепо верить. Ничто не рождается из пустоты, не так ли? Всё, совершенно всё приходит в упадок, после того, как имеет расцвет. Но по истечении столетий новый подъём после упадка может казаться рождением, и кто-то берется начинать свежий отсчет, изобретая красивую сказку о появлении вновь и вновь, — я была рада, что зашла к Хенсоку. Наконец-то, я немного избавилась от ощущения, что он старый прохиндей, лжец и шарлатан. Его ссылка на древность укрепила статус солидности Тигриного лога. Всё-таки, он очень старинный и несущий непередаваемый налёт времени. Меня озарило, пока я переваривала легенды:

— Не вели ли вы к тому, что я — вонхва? — я сама себе не поверила, произнеся это, потому что в рассказе о девушках сносочкой проскочило, что они были умницы и красавицы.

— Вонхва такие же полуреальные персонажи, как и хвараны, — улыбнулся Хенсок. — Кто-то считает, что они были тоже воительницами, ведь в те времена женщины могли сражаться почти наравне с мужчинами, многие верят в демократизм тех веков. Есть и другое мнение, что вонхва были кисэн****, завлекавшими благородных юношей в школы искусств. Как ты считаешь, относишься ли ты к тому или иному? — замолкнув, я должна была признать, что ни туда, ни сюда себя присовокупить не могу. Что боец, что кисэн из меня как из мандрила профессор. — Ступай к Чимину, Хо. Ты должен продолжать занятия.

Примечание к части * далее Хенсок приводит реальные исторические факты Южной Кореи, выдуманные не автором этого произведения, а взятые из исторических источников

** легенда передана почти верно, с небольшими отклонениями по желанию автора этого произведения

*** хвараны — "цветочные мужи" в переводе с корейского. Тоже не выдумка автора

**** — корейское подобие гейш, девушки, развлекавшие мужчин песнями и танцами с возможным, но необязательным, интимным продолжением