После ухода Джина из Тигриного лога в библиотеке мало кто бывал. Опомнившись о том, что он сунул загадочную книгу в ящик стола, я, прежде чем пойти на первое занятие с ребятами, обещавшими помочь мне готовиться к возвращению в школу, побрела на розыски коварного объекта. От греха подальше, надо убрать эту Темную Библию с глаз остальных адептов, чтоб уберечь обитель от очередных репрессий. Но ящик был пуст, хотя о себе я точно помнила — в нем я не убиралась. Мог ли залезть Хансоль? Кого пора спасать? Чей любопытный нос залез в этот справочник демонологии и вызовет вот-вот Сатану, то есть, приказ Хенсока покинуть монастырь? Но, под предлогом мойки полов в общежитии (куда раньше я почти не совалась), я оглядела все комнаты и не нашла утерянной книги. Занимаясь с Рэпмоном и Пигуном, с радостью согласившимся помочь по моей с Шугой просьбе, я оглядывалась, как на спиритическом сеансе, не объявится ли вдруг на столе то, о чем я думаю? "История чего-то там" не появлялась. Я решительно прошарила шкафы, где все остальные работы и монографии были расположены строго по порядку: либо по тематике, либо по году издания. У той "истории" обложка была потрепанной, и я предусмотрительно, особо внимательно, изучила полки, где стояли произведения примерно такого же вида подержанности. Но снова было пусто. Что за домовые тут правят? А что, если Джин унес её с собой?.. Зачем бы ему это было нужно? Если он не станет воином, то к чему какая-то память об этом месте? Или взял, как сувенир? Что ж, я и сама многое отсюда хотела бы вынести. Вплоть до совершенно всего. Но самое ценное, всё-таки, останется в душе. Именно знаниями и тем, что я поняла для себя, буду я дорожить. И дружбой, и любовью…
На третий вечер к нам подтянулся Дженисси, как выяснилось, вполне разбиравшийся в химии. Мне пришлось забыть о той самостоятельной воинской подготовке, которой я посвящала время перед сном. Теперь я горбилась над учебниками, принесенными с собой, решала примеры, писала фразы на английском, и мои молодые учителя — о таких в школе можно было бы только мечтать, — проверяли и поправляли меня. Двое из них до сих пор не знали, что я девочка, а Репмон мужественно держался и не выдавал меня ничем, не оговаривался и не употреблял подозрительных формулировок. И, что было приятно лично мне, совершенно не говорил пошлости и брань.
Пятничный обряд исполнялся неукоснительно. При любой доле риска и уровне надежности, вот уже пол-осени как, я пробираюсь в баню и привожу себя в порядок. А с холодами не только моюсь, но и греюсь. Наладившиеся максимально отношения с Сандо привели к тому, что утром он поинтересовался, не посторожить ли меня? И когда я ответила, что если он не будет раскидывать Шугу и Ви, то они вполне справятся, соизволил промолчать и не съязвить в ответ. Мне показалось даже, что он, впервые за всё то время, что я его знаю, был спокоен и не дергался.
Домывшись и высохнув, пока прибиралась в бане и спускала воду перед уходом, я оделась и вышла на крыльцо, где терпеливо шептались, дожидаясь меня, Тэхён и Юнги. Я подняла лицо вверх, куда смотрели и они, водя пальцами по черному звездному небу. Меж губ дыхание вырвалось легким парком. Подмораживало.
— Вы астрономией увлеклись? — полюбопытствовала я.
— Нет, выйди из-под козырька, — потянул меня за штанину Ви. Я спустилась на две ступеньки. — Смотри, какая луна желтая! — И правда, мне открылся вид на пока ещё не круглое око ночи, обычно серебрящееся, но в этот раз сияющее, как золотая монета.
— Вау! — не сдержалась я, невольно скопировав друга, который любовался всегда в своем роде — с распахнутым ртом.
— На Хэллоуин, должно быть, полнолуние будет, — заметил Шуга. — Как устрашающе!
— В буддизме нет Хэллоуина, — оповестила я его, не желая разочаровывать, но факт был фактом.
— Это они зря, большое упущение, — посетовал он. — Но всё равно можно попугать кого-нибудь.
— Надеюсь, это буду не я, — покосившись на Шугу, я сошла на землю с лестницы. — Ну, что, пить чай и учиться? Кстати, вы могли бы раньше ложиться спать, а не вольными слушателями захаживать в библиотеку.
— А мы, может, тоже умнеть хотим, — сразу же защитился Сахарный.
— Но вам это не пригодится. Лучше бы ты мастера Ли внимательнее слушал. Кстати, я давно не была на его лекциях, по которым скучаю. О чем он вам там рассказывает?
— Да так, нравственность нам всё прививает, высокие материи, выхолащивает…
— Мне понравилось про Вечность, — подперев подбородок кулаком, Ви всё ещё смотрел на небо.
— Про Вечность? — уточнила я. Юнги традиционно воззрился так, словно впервые слышал что-то подобное. Нет, ну он точно спит на уроках! Как не стыдно?
— Да, он рассуждал… я не говорю "утверждал", потому что мне никогда не думается, что он настаивает на чем-либо, — заметил Ви. — Он всегда именно "рассуждает" и хочет, чтобы мы это делали вместе с ним. Так вот. Он рассуждал, что у каждого человека есть неосознанное стремление обессмертиться. А что такое бессмертие? Это пребывание в вечности. Никто не знает, существует ли душа и попадаем ли мы куда-то после смерти, но зато есть два физических способа оставить после себя след: потомство и творчество. Материальные и духовные детища… Он выдвинул теорию, что к размножению тянет вовсе не инстинкт, а именно то сокрытое желание зацепиться на Земле, укрепиться. То же самое с огромным количеством людей, которые не согласны заниматься обыденными делами. Они хотят именно творить, создавать шедевры, выражаясь в этом, чтобы даже через века о них вспоминали остальные. И ведь правда, в основном, если человек творческий, то он одинок, и не размножается, а если хорошо размножается — то не творческий.
— А-а, — припомнил Шуга. — Да, это одна из тех проповедей, что взорвала мне мозг.
— А мне интересно, — присела я между ними. — Продолжай, Ви.
— Там особенно нечего продолжать, — махнул он рукой, опустив взгляд от бескрайнего и божественного, к бренному и простому — к нам, — Смысл в том, что в погоне за вечностью мы теряем своё, пусть короткое, но лично наше время. Амбиции и эгоцентризм разрушают счастье, направляя наши усилия на недостижимое или на необходимое, с нашей точки зрения, хотя на самом деле необходимым может являться что-то совершенно другое. Что-то, чего не заметит никто в мире кроме тебя самого, но что принесет тебе счастье.
— Да ты почти наизусть что ли это вызубрил? — удивился Сахарный.
— Я законспектировал и потом перечитал, — Ви довольно расплылся. — Я уже быстро пишу. Мне нравится писать.
— Я заметил, ты теперь везде чиркаешь, всю бумагу изведешь скоро. А вообще, мне запомнилась только одна из финальных фраз. Она была красивая. Мастер Ли сказал: "Это нам нужна вечность, а вечности мы не нужны".
— Пессимистично, — опустила я уголки губ вниз.
— Вовсе нет! — усмехнулся Шуга. — Это слова о том, чтобы мы спустились с небес на землю, и посмотрели вокруг. Возможно, мы увидим кого-нибудь более близкого, кому мы нужны, в отличие от вечности, — легко щелкнув меня по носу, он поднялся и потянул меня за руку, заставляя встать. — Иди, теплее оденься и приходи на кухню. А то воздух почти морозный, а ты из ванны!
Я побежала по лестницам рысцой, действительно ощущая легкое покалывание холода. Как жаль, что пропускаю обучение у мастера Ли каждый божий день! Но я сама выбрала строевую подготовку у Хана. За последнюю неделю я стала значительно умелее. Иногда, разминаясь утром и тренируясь с Сандо, невольно ощущалось, как прибавились силы и ловкость, с каким изяществом я могу выполнить какой-нибудь финт, раньше не дававшийся мне и близко. Я была довольна этими своими успехами. У калитки, над которой горела дежурная лампочка и на которую я всегда бросала взгляд, по старой памяти надеясь увидеть Лео, мне заметилась тень. То есть, одна там была законная, тень Джей-Хоупа, и я бы назвала это явным отчетливым силуэтом, а вот второе — то было черной неразборчивой тенью. И, поскольку я патологически уверовала в бесконечные заговоры здесь, обманы и интриги, то испугалась, уж не проведут ли меня и не уйдет ли Лео раньше положенного? Да и его самого кто предугадает? Притормаживая, я сменила направление и пошла к воротам. Может это и не моё дело, но я должна убедиться, что никто не уходит и не приходит. Тигриный лог стал моим домом, а любой человек хочет знать, кто в его доме присутствует, а кто отсутствует. Меня засекли издалека и, когда Джей-Хоуп уже хотел выйти вперед, прикрывая кого-то, он был остановлен чьей-то рукой.
