18 октября

Два утра подряд прошли однотипно; я приходила в спортзал, не здоровалась, подходила к Сандо и пыталась до него добраться в честном бою. Он позволял мне дергаться и выделываться — по-другому мои бессмысленные и тщетные потуги обозвать и нельзя, — пока не начинали иссякать мои силы. Тогда парень хватал меня и опрокидывал на мат, без лишних слов (да что там, вообще без единого слова за всю разминку) показывая, что урок окончен. С Чимином мы никогда не доходили до того, чтобы тренировка превращалась в драку. Сдерживался и он, и я. Но здесь было совсем другое. Я ни в чем себе не отказывала и упражнялась во всю меру, через меру, без меры. Однако для Сандо это было ничего, поэтому мои старания не увенчивались успехом.

Пока все корпели над философией и просветлением под чутким руководством мастера Ли, я вкушала знания от Хана, исключительно практические, поскольку теории в борьбе было минимум, и она озвучивалась лишь поправками и пояснениями. В целом, её уже все знали, поскольку в искусстве воина держать в голове нужно минимум, а вот владеть телом предпочтительно в совершенстве. Именно в этом и заключается сложность и основа воинского умения, в том, чтобы знание и ум растеклись по мышцам, укоренились в руках и ногах, в жилах и костях, чтобы они решали сами, думали сами и знали, что делать, при любых обстоятельствах. Умелый организм — это мыслящий организм, полностью, каждой частью. Всё муштруется до автоматизма. Только так можно одновременно планировать атаку, отражать нападения, замечать приближение одновременных опасностей, ориентироваться в пространстве с погрешностью в полмиллиметра. Мастер Хан демонстрировал, как удар страшной силы он может остановить впритык к врагу, даже если тот был в движении. Управлять собой, владеть собой в любых условиях, уметь прекратить бой при смене ситуации. Это и физическая, и моральная закалка. Если ты зол, гневлив или раздосадован, из-за чего теряешь бдительность, ты не станешь идеальной машиной войны. Или справедливости, как предпочитал говорить Хан.

— Взгляд человека охватывает сто восемьдесят градусов, — рассказывал мне Хан то, что я пропустила на общих занятиях, к которым когда-то ещё не была допущена. — В то время как полный охват состоит из трехсот шестидесяти градусов. Поэтому мы никогда не видим, что происходит за спиной, — мужчина указал на небо. — Днем можно видеть тени. Они ложатся по земле, продолжая людей, и выдают их место нахождения. Никогда не заходи со спины, если твоя тень идет вперед. Сделай всё, чтобы враг был к солнцу лицом. Сама же не забывай смотреть на землю. Не все звуки подвластны слуху, они бывают слишком тихими. Но нет ничего невидимого из материального. Кроме прозрачного стекла, — Хан улыбнулся, — Но нападения стекла бояться не стоит.

Впитывая все его поучения, я хотела бы записывать и конспектировать, но была занята одновременными упражнениями и практиками. Прыжки, изгибы, финты и удалые развороты, казавшиеся мне поначалу не подвластными, но затем ставшие удаваться. За несколько недель моя растяжка и пластичность увеличились, и новые навыки приобретались с большей легкостью.

— Но ты можешь и сама стать тенью, — Хан зашел за мою спину. Я слышала только голос, но не видела его. — Достаточно приобрести скорость и ловкость. Это ничего сложного, всего лишь раскрытие подлинного потенциала возможностей. Они почти безграничны. Да, мы не можем летать, например, — я попыталась обернуться, но не увидела мужчину. Он же стоял сзади? Я закончила оборот, но его не оказалось позади. Голос раздался из-за спины опять. — Но в пределах отведенной человеку земли, с её притяжением, он способен творить что угодно, — я резко развернулась назад, но Хана опять позади не оказалось. Где он?! Мы стояли посередине небольшой площадки, освещенной предполуденным светилом, и его голос находился совсем рядом. Я стала кружиться вокруг оси, не находя его, но слыша, пока не остановилась.

— Как вы это делаете? — всплеснула я руками.

— Посмотри вниз, — я опустила взгляд и увидела темный силуэт тени под ногами. Да, он был здесь, не исчез. Но уворачивался с такой быстротой, что угнаться было невозможно. Для меня. — Если научиться определяться в пространстве безошибочно, то ты становишься не более чем тенью. Невидимка, которой не существует, — я обернулась в последний раз, боясь опять его не застать, но Хан стоял и улыбался, не двигаясь больше. — Мастерство сражения — это не просто сила и желание победить. Это готовность сделать невозможное. Конечно, тебе это всё не пригодится, — учитель пожал плечами, — Но раз ты попросила преподать тебе уроки, то я преподам всё, что даю и другим ученикам.

Я благодарно кивнула, и мы продолжили занятие.

После обеда мне нужно было поговорить с Лео. Сегодня была пятница, Сандо обо мне всё знал, я уже ни на кого не надеялась и испытывала страх по поводу своей безопасности в бане. Не хотелось подставлять своих друзей. Если Сандо что-то взбредет в голову, то они с ним не совладают. Только Лео сдерживает его, и я попрошу, чтобы он посторожил. Тем более что он больше не караулит калитку. Да, но где его искать, в таком случае? Я с тоской посмотрела на ворота, у которых скучал Джей-Хоуп. Теперь даже издалека я видела, что привратник другой, хоть и закрыто лицо. Плечи, осанка, рост, повадки и неуловимые жесты — я заучила всё. Нужно было подойти к Лео сразу после обеда, но я забылась и принялась мыть посуду, и вот, ищи его. Наверное, он в своей хижине отшельника, что за ступами. Место, идущее вдоль обрыва, живописное и захватывающее дух своей опасностью. Периферия монастыря.

Я обошла надгробия, безымянные и не похожие на могилы, и, озираясь на провал в пропасть, брела к едва различимой на фоне скального скоса избушке. За обрывом, где-то далеко-далеко, до горизонта, стелились холмы, выше и ниже, как сооруженные кротами на полях бугорки. Уже не зеленые, но ещё и не однотонно серые или белоснежные, аляпистые, такие скромные и непривлекательные с нашей высоты. Нет, они красивы и создают чудесную панораму, но мне совсем не хочется спускать к ним, возвращаясь с высот на уровень поселка, рек и прямых дорог. Это как сойти с трона, став дервишем. Именно так и сделал Будда, пробыв сыном правителя и, отказавшись от богатств и благополучия, уйдя к странствованию и нищете. В Тигрином логе не было богатств, и никто не обладал властью; даже Хенсок, казалось, пользуется не ей, а правом сторожить устав, который нельзя нарушать. Почему же мне взбрело в голову, что все живущие здесь куда значимее тех, что живут внизу? Я привыкла к ним, полюбила их. Сроднилась.

На мой стук в дверь никто не ответил. Зная Лео, я и не ждала устного ответа, но он бы тотчас открыл, явив себя посетителю. Чтобы убедиться в своей правоте, я распахнула дверь сама и удостоверилась, что внутри никого. Но где же он? Я поплелась обратно. Как удобно было, когда он был зафиксирован у входа в обитель! В любое время дня и ночи. Помимо прочего, и это тоже создавало в его образе что-то надежное, постоянное, на что можно положиться. А теперь, что в поле ветер. Эх, загулял мой Саб-Зиро. И это он ещё за порог не вышел! Я застыла, выбравшись с окраины, где царили древние захоронения. Я вдруг представила, что выйдя за порог, Лео сменит одежду на обычную, современную, в какой я его никогда не видела. Джинсы, рубашка, куртка. Уедет куда-то, будет бродить по улицам, на него будут оборачиваться девчонки (разве можно не обернуться на такое внешнее превосходство?), те, что посмелее, попытаются познакомиться, начнут шутить над ним или смеяться, видя, какой он смущающийся и сторонящийся всех. Хотелось буквально сказать себе "да ну нет, бред какой-то", потому что Лео вне стен Тигриного не вписывался ни в одну модель поведения, ни в одну концепцию мира. Каково ему там будет? Заведет ли он там личную жизнь когда-либо? Почему меня это так взволновало? Потому что тут, нравился он мне или нет, влюблена я в него или… да? Неважно, я знаю, что он принадлежит монастырю, долгу, Хенсоку, чему-нибудь ещё, чему угодно и, в крайнем, но весьма желанном случае, мне тоже. Как единственной девушке, что тут вообще может быть. А через месяц, даже меньше, когда он уйдет, у него останется только долг. И найдется что-то новое. Не может не найтись, если сам Лео искать и не будет. Такова нынешняя жизнь, что его найдут. Найдет. Какая-то там, которую я беспочвенно возненавидела, на ровном месте, прервав поиск Лео. Да где же он? Я сдвинулась с места.

