Решение нашлось, как и всё невозможное, само собой, внезапно и откуда не ждали. Я едва успела привести себя в порядок дома перед школой, как поспешила на первый урок, но всё равно немного опоздала. Это было впервые в моей жизни, и учитель, знавший мою добросовестность, сдержанно удивленный, позволил мне пройти и сесть. А вот перед третьим уроком я и наткнулась на настоящий информационный клад, который спасал меня, пока я ломала голову, что же делать с родителями, ведь если сбежать из дома без объяснений, рано или поздно за мной отправятся на поиски, обнаружат мой след, теряющийся в Тигрином логе, и позор на мою причёсанную в косу дурную башку обеспечен.
Итак, из услышанного от девчонки из параллельного класса — лучшей ученицы школы, в то время как я была на втором месте, — явствовало, что по результату набранных ею баллов, субсидирование района выделило деньги на то, чтобы такая вот умная и пригожая девочка отправилась в подготовительный кемпинг для абитуриентов, где будущие студенты обеспечиваются сверх необходимого для занятий. Место было желанным, и она своего добилась. Рассказывала она это уже прощаясь с друзьями и подругами — вечером грозил отъезд. Разнообразные кусочки мозаики притесались друг к другу в красивый витраж перед моим мысленным взором. Я подошла к ней и уточнила, как и откуда она уезжает. Не очень поздно, родители подвезут до поезда на машине. Попросившись, чтобы меня подкинули до Хэинса — это было по пути, с небольшим отклонением, я направилась к классной руководительнице. Её любимица за особые успехи по её предмету, я объяснила, как опечалена тем, что всего лишь на втором месте по успеваемости, из-за чего не могу отправиться в кемпинг. Но я узнала, что если самим оплатить проживание (сочиняла на ходу и, от безумной охоты того, чтобы истинные мои желания сбылись, достаточно правдоподобно), то мне позволят там прожить те три с небольшим месяца до Нового года, что охватывают запланированную программу. Мои родители накопили денег и согласны вложить в меня, чтобы я отправилась тоже. Могу ли я обрадовать их тем, что уважаемая сонбэ* отпустит меня, позволяя пройти школьные азы там? Поверив мне без единого сомнения, учительница написала записку, адресованную моей матери, благодаря её за чудесно воспитанную дочь и заверяя, что никаких беспокойств моя отлучка не вызовет, ведь я, бесспорно, буду усиленно стараться в кемпинге.
По пути из школы я зашла в парикмахерскую. Карманные деньги, сэкономленные на всяких мелочах, в которых я никогда не нуждалась, — в отличие от ровесниц, я спокойно могла не купить модный чехол для телефона, милый брелок или новый диск, предпочитая тратиться при нужде, а при её отсутствии не тратиться вовсе, — я потратила на то, чтобы меня обкромсали под мальчишку. Когда мастер бросил в сторону мою отрезанную косу, я улыбнулась без разочарования. Даже со своими «прекрасными» волосами (хоть что-то же во мне должно было быть женственно притягательным? Ну, теперь вот не было) я не пользовалась у молодых людей популярностью, так что и жалеть не о чем. Последний уровень, труднейший квэст с непоборимыми соперниками в конце — родителями, предстал за финишной прямой, маяча нелегкой беседой, а на неё оставалось не так уж и много времени. Надо было успеть собрать необходимое и добежать до машины родителей «леди номер один» нашей школы, чтобы меня подвезли к храму, обращающемуся в заветную мечту, словно в его закулисье не вино превращалась в кровь, а исполнялись любые желания, стоило загадать их под бой колокола, как под бой курантов. Впрочем, что это я, в буддистских храмах ведь всё совершенно иначе, а как именно — мне лишь предстояло узнать, поселившись в настоящем монастыре. Интересно, если бы я сказала маме и отцу «я ухожу в монастырь», мне бы позволили это сделать? Если не уточнять, что он мужской, разумеется.
— О боже, твои волосы! — встретило меня на пороге и, пользуясь тем, что сразу же сбила всех с толку, я умело ввинтила выдумку о том, что мы — я и «ещё одна там», — выиграли путевки в подготовительный кемпинг неподалеку от Пусана, на берегу Западного прохода Корейского пролива (фантазия моя продолжала фонтанировать), куда съезжается самая лучшая, элитная молодёжь со всей страны, и учится, учится, учится, не жизнь, а сказка в общем…
Зная мои стремления и намерения, с которыми отец и мать давно смирились, и даже которым приучили себя радоваться, родители вздыхали параллельно тому, как я бросала в огромный рюкзак свои вещи, и среди них были тетради и учебники, что подтверждало правдивость выдумки. Но я ведь собиралась прогулять три месяца занятий, а школу мне потом как-то заканчивать надо будет. Потом, когда я найду своего неизвестного, невидимого в ночи целовальщика… Не вчитываясь в записку от учительницы, мама сунула её в карман — план прокатил без запинок, и я, дрожа в душе и волнуясь на каждом слове, как бы не разоблачили и не поставили препоны, была изумлена и ошарашена тем, как соскользнула, словно по ледяной горке, с нашего поселка и, без препон и разборок, уже ехала на заднем сиденье автомобиля, в котором и приходила в себя от шока и удачи, сопутствовавшей мне сегодня. Воистину, Тигриный лог манит меня так сильно, что, не иначе, подговорил судьбу, выведшую меня из затруднительной ситуации.
До монастыря я добралась уже на закате. Тяжелый рюкзак, да плюс к нему сумка с книгами в руке, задержали меня в пути, который опять продлился столько же, сколько и в прошлый раз, хотя я и знала теперь куда иду. Без поклажи я бы закарабкалась шустрее. Ну да ладно, главное — цель достигнута. Мой кулак был увереннее и сразу загромыхал во всю мощь. Без предварительного разглядывания через окошко, мне открыли калитку. Верный страж на своём посту. Его глаза, не от мира сего, да к тому же почему-то моментами пугающие, нельзя спутать ни с кем, пусть закрыто лицо.
— Привет, Лео! — вежливо поздоровалась я, улыбаясь, чтобы расположить его. Изменившаяся, со стрижкой, и пыхтящая от веса стопки книг, я гадала, заговорит со мной при новых обстоятельствах? Он отошел, будто перестав меня видеть, и даже не попытался помочь донести груз. Пройдя его, я выдохнула и, пока он запирался на ночь: — Ты не джентльмен, Саб-Зиро**…
Слышал он или нет — я не знаю, но внимания мне не оказывал никакого. Я поинтересовалась, где учитель Хенсок, и мне указали всё на ту же башню.
— Можно туда? — на всякий случай уточнила я. Тишина. — Ну, я пойду…
Поставив сумку и подтянув джинсы, я взяла её опять и потащилась к покоям настоятеля, где зажегся свет в окне, пока я приближалась. Дедушка сидел в позе лотоса и словно знал, что я приду именно сейчас. Проведя единственной свободной рукой по лбу и не найдя там пота, я остановилась и поклонилась. Хенсок выжидающе глядел на меня.
— Добрый вечер, — неловко опустив свои вещи, не решилась приближаться я без разрешения.
— Всё-таки нашла способ прийти? — улыбнулся он, прищурившись, совсем как вредные старикашки из какого-нибудь комедийного анимэ. Вот так вот, значит? Он сомневался? Или надеялся, что я не вернусь? Или проверял меня?
— Нашла, — кивнула я. Подумав, что смелость города берет, я указала на волосы. — Как я? Опацанилась?
— Очень похоже, — Хенсок медленно поднялся и стал подходить сам. — Я приготовил тебе в той комнате, где ты ночевала, монастырскую одежду. Хакама и свободную рубашку. Сильно её затягивать на себе не будешь.
— Да не бойтесь, меня мало что может выдать… — покраснела я, говоря о своей маленькой груди, которая и так-то не выпирала, а то из-под свободной рубашки! Её и прятать особенно не придётся. — Лео со мной всё ещё не говорит…
— Он уже и не будет. Пока не получит подобающий тан, а это не раньше, чем через лет семь-восемь упорного труда, то есть, когда тебя тут уже не будет, — наставник встал так, что его спина отгородила меня от окна. Страховался, чтобы пока я не совсем ещё превратилась в мальчика, меня не увидели? — Учителя тоже не должны знать, что ты девчонка, ни мастер Хан, ни мастер Ли, ясно?
— Да! — как боящийся провиниться рядовой протрубила я.
— Они никогда не потерпят такого издевательства над вековыми правилами… не оговорись при них, и не разденься случайно. Ведь баня у нас одна.
— Баня?! — пропищала я, упустив такую деталь общежития, как помыв.
— Да, раз в неделю мы топим банную печь и пропариваемся, помимо этого только ежедневные обливания и обтирания холодной водой, — остриженные волосы на затылке зашевелились, поднимаясь дыбом. — Водопровода здесь нет, только горный источник и три колодца на территории. Для любых — любых, — потребностей, воду нужно брать оттуда и носить в ведрах, — я сглотнула слюну. А вчера он мне этого рассказать не мог? — Подъём, как ты уже поняла, наверное, в пять утра. У тебя будет в половину, чтобы успела подготовить столовую. Отбой — как закончишь все свои дела. С расписанием братьев твоё никак не сходится и единственное, что от тебя требуется, это приходя в как можно меньшее соприкосновение и контакты, выяснить, кто же нарушил клятву. Ясно?