— Кого я вижу? Она всё ещё здесь? Неужели держится? — я вышла из темноты и, приблизившись, опознала Хонбина. Вот так встреча! Ему, судя по всему, как прошедшему монастырскую школу, мрак не помешал разглядеть меня в темноте и издали. Всё так же одетый в черное, он выступил вперед, играя ямочками на щеках и аморальным блеском глаз. Он точно тут воспитывался?
— Вечер добрый, — поздоровалась я. — Держусь, как видишь. А ты тут что делаешь? Неужели так быстро за третьим таном пришел? — Хонбин хохотнул, переглянувшись с Джеем, мол, а девчонка-то в теме. Он кивнул на руки привратника, и я посмотрела в них, держащие мобильный телефон и толстую пачку денег. — Что это?
— Наркотики покупаю, а ты думала? Тут только яблочки и хурму выращивают? Чуть подальше маковая плантация. Хенсок у нас дилер номер один, ради чего ещё на эту гору попрешь в холод и темноту, если не за дозой?
— Чего? — распахнула глаза я, отвесив челюсть.
— Глухим песню дважды не включают, чего, чего, — отмахнулся от меня Хонбин и развернулся к Хоупу. — В общем, привет учителям, остаться не смогу, надо быстрее назад возвращаться.
— Совсем засада?
— Временами не без этого.
— Кому эти деньги? — недоумевала я, приходя в себя от острых шуток выпускника обители. — Ты что, выплачиваешь теперь долги за обучение? Или это дань всемогущему Хану*?
— Это для Лео, — серьёзно посмотрел он на меня. — Не знаю, в курсе ли ты, но он уходит отсюда скоро. Ему нужно будет связаться с… со мной. Ну и как-то обеспечить себя первое время. Голуби, к сожалению, не так надежны в доставке, как я.
Передо мной, а скорее подо мной, разверзлась пропасть. Всё предстало наглядно. Уход Лео, неотвратимый, скорый, совсем близкий. Его миссия, эти их мужские дела, в которые мне нет допуска… телефон и деньги… это никак не вяжется с образом монаха, каким я его знаю. Он хоть умеет пользоваться какими-либо гаджетами? А делать покупки в магазине? Вы что, смеётесь? Неужели его никто не встретит? Не проводит куда-нибудь… он просто выйдет отсюда в… никуда? Мне сделалось страшно. Пришедший парень уже исчезал за порогом калитки.
— Хонбин! — крикнула я. Он остановился. — Можно поговорить с тобой?
— Ну, выйди на чуток, — улыбнулся он, закончив пересечение границ Тигриного. — Не будем нарушать устав. Ох, как я отвык от этой фразы. Ностальгия… — я пошла за ним и, поглядев, как терпеливо Джей-Хоуп остался у сторожки, вышла на небольшую площадку, где когда-то ждала… где Лео кормил заплутавшую кошку. Как это было недавно… как это было давно.
— Хонбин, скажи… то, что вы делаете… очень опасно? — он продолжал улыбаться, хотя его лицо было видно уже не так подробно. Свет лампочки нас почти не достиг, а луна скорее обманывала зрение, чем помогала ему.
— А что в этом мире совершенно безопасно, скажи мне?
— Проживание в Тигрином логе?
— Вижу, ты прониклась, — он похлопал меня по плечу. — А знаешь, почему в нем так хорошо и спокойно?
— Почему? — напряглась я, навострив уши. Дважды прозванной глухой быть не хочу.
— Потому что такие как Лео, как Хан и я снаружи, а не прячемся в его стенах. И чтобы таких мест, как это, было больше, нужно больше таких, как мы. Математика, прямо пропорциональная зависимость.
— Чтобы было больше таких, как вы, таким как вы нужно беречь себя, — сквозь зубы сказала я, стараясь не очень явно показывать, что переживаю за Лео, и по каким именно причинам.
— Это уж как получается, — пожал плечами Хонбин. — Всего не предусмотришь, везде не подстелешь.
— А можно тебя спросить? О личном… — покраснела я, но этого было не видно.
— Хм, ну попробуй. Надеюсь, тебя на вопрос навело не про "подстелешь"?
— Прекрати шутить! Я серьёзно, — Хенсок говорил, что троица, включая Лео, была трудной, но если Лео труден из-за замкнутости, то с Хонбином, наверное, сладу не было от неугомонности. — У тебя есть девушка?
— А я почти угадал, — подмигнул он и, как я и просила, стер улыбку с губ. — Нет, нету.
— То есть… вы за стенами монастыря продолжаете воздерживаться и ведете праведный образ жизни?
— Подожди, ты спрашивала не про воздержание, а про девушку. Девушки у меня нет. Если ты об отношениях, — я закатила глаза к луне. Ну ясно. С этого станется. Нет, его точно Хан ремнем не дошлепал. И Хенсок не дотюкал мозг, и Ли плохо воздействовал.
— А как же быть однолюбом? А как же…
— Слушай, мне пора идти, правда, — он похлопал передо мной извиняющимися глазами. — Я не говорю прощай, я говорю до свидания… всякое бывает!
И крутой спуск с Каясан спрятал его во тьме. Оставшись одна, я поежилась, только теперь вспомнив о холоде. Развернувшись, я шагнула в калитку, тут же окунувшись в уют и защищенность толстых стен. Странно, всего два метра от ворот, а было ощущение, что я попала в дикий и неизведанный мир, где за каждым кустом опасность и враги. Парк юрского периода. Разве что в мистику я не верила, а то бы воображение добавило оборотней и нечисти.
— Вы мне тут дом свиданий не устраивайте, — с иронией сказал Джей, закрывая толстый засов на двери.
— Это говорит монах, который полгода назад где-то перехватил секса? — прищурилась я.
— Ну, перехватил и перехватил, что теперь, до гроба попрекать? — просяще воззрился он.
— Всего-то до середины ноября, — хмыкнула я, вдруг поняв, что буду переживать даже о судьбе Джей-Хоупа. Я не хочу, чтобы ни он, ни кто-либо ещё отсюда пострадал когда-либо. — Уйду, тогда избавишься от подколов.
— Да мне не в тягость, — заулыбался он. — Но, как говорится, кинь камень тот, кто сам без греха.
— Засранец, — дружелюбно проворчала я. — Ну, целовалась и целовалась, что теперь, вечно в укор ставить?
— Потерпишь до пятнадцатого ноября, — парировал привратник.
Спустившись по каменистой тропе, в конце которой Лео обычно ловил меня и ставил на ноги, мы оказались у запруды источника. Занятия накануне плохо шли, в голове ничего не укладывалось после того, как Хонбин продемонстрировал своим появлением подкрадывающийся миг расставания. Каждая извилина теперь думала только об одном: после этой останется лишь две субботы, второго и девятого чисел. Только в эти дни мы с Лео проводим максимально много времени вместе. Несколько часов, он идет рядом, слушает меня, иногда отвечает, он держит меня, подхватывает, подстраховывает. Раннее утро сковывает дыхание морозом. Вокруг уже почти всё опало, поблекло. Последняя часть осени перед тем, как выпадет снег и начнется зима. Зима, которую не увидит здесь Лео, отчего он и горевал. И эту трагедию я разделяла. Пусть я даже и попытаюсь прийти сюда на Рождество… если осилю заиндевевшую и покрытую льдом Кошачью тропу. Но Его здесь не будет.
— Ты, наверное, уже знаешь, что вчера Хонбин приходил? — Раньше, когда было теплее, я садилась на траву. Теперь я стелила на холодную землю захваченный с собой плед, сложенный в несколько раз. Лео кивнул и добавил:
— Ты всегда знаешь, что происходит в Логе…
— Это не от чрезмерной внимательности, — искренне покаялась я. — Мне просто везет быть в нужное время в нужном месте. Ты умеешь пользоваться сотовым? — задала я вопрос о своих опасениях. Опять кивок. — Тебе приходилось звонить куда-нибудь?
— Звонить — нет, но пользоваться умею, — уточнил он и посмотрел на меня, ожидая, когда я отвернусь, чтобы он разделся и забрался в воду. Я отвела взгляд.
