Тигриный лог

11 октября. До обеда

Где было искать ответ и подсказки, кроме как не внутри себя? Но там опустился такой мрак, что ничего не разглядеть. Моё сердце рвалось ко всем, а, значит, ни к кому? Нет, это не всегда верная аксиома. Меня тянуло именно ко всем, мы были связаны этим местом, превращены в братство, не кровное, но духовное. Я прикипела к Тигриному логу. Значит ли это, что я не привязалась к людям? Нет, неверно. Всё было сплоченным в идеальную панораму, где каждый составляет фрагмент общего пазла, незаменимый. Убери — дырка, и другую деталь туда не влепишь. И пусть я сама смотрела на всё как будто со стороны, всё же мне дорога была целостность. Прежде, чем решаться на что-то самой, я решила, что должна сказать обо всём своим друзьям.

Адепты занимались в спортивном зале. В этот час Хан обучал их владению оружием, что позволялось им с недавних пор. Подходя к вытянутой постройке, я была опережена и дверь открылась изнутри. Учитель, поддерживая Чонгука, вывел его на веранду. Мальчишка прихрамывал.

— Что случилось? — испугалась я. Чонгук, морща нос, всё-таки улыбался.

— Вывихнул связки…

— Сначала научись уворачиваться, а потом нам тут фуэте показывай! — проворчал мастер Хан, обратившись после ко мне: — Хо, ему надо будет пару дней полежать, не тревожа ногу. Я его сейчас отведу в комнату, а ты принесешь ему обед и ужин, ладно?

— Я… но… — не слушая меня, учитель повел пострадавшего ученика дальше. Хлопая ртом, я пыталась возразить, но не стала пока. Принести ему обед! А если меня уже не будет здесь к этому времени? Кто его принесет? Да кто угодно! Чимин, который с ним живет. Никаких проблем без меня не выйдет.

Пользуясь тем, что внутри образовался перерыв, я сунулась туда. Все должны были заниматься с бутафорскими мечами, но, когда вышел мужчина, ребята накинулись на ощупывание нунчаков, боевых палок, плетей. Хансоль забавлялся, щелкая черным кожаным кнутом, и воровато отбросил его, краем глаза заметив мою тень. Но убедившись, что я не учитель, он подобрал его и закрутил им в воздухе снова. Я нашла Шугу и Ви.

— Эй! Пс! — они обернулись ко мне, и я поманила их пальцем. — Подойдите сюда! Разговор есть… — Пока я ожидала их приближения, встретилась взглядом с Сандо. Он тут же отвел свой, опершись на меч и утерев пот со лба тыльной стороной ладони. Не рад, что посвятил меня в свою тайну.

— Что случилось? — первым подбежал Шуга. Ви, неотступно следуя за ним, положил подбородок ему на плечо, через него уставившись на меня.

— Выйдем, — потянув за рукава, я вывела их во двор, задвинув дверцу. Никто не должен нас слышать, не хочу. — Я… хочу уйти отсюда сегодня, — не делая никаких поправок, сносок и объяснений, я желала узнать, что они скажут именно об этом факте. Шуга, кажется, не совсем понял, что я сказала, а Ви, изумленно взмахнув ресницами, обомлел:

— Сегодня?! Но почему? — я не продумала оправдания для них, а потому пошла начистоту:

— Я нарушила заповедь монастыря.

— Ты? Боже мой, — очнулся Шуга, потрясся головой. — Так ты не шутишь? Ты собралась уходить?

— Ты этого, правда, хочешь? — уточнил Ви.

— Не то чтобы… нет, мне нравится в обители. Но я не могу остаться, — повесила я нос.

— Что ж ты такого сделала? — Юнги осторожно прищурился, как умел только он, оставляя пристальный взор на месте, пока лицо отводилось в полупрофиль и чуть задиралось вверх. Получалось и забавно и коварно одновременно. — Ты что, без меня ходила охотиться на кур и пришибла одну?

— Нет, ты что! — возмутилась было я, но не сдержала нервный смешок. От острот друга невозможно не расслабиться хоть на секунду. — Я даже не могу сказать, что-то хуже или лучше я сделала…

— Плюнула в общий чан с завтраком? — предположил Ви. Мы с Шугой скептично покачали ему головами. — А я любил так делать в детдоме, если на кухню пробирался. Но меня-то, в отличие от тебя, за этим не ловили.

— Да не на этом меня поймали! — ещё раз сообщила ему я.

— Так в чем дело-то тогда? — не выдержал Сахарный.

— Джин… — слилась я с закатными алыми красками, хотя до них было ещё далеко. К счастью. Я успею подумать… задержать Джина, побеседовать с Хенсоком подольше. Я что-нибудь изменю!

— Он тебя таки отшпилил?! — ахнул Шуга.

— Да нет же! — ещё сильнее, чем он, запричитала я. — Мы всего лишь поцеловались… и об этом узнал настоятель.

— И… за это выгоняет вас? — недоверчиво успокоился парень.