И с чего это всё снизошло на меня сейчас? Впрочем, мысли всегда приходят неожиданно и без приглашения, их родина никому не известна. Возможно, сегодня был первый день, что я не провожу в ежечасных воспоминаниях о Джине. Уже почти неделю я не видела его, а после его ухода жизнь, вопреки моим ожиданиям, не замедлила свой бег, а, наоборот, огорошила меня Сандо и уроками Хана, на которые я набилась. И дел прибавилось, ведь прибраться в библиотеке мастер Ли посылал раньше Джина, одного или со мной. Но осталась только я. Немного помогал Хансоль, тоже любитель поискать в книгах интересное. Но, что-то подсказывало, он ищет не то интересное, что искал там Джин. А вот, кстати, и сам этот юноша, с Джеро сидят в беседке, где когда-то мы, нашей компанией, рассматривали приближение грозы. Я притормозила возле них.

— Вы не видели Лео?

— Лео? — Джеро передернул плечами, выказывая неосведомленность. Хансоль расплылся, закинув ногу на ногу.

— То-то я гляжу, ходишь, как заблудившийся в нашей эфебии*, думаю, потерял что-то что ли? А ты целого Лео потерял! — коротко хохотнув, он указал пальцем на башню настоятеля. — Последний раз я видел его в той стороне.

— Спасибо, — полупоклоном поблагодарив его, я отправилась туда, куда меня направили.

Что ж, даже если я не найду его у Хенсока, то и с Хенсоком поговорю. О разном. Давно с ним доверительно не болтали.

Постучав по входной балке, я громко объявила о себе и, скинув сандалии, поднялась по лестнице на второй этаж. Старик сидел на своём привычном месте за низким столиком, и Лео тоже был здесь, напротив него.

— Разрешите? — не переступала я границы комнаты, выглядывая из-за угла.

— Очень кстати! — объявил Хенсок, обрадовавшись. Лео, сутулясь, неловко покосился на меня и отвернулся к опустевшим чашкам между ними. — Проходи, Хо, проходи…

Я вошла, чувствуя, что как будто бы речь перед моим появлением шла обо мне. Это не мания величия и я, отнюдь, редко считаю, что заслуживаю чьего-то внимания, но лицо Лео выдавало что-то такое.

— Итак, повторишь то, что ты только что сказал? — поинтересовался у него Хенсок. Молодой человек замялся ещё сильнее, запрятав ладони между колен, утопив их в хакама. Он дернул головой, не поднимая взгляда. — Хорошо, можно я скажу сам, если ты не против? — Лео извлек из себя какой-то неуверенный, но благоволящий жест. Я, недопонимая, осторожно приблизилась и села на стул у стенки. Хенсок обратился ко мне: — Как ты знаешь, этот юноша должен получить первый тан и покинуть Тигриный лог. Он уже давно должен это сделать, но упорно сопротивлялся, — настоятель вздохнул. — И вот, когда вроде бы всё уже разрешилось и мы назначили церемонию на пятнадцатое ноября, церемонию, после которой в тот же, или на следующий, день, Лео должен выйти во внешний мир… он говорит мне… что он говорит мне? — настойчиво наклонился вперед Хенсок, желая подцепить взгляд Лео и уставиться в него.

— Что я не уйду… — уступая его напору, тихо пробормотал парень под нос. — Не уйду, пока Хо останется здесь…

— Слышала? — посмотрел на меня Хенсок. Нельзя было сказать, что он разозлился. Скорее, что он изображает злость, пыхтя в обе ноздри и ненавистнически щурясь. Я округлила глаза, показывая откровенно, что не просила ни о чем таком и для меня самой это внезапность. Я воззрилась на Лео.