— Я бы хотела иметь твой номер… чтобы могла позвонить и спросить, как у тебя дела, узнать, что с тобой всё в порядке. Поздравлять с праздниками… это ведь позволительно? Или нет? Я могла бы оставить тебе свой номер… — привычно бормотала я и себе и ему, но в ответ тишина и я, не выдержав уговора, потихоньку, приподняла взгляд, как раз на том месте, когда Лео, уже совершенно без всего, стоя ко мне задом, входил в ледяной источник. Щеки вспыхнули огнем. Голый… совершенно голый! Почему я себе это позволила? Он ведь доверился мне. Но всего две субботы… неясное будущее, расставание… я хочу смотреть и запомнить! Он вошел по грудь и я, видя что он чуть поворачивается, опять спешно отвернулась. О чем я там говорила? — Так что насчет поменять за. ж… по… поменяться номерами, — собралась я с мыслями и сделала приличный вид: — Можно поворачиваться?
— Можно, — разрешил Лео. Я поближе подтащила своё сидение к краю водоема и села.
— Ты оставишь свои координаты?
— Нет, — он покачал головой. — Нельзя, пойми, пожалуйста.
— Нельзя, нельзя, нельзя! — громче повторила я, как вызов крикнув горе, и голос отдался эхом. — Как много всего, чего нельзя, и как мало можно! Я считаю, что нельзя выполнять долг без перерыва. В любой профессии бывают отпуска и даже на пенсию потом выходят… почему у тебя не должно быть момента, когда позволено всё? Ну, пусть не всё, но больше обычного. Хоть немножечко, но для себя пожить нужно.
— Но… — Лео оглядывался, водя ладонями по поверхности водной глади. — Разве делать для других — это не для себя?
— Ты становишься счастливым, когда помогаешь кому-то? — У него даже глаза слегка посветлели. Он плавно кивнул.
— А я вхожу в число тех, кому ты должен помогать? — он насторожено впился в меня глазами. — Моё счастье, если оно зависит от чего-то, зависящего от тебя, оно стоит того, чтобы ты как-то поспособствовал ему? Если я не буду счастлива, когда ты пропадешь из моей жизни, Лео… если моё счастье заключается в том, чтобы остаться рядом с тобой?
— Не говори так! — остановил он меня, замерев. — Ты не знаешь, что говоришь. Я же объяснял тебе…
— Что будет опасно, и ты не подвергнешь меня этому? Ты думаешь испугать меня? Или не веришь в мою решительность? Или ты думаешь, что я демон Мара, который просто пристаёт к тебе, чтобы нащупать слабые места, а потом отстанет, когда собьёт тебя с пути истинного? — Я поднялась и, решительно желающая доказать Лео, что люблю его (произнести язык не поворачивался, да и, надо по его же методике, меньше слов, и доказывать поступками), принялась развязывать пояс. Глаза монаха медленно расширились, следя за моими руками. Пальцы ловко откинули оби и принялись стягивать с себя хакама.
— Что ты делаешь? — изумленный, как ребенок, прошелестел тенор Лео.
— Ты говорил, что если сунуться в источник с нехорошими мыслями, то заболеешь. Вот и посмотрим, какие у меня мысли и чего они стоят.
— Вода холодная! — выставил вперед ладони молодой человек, пытаясь остановить меня. — Ты… ты ведь не закаленная. Ты не можешь сюда забраться…
— Почему же? Могу, — одежда разлетелась прочь, и Лео опустил глаза, хватая воду в кулаки, но она выскальзывала.
— Я… я же говорил, что ты должна быть стыдливой, — с каплей осуждения взмолился он, но переживал сейчас не за мой моральный облик, а за то, что переворачивается внутри него.
— А ты должен избавляться от стыда, — напомнила я, подойдя к краю и пощупав кончиком большого пальца ноги температуру источника. Лед. Будда, помоги мне пройти это испытание! Я же ради благого дела. То есть, светлого чувства. Затаив дыхание и стиснув зубы, я ринулась вперед, пронзаемая иглами холода. Мороз сковывал и обжигал.
— Пожалуйста, не делай этого! — повторял Лео. — Ты заболеешь!
— Ничего, вылечите ещё раз, — едва смогла произнести я, потому что посиневшие губы отказывались подчиняться, не дрожа. Я закрыла глаза, потому что так показалось немного легче. Воды уже по пояс, по нижние ребра, выше… В легких закончился кислород. Дышать, не забывать дышать! Как же холодно… ещё чуть-чуть… Вместо ледяной воды моей груди коснулась теплая грудь Лео. Я открыла глаза. Он подплыл ко мне и, встав передо мной, прижал к себе, пытаясь и вытолкнуть назад и согреть одновременно.
— Сумасшедшая! Куда ты лезешь? — грозно и одновременно мягко отчитал меня он. Я вцепилась в него, обняв вокруг торса и трясясь. Ни одно слово не получалось выговорить. Челюсть свело. Но я терпеливая, я добьюсь своего. Я уперлась, чтобы он не сдвигал меня с места. — Хо, прекрати упираться! — я уткнулась носом в его грудь. Как он держится здесь? Как умудряется быть таким безмятежным? Он же не просто окунулся и вылез, он торчит тут по полчаса! А то и больше. Плавает, моется. — Хо, вылезай!
— Нет! — Интересно, я задницу себе не отморожу? Ноги вот начинает сводить судорогой. Но их я хотя бы ещё чувствую, и это успокаивает. Лео оторвал меня ото дна и, подхватив на руки, потащил прочь из источника. — Эй! Верни меня на место! Ты ещё не убедился, насколько серьёзно я настроена! — он молча нес меня, а мне хотелось сопротивляться и колотить по нему, и я бы сделала это, разогнись в должной мере мои скрюченные от холода руки и ноги. Лео вынес меня на берег, и только на поверхности я стала осознавать, что мы оба абсолютно голые. Вот уж впрямь, Адам и Ева. Положив меня на свои вещи, он присел на корточки, умудряясь двигаться так, и располагаться относительно меня так, чтобы я ничего лишнего не увидела. Дотянувшись до пледа длинной рукой, он встряхнул его и укутал меня в него от шеи до пяток. Сам даже не шелохнулся. Что в воде, что на воздухе, не мерзнет. Стуча зубами, я стала чувствовать, как кровь опять разгоняется по венам. Сквозь теплую и плотную ткань, он опять прижал меня к себе. Я положила нос на его плечо, медленно и верно согреваясь, пока его большие ладони поглаживали мою спину. Когда-то ко мне в ванную забрался Джин, а сегодня я сама сыграла его роль. Только в этот раз целью были вовсе не сексуальные удовольствия. Я и не думала о них, а уж Лео — подавно. — Если ты себя не будешь беречь, — прошептала я ему в ухо, — То и я не буду, понял? — отстранив от себя, монах взял меня за плечи и посмотрел в мои глаза. Они горели настоящим убеждением и правдой. Что сказала — тому и быть. Он перенес ладони на лицо, обхватив его и продолжая воспитательно на меня глазеть. Долгий свет назидания сменился вспышкой отчаяния и потух, оставив темноту вожделения в черноте его очей. Лео коснулся моих губ поцелуем и, крепко обнимая, невольно толкнул меня назад своим напором. Упав на спину, я утянула его за собой, не разорвав поцелуя, и оказалась под ним. Испугавшись позы, Лео прекратил целоваться сам. Мы посмотрели друг на друга. Он сверху. Обнаженные плечи, соблазнительные ключицы, коснуться этого всего… Но, завернутая в кокон пледа, я была не очень подвижна. — Наконец-то, — промямлила я ошарашено-радостная. — Ты поцеловал меня…
— Разве это первый раз? — не понял моей очарованности Лео.
— Я имею в виду… без моих просьб. Сам. — Он провел пальцами по моей щеке, в который раз глядя на меня, как будто впервые видел. Поцеловал висок, ближе к внешнему уголку глаза. Мне уже было жарко, и я забыла про то, что пять минут назад едва не умерла от холода. Он ещё плутал губами возле моего лица, когда я поймала их своими и призвала вернуться к так хорошо начатому. Лео продолжал поцелуй, осторожно лаская уста, не решаясь ввести в дело язык, как то было с… да не важно! Какая разница, как целовали меня другие, когда именно эти поцелуи лишают меня дара речи и заставляют терять контроль над собой.
— И всё равно это плохо, — оторвавшись, изрек он над моим ухом.
— Это было замечательно, — исправила его я.
— Пусть мы не на территории монастыря, но я всё ещё монах, — поелозив от неудобства скомкавшейся подо мной его одежды, я ощутила, что сверху в меня упирается нечто, не могущее быть локтем и коленом, слишком уж посередине оно находилось. О! О-о… Неужели… Лео?.. Мысли тут же закружили каруселью, и я нервно облизнула губы.
— Без обмундирования монаха, мне кажется, — сделав паузу, чтобы убедиться, что чувствую то, что чувствую, я закончила: — Ты всего лишь мужчина, Лео. А мужчине подобное скорее в плюс.
Примечание к части * игра слов. Хан не только фамилия мастера, но и во многих азиатских странах титул правителя.