— Да! — переживания достигали предела, кажется, я только в эту минуту осознавала, подо что подписываюсь, и что меня ждет. Событие той ночи, когда был сорван первый поцелуй, отошли на задний план и на какой-то период забылись. Проскочили мысли вроде «что я здесь делаю?!», «зачем я здесь?!». Но тут же теплый взгляд настоятеля начал расставлять всё по своим местам.
— Ты придумала себе мужское имя? — а вот в этом угадал. Я сочиняла и вертела все варианты, пока поднималась по Каясан, и чем-то себя занять нужно было.
— Хо, — утвердила я, не мешкая.
— Хо? — переспросил Хенсок, повторив ещё раз это имя. Если читать китайский иероглиф «тигр», то именно так он и будет звучать. Я посчитала, что это отличный псевдоним, так соотносящийся с топонимом. Ну и, да, опасной тигрицей себя воображать никто не запрещал. Кто знает, подучусь у аборигенов боевых искусств, и буду когда-нибудь супер-боец, настоящая хищница. — Что ж, Хо, — дедушка, вздохнув, положил руку мне на плечо, и я не расхрабрилась спросить, нарушает он тем клятву или ему можно? — Иди, переодевайся, и я представлю тебя братьям.
Заветный миг, казавшийся мне издалека волшебным, который сразу же, вспышкой и лучом из расступающихся туч, откроет истину, указав на того, кто меня поцеловал. Я узнаю его с первого взгляда. По осанке, по стану, по форме головы, по носу, по запаху, по всему… чего не видела и что не уловила. Только мята и тихий-тихий шепот, который одинаков у всех парней при таких децибелах. И вот передо мной двор, наполненный девятнадцатью юношами, не бритыми наголо, как принято у буддистов, в неприметной спортивной форме, такие разные и такие неузнаваемые и не запоминаемые с одного взора, что голова даёт сбой, и я теряюсь, трясясь под плечом учителя Хенсока. Два преподавателя, понятия не имеющие, кто я на самом деле, стоят в одну линию с нами, чуть поодаль. А юные монахи — фронтально к нам, лицами. Бегая глазами по ним и вообще, ища, как себя успокоить, я замечаю слева, каскада на два выше, за парапетом другой площадки Лео, снявшего маскировку. Темная немая тень, знающая мою тайну, и оттого давящая на меня своим присутствием.
— Братья! — обращается настоятель ко всем. — Познакомьтесь и примите нового члена братства, поспособствующего нам с вами в ведении хозяйства нашей обители. Хо, — представляет он меня, а у меня всё как в тумане. Лица монахов путаются и мешаются, я не могу понять, кто из них милее, симпатичнее и похож на человека, способного на тот поступок. Чего я ждала, что у него на лбу будет написано? Хенсок говорит что-то ещё, объясняя моё положение среди них, и ему лишь кивают. Создаётся впечатление, что все такие же, как и Лео. Но это всего лишь монастырь, в котором не принято, как в школьных классах, выкрикивать из-за парты и озвучивать своё мнение, делать замечания и кидать комментарии. Учителей слушают безропотно, не перебивая. Настоятель заканчивает вопросом, на котором я очнулась, хорошенько разглядев всех девятнадцать и ничего для себя не поняв, не почувствовав никаких подсказок от женской интуиции. Дело — труба. — Кто сегодня дневал на кухне в обед?
— Я, учитель Хенсок! — поднял резко руку парень, что стоял с открытым ртом всё это время, будто речь дедушки была впечатляющей до невозможности.
— Хорошо, Ви, — наставник поманил его к нам. — Проводи, пожалуйста, брата Хо на кухню, и помоги освоиться, покажи, что там как.
— Да, учитель, — поклонившись, названный подошел ко мне и, уже готов был идти в указанное помещение, когда к нам подскочил ещё один «брат», поинтересовавшийся у Хенсока:
— Я обещал помочь Ви перед ужином, можно я пойду с ними? — посмотрев на меня и на них, настоятель, сужая глаза в щелочки, всё-таки дал добро и пошел, обсуждая что-то с мастером Ханом и мастером Ли. Догнавший нас, не успела я и оглянуться, тронул меня за плечо, привлекая внимание. Осознавая святотатство и клятвопреступление, совершаемое посредством меня, из-за чего сознание вдруг пронзил жгучий, щиплющийся стыд, я притормозила. Остальные монахи разбредались со двора в разные стороны, а я стояла с двумя отделившимися. — Меня Шуга зовут.
— Очень приятно, — поклонилась я. Когда в последний раз ко мне обращались молодые люди? В середине прошлого учебного года. Наглый одноклассник просил списать. Я пыталась сейчас задушить панику. Я не знала, о чем говорят мужчины! О чем с ними говорить? Как вести себя? — Какие у вас имена странные…
— Это выдуманные никнеймы, — шепотом, наклонившись вперед, поведал Шуга, неожиданно подмигнув. Ого, а монахи и так умеют? С исчезновением из поля зрения преподавателей, он превратился в обычного молодого человека, какой мог бы пройти мимо по улице. — Так положено здесь, мы же оставляем за порогом своё прошлое, да, Ви?
— По-моему, мы там и будущее своё оставили.
— Да ладно! Я не парюсь, — Шуга, ловко пройдясь по бордюру, спрыгнул с него и, оказавшись первым у двери, распахнул её, галантно согнувшись и приглашая внутрь закрученной рукой. — Прошу в лучшее место этого захолустья! Царство еды, и, внимание — самое ужасное, — отсутствия мяса!
— Мясо… — тоскливо покачал головой Ви, зайдя первым. Я вошла между ними.
— Вас не кормят мясом?! — удивилась я.
— Не положено. Это растлевает душу и размягчает тело, — пояснил Шуга, усевшись за ближний к печам стол. — Зелень, овощи, молоко, всё, что можно сделать из молока, из зелени и овощей, всё это вперемешку, крупы, вода, хлеб. Сбалансированный и целительный для воина рацион, который, я так понял, ты нам будешь готовить.
— Да, я буду и поваром тоже… — не зная, с чего начать, подошла я к глиняным махинам, возле которых, подбоченясь, стояли мешки с зерном, мукой, сетки с луком и картофелем. — А откуда здесь еда?
— Большая часть — тутошнего производства, — Шуга был разговорчивым, и я не представляла, как он выдерживает ритм монастырской жизни. Его просто-таки распирало поговорить и подвигаться, что было заметно по его плутающим по столешнице рукам и дергающимся под ней ногам. — Тут и сад, и огород, и мы всё сами должны сеять и пахать… в перерывах между учебой. Но кое-что и подвозят…
— Подвозят? — недоверчиво хмыкнула я. — По Кошачьей тропе?
— А черт его знает, как сюда это приволакивают, — рассуждал Шуга, пока Ви показывал, где брать розжиг и дрова для печи, чтобы начинать готовку. Ой-ой-ой, как всё запущенно! Я попала на тысячу лет назад. — Может, Лео на себе прёт?
— Он с вами общается? — невольно разобрало меня любопытство.
— Редко, — почти хором поведали парни. Шуга продолжал: — Он не очень людимый, а иногда, бывает, вроде бы начнет с нами болтать, даже развеселится, и тут раз — конец. Что его прервало, что не понравилось? Хрен знает, да только рядом стоять аж страшно становится. Ну, мы и расходимся, — словно очнувшись, Шуга вылупил глаза и посмотрел на меня. — Только ты это… не будешь же доносить нашим пенькам, что я тут не по уставу разговариваю и вообще?.. Я надеюсь, ты свой парень у нас будешь.
— Я не собираюсь никому ни о чем говорить, — размерено прошептала я. Меня и вообще-то одно только волновало, и пока один из вас не признается, что выходил в День Распахнутых врат, я могу быть вам лучшим соратником.
— Получается, ты тут не навсегда? — обернулся Ви, достав овощи и сунув их мне, чтобы я начала чистить и резать.
— Да, временная подработка… — закивала я, оглядываясь, где сполоснуть кабачки и капусту?
— Ах да, мы ж воды не набрали! — поднялся Шуга, угадав мой жест. — Идём, продемонстрируем кухонный колодец, — поравнявшись со мной, он заметил, что я по сравнению с ними щуплее, худее и миниатюрнее. Это неизбежно при сравнении девушки и молодых людей. — Кто ж тебя взял-то, горемычного? Под коромыслом не сломайся.
Засмеявшись, они с Ви пошагали со мной рядом, явно не намереваясь оказывать посильную помощь. Если это всегда будет так и я тут задержусь надолго, то Тигриный лог выпустит из своих пенат девочку, ставшую очень сильной и крепкой, хотя она всего лишь искала похитителя своего покоя.
Примечание к части *сонбэ — учитель, наставник, уважительное обращение к старшему
** персонаж игры и фильма Мортал Комбат с закрытым лицом