— Но почему?.. — Мне было странно, интересно и удивительно, что привратник желает зацепиться таким образом. Я полюбопытствовала, но сама уже знала ответ: он нашел хоть какую-то причину, чтобы задержаться. Он будет упираться всеми частями тела, чтобы подольше остаться в месте, которое стало ему домом.

— Он считает, что должен охранять тебя, потому что наши мальчики ещё недостаточно воспитались, — озвучил Хенсок, понимая, что от Лео мы долго будем ждать объяснений. Он добавил своих умозаключений, подтверждавших мои: — Опять нашел способ, чтобы не уходить. Вот изворотлив, уж!

— Я не… — открыл рот Лео, но Хенсок поднял руку, и в его глазах уже тайно плясало веселье.

— Не надо мне больше ничего говорить! Я наслушался, — он откинулся, напоследок изображая негодование и свирепость. — Ступай, мне нужно кое-что сказать Хо.

Послушно поднявшись, монах поклонился и, зыркнув на меня искрометно, вышел вон. Я подозрительно проводила его спину и обернулась к дедушке.

— О чем вы хотите поговорить со мной? — насторожившись, я ждала очередных интриг.

— Да ни о чем, — отмахнулся он, спокойно вздохнув. — Пусть пойдет, проветрится, подумает. То, что он хотел сказать, он должен сказать тебе, а не нам обоим.

— И что же это?

— Как у тебя дела, нормально? — оживился Хенсок, сбив меня с толку и сев ровнее, положив локти на столешницу.

— Да, спасибо. Никто не обижает.

— Самое главное, — удовлетворенно кивнул он. — Ну, а ты?

— Не обижаю ли кого-нибудь я? — саркастически улыбнувшись, я пожала плечами. — Как я могу это сделать?

— Обыкновенно, — Хенсок пододвинул чайник и молчаливо спросил, не хочу ли я. Получив отказ, он подлил только себе. — Девушки умеют обижать юношей. Вот Чимин. Мне кажется, ты ему нравишься. Но ты не обращаешь на него внимания. Разве это не обидно?

— Я? — распахнула я глаза. Что за открытия? — Вовсе нет, мы дружим, и заботимся друг о друге… — я покраснела.

— В любом случае, ты и не обязана отвечать симпатией всем, кому ты нравишься, — кинув кусочек коричневого сахара, Хенсок размешал его. — Другой вопрос, кто нравится тебе?

— Мне? — я заёрзала на стуле. — Не начинайте эту тему, я и так чувствую себя, если не демоном Мара, то Евой, из-за которой Джин вкусил запретный плод, — погрустнев, я опустила взгляд к полу.

— Не будем лукавить, он вкусил его на несколько лет раньше, ещё до тебя, — захихикал старик. Я сконфужено вцепилась в брючины спортивного костюма и затеребила их. Да, я была бы у него не первой девушкой, что же теперь? Не считать наши отношения, толком и не состоявшиеся, чистыми и непорочными? — Адам и Ева были невинными и незнающими в раю, — зафилософствовал Хенсок. — Змей уговорил её попробовать с древа знания, а она сподвигла на это Адама. Единственный, кто знал, чем всё обернется и чего всё это стоит, был змей, уже искушенный в подобных делах. Кстати, он явно был мужского пола, — наставник подмигнул мне. — Тебе не кажется, что роль Адама в этой пьесе принадлежит не Джину? А вот змей… истинные происки дьявольской сущности: заставить согрешить так, чтобы казаться второстепенным виновником по сравнению с Евой. Ну, не великолепная ли хитрость?

— Не пытайтесь выдать Джина за коварного совратителя, — замахала я руками. — Я в это не поверю.

— Я не утверждаю, я лишь говорю о том, что Джин не был невинен, как первые люди, но и не был пресыщен, как Будда, когда решил отречься от желаний, — Хенсок развел ладони, поставив чашечку. — Для каждого уровня познания есть свой предел. Безгранична только глупость, — мы помолчали. Как обычно, меня запутывало больше, чем распутывало всё, что говорил старик. — Да и я не бог, чтобы выгонять из рая, — улыбнулся он. — Да и монастырь не рай. Рай в душе, потому что он идеален, а идеалы всегда только внутри, в мечтах… люди уходят оттуда сами, разочаровываясь, переставая верить, надеяться… — он замолчал опять. Иногда мне становилось неясно, плутает он в своих монологах в силу возраста и его неудержимости к бессвязным формулировкам, или осознано, создавая словесные головоломки, чтобы всякий искал в них ответ сам? — Ладно, иди, не буду тебя больше задерживать.

— Хорошо, — я поднялась, несмелой походкой пойдя на выход. Лучше было и не пытаться анализировать всё сказанное мне. Лео верил в то, что Хенсоку виднее, куда идти и каким путем следовать.

Спустившись по ступенькам, я обнаружила Лео на дорожке возле башни. Замерев, потому что тут же попала под его взгляд, я поежилась и, стряхнув с себя оцепенение, подошла к нему.

— Ты хотел ещё поговорить с учителем?

— Нет, — он покачал головой в довесок, чтоб точно понятно, что "нет". — С тобой.

— Со мной? — как все хотят со мной поговорить! А результат, наверняка, будет одинаков. Я опять ничего не пойму. Лео ведь тоже не Цицерон, чтобы изъясниться четко и ясно. — Я слушаю, — и он онемел. Не навсегда точно, но я надеялась, что и не на слишком долгий срок. Опять накрапывал дождь, и затягивать уличную беседу не хотелось. — Ну?

— Я… — подстегнул себя монах. Мы давненько затяжно не полемизировали, и он, похоже, отучался быстро это делать. — Я не… не ищу повод, чтобы не уйти, — он поднял взгляд, но всё равно создавалось ощущение, что он прячется под бровями и в любой момент закроет веки, чтобы оказаться "в домике". — Долг прежде всего. Надо уйти, и я уйду.

— Зачем же ты остаёшься, пока я здесь? — уточнила я, вглядываясь в него. Попытавшись не сгибаться слишком сильно, он сцепил руки перед собой, на уровне груди, и затер ладонью кулак. Потом поменял их, продолжая крутить, как шарниром.

— Потому что… потому что ты… ты здесь, — руки расцепились и повисли по бокам, так резко, что я вильнула корпусом назад и обратно. — Я волнуюсь.

— За меня? — приятное тепло от удивления полилось по крови, побежало по коже мурашками. Он волнуется! Он кивнул. — Но что здесь такого может произойти? Меня никто не обидит, не ударит. Почти все стали моими друзьями.

— Я останусь, пока ты здесь, — упорно повторил он. Лицо его приобрело каменность, губы отвердели в непривычном для него выражении решительности.

— То есть, я буду виной тому, что ты не выполняешь долг? — я вспомнила, что Хенсок явно желал вытравить Лео отсюда побыстрее, и подключал меня к своему плану (всё равно думаю, что так и было), а теперь, получается, я его, наоборот, задерживаю? — Учитель меня возненавидит, если из-за меня всё останется на своих местах.

— Ты знаешь выход, — вдруг бросил зоркий взгляд Лео мне в глаза и сразу же отвел его. Фраза началась как вопрос, но кончилась, как утверждение.

— Уйти одновременно с тобой? — логично предположила я, догадавшись, что к этому всё и свелось. На лице бывшего привратника отразилось облегчение, что я угадала. — Одновременно, или вместе? — Не знаю зачем уточнила я.

— Со мной некуда идти, — отверг это предположение Лео и, отступив, завел руки чуть назад, словно готовясь на взлет. — Просто… девушке не место среди мужчин. Лучше уходи, — сказав это, он моментально сорвался и, разве что не вспылив, растаял в направлении ступ. Что это было? Забота, беспокойство или… ревность?

Примечание к части *Эфебия — государственная организация в Древней Греции для подготовки свободнорожденных юношей к военной и гражданской службе

Загрузка...