— Не нас — его! Мне он позволяет остаться, а ему — нет! Где справедливость?! — я заметила, что была бы рада, если бы меня выгнали тоже. Это избавило бы меня от нужды решать самой. Судьба так распорядилась. Вот и всё. А эта возможность самостоятельно определиться! Мука, пытка. Зачем она мне? Кто-нибудь, скажите, как мне быть?

— Если тебя не выгоняют, почему ты уходишь? — спросил Ви.

— Потому что… Джина выпроваживают из-за меня. Как я могу остаться? Это нечестно!

— Почему из-за тебя? — хмыкнул Юнги. — Он что, сам не хотел тебя целовать? Сомневаюсь. Сам поцеловал, значит и виноват сам. Ты тут при чем?

— Всё не так просто, — я опустилась на корточки. Силы иссякали стремительно. — Я спровоцировала его! Разве не могла я не приближаться к нему? Знала ведь, что нравлюсь ему… зачем я это сделала?

— Слушай, а ведь тебя и Рэпмон поцеловал, а его не выгоняют. Как так? — нахмурился Юнги, присев рядом.

— Об этом неизвестно Хенсоку. А о нас он узнал…

— А если мы все тебя поцелуем и об этом расскажем — нас всех выгонят? Зачем тогда было набирать адептов и девочку? — пожал он плечами. — Жаловались, что им не хватает учеников, и на тебе, так разбрасываться! Не понять мне.

— Не уходи, Хо, — по другую сторону пристроился Ви, жалобно глядя своими очаровательными глазами из-под косой челки. — Как мы тут без тебя?

— Да, ты ж наш лучик света в царстве брутальности, потных мужиков и матершины, — положил мне руку на плечо Шуга. Я попыталась им улыбнуться, но вышло нефотогенично, так что отказалась от затеи.

— Это подло по отношению к Джину. Если мы накосячили оба, то оба и понесем наказание.

— Если тебя под это не подписали — не парься! — Сахарный легонько поколыхал меня, чтобы взбодрить. — Он взрослый парень, не пропадёт! Он рассказывал тебе о себе? Вроде мне упоминал, что ему есть куда идти, и приход сюда совершенно не от безысходности, а от идейных установок.

— Да, всё так, но… — я зарылась в ладонях. Почему ни одна мысль не доводится мной до конца? Почему я на каждое утверждение нахожу противоположение? Тезис — антитезис. Так я могу рассуждать вечно, а времени в обрез, до обеда. Из-за поворота показался возвращающийся Хан. Мальчишки поднялись и я, медленнее, тоже.

— Всё, перемена закончена, заходим, — бойко подступил он, подтолкнув моих товарищей в зал. Быстро глянув на меня, он сам почти вошел, но, заметив что-то интересное для себя, задержался. — У тебя всё нормально?

— Да, спасибо, — обманывая, принялась отворачиваться я. Хан бесцеремонно поймал меня за подбородок и развернул к себе, заставив смотреть в глаза. Он был не так высок, как Лео, но смотрела я всё равно снизу вверх.

— Ну-ка, нечего замалчивать. Что у тебя стряслось? — я не решалась открыть рта. Наставник не знал, что я девочка, и мои причины покажутся более чем странными. Но он был догадливее, чем я предполагала. — Я не досчитался на уроке Джина и заглянул к нему. Он собирает вещи по распоряжению Хенсока. Ты из-за него расстроен? Вы были хорошими друзьями, как я мог заметить.

— Я хочу уйти вместе с ним, — брякнула я. В конце концов, почему лучший друг не имеет права испытывать такого желания? Это здоровая мужская дружба, ничего более. Да и если уходить, какая разница, узнает всё Хан или нет?

— Разделить участь брата… хвалю, — Хан, придерживая дверь, чтобы никто не ворвался в наш диалог, заговорил доверительнее: — Но за стеной вы вряд ли продолжите тот же образ жизни. Выйти, чтобы пойти разными дорогами?

— Кто знает, — витиевато сказала я.

— Но ты-то в курсе, что он, рано или поздно, вышел бы отсюда. Чему огорчаешься сейчас? От неожиданности? — я сделала неопределенный жест. — Я не знаю, что стряслось, но при обычных обстоятельствах он вышел бы отсюда года через три, может, чуть раньше или позже. А ты уходишь отсюда до нового года, насколько я знаю? Скажи, он бы пошёл за тобой до собственного выпуска? — я посмотрела в умные и бесстрашные карие очи мастера Хана. Пошёл бы за мной он? Джин сам говорил, что намерен остаться в Тигрином логе, и не случись вчерашнего казуса, он бы не покинул монастырь вместе со мной. Или что-то вчера изменилось? Или его поцелуй был решением, выбором в мою пользу в ущерб буддизму? — Мне думается, что он отслужил бы долгу до конца, и тогда бы с тобой встретился.

— Но он не знает, что выход отсюда возможен в естественном порядке, — а что, если порыв Джина был порывом отчаяния? Если он подставил себя, чтобы выбраться отсюда и быть со мной? Тогда отказ уходить с ним вдвойне презренен. — Учитель, скажите, что правильно для меня? — взмолилась я. Мне нужно спасение в каком-то мудром совете. Я не справлюсь сама, не смогу!

— Для тебя? — мастер Хан ухмыльнулся. — Сожалею, но я обучаю людей тому, как поступать вопреки собственной выгоде, — проведя пальцем по щербине на деревянной стене, мужчина убрал от неё руку. — Для меня, наверное, было бы правильнее находиться сейчас рядом с женой и детьми, которые успевают забывать, как я выгляжу. Я эгоистично ухватился за две любимые вещи сразу: женщину и предназначение. И теперь пытаюсь удовлетворять обеих, — повернувшись ко мне, он сделал разворот на полкруга, обозрев площадку до душевых, воздев взор выше, на горы за крышами, сияющие под солнцем. Когда Хан говорил вот так, то казался мне верхом морально-эстетического совершенства. — Но и они понимают мои потребности. И если я не ушёл отсюда ради жены, то это не значит, что я поступаю плохо. Это значит, что я не поступаюсь чем-то, что выше моей собственной жизни. И её благ. Наших благ.

— Если бы я был учеником — мне тоже было бы понятно с целями…

— Я уже говорил тебе, что именно им ты тут и числишься? Так, будь добр, Хо, заверши свой долг до конца, а потом выделывайся с подвигами, — натянуто улыбнувшись, Хан покинул меня, вернувшись к занятию борьбой. Я осталась одна, под изогнутым козырьком, скрывающим меня от утренних золотых бликов, замерших не пропущенными на границе с тенью. Прохладно-щиплющий воздух омывал лицо. Недожженная куча осеннего мусора ждала своего часа ярусом выше, у задней части бани. Посуда на кухне. Уборка в зале. Чонгук с постельным режимом. Замкнутый Лео, не совсем готовый к жизни во внешнем мире. Завершить свой долг? В чем он заключается? В услугах горничной? Ради этого убить надежду Джина, что он мне дорог? Но он мне, действительно, дорог. А Ви попросил не уходить… и Шуга считал, что я не обязана бросаться вон за содеянное. Но они мало понимали пока в законах монастыря. А лучший законник — Хенсок, не спешил растолковывать истинный смысл всего.

Я вернулась к комнате Джина, но боялась в неё войти. Боялась увидеть его глаза, боялась заговорить с ним. Мне хотелось бы услышать мнение какой-нибудь незаинтересованной стороны, но где её взять? Я положила ладонь на потертую шероховатую деревянную дверь. Он за ней. Ждет меня, моего решения, моих слов, которые я не могу произнести. Я ненавижу себя. Дверь открылась сама, и Джин чуть не сшиб меня, направляясь куда-то.

— О!.. — только и выдал он, застыв. Я отступила на шаг. Мы неловко помялись. — И давно ты тут?

— Не очень. Ты куда-то шел?

— Хотел попрощаться с учителем Ли. Но это подождет. Проходи, — отошел Джин, впуская меня.

— Не знаю, стоит ли…

— Ты не надумала уходить, да? — не знаю, что было на его лице, когда он это произнес. Я не смотрела, мне достаточно было его голоса, от которого хотелось броситься с обрыва.

— Если я не уйду, мне будет очень плохо, — призналась я. Не буду смотреть на него, не буду! Это терзает, режет, пилит. На нём уже была белая футболка и наручные часы на запястье, и джинсы облегали ноги, и вырез уголком обнажал ключицы, и низ футболки чуть загнулся слева, так и тянется поправить. — Но я не уйду, ты прав, — сказала я. Тишина. Лучше бы сказал что-нибудь. Что угодно. — Не потому, что люблю кого-то здесь больше тебя, — Искренне заверила я. Неизвестно, если бы уходил сейчас Лео, ушла бы я с ним или Джин заставил бы задержаться на месяц? — А потому что надо доводить дела до конца.

— Ты всё ещё ищешь парня, что заманил тебя сюда? — он говорил в переносном смысле, конечно. Не специально заманил, а вообще, открыл мне эту Шамбалу*.

— Не только… Ви просит не уходить, Шуга тоже, Чонгук вывихнул лодыжку…

— Я видел, — кивнул Джин. Как же отвратительно, тошно от того, что он не жалуется на меня, не предъявляет претензий! Не говорит гадости (да разве можно было ждать такого от Джина?). Скажи же, что ты был лучшего обо мне мнения и теперь я в твоих глазах — ничто! — Опять ты работаешь для всех утешительницей и ангелом милосердия, — молодой человек коснулся кончиками пальцев моего виска, робко поправил челку, убрал руку.

— Я хотела бы быть утешительницей и для тебя… — я подняла взор, заметила, что он спешит перебить меня, и не дала этого сделать. — Я не ради красного словца это говорю! Джин… мы ведь не навечно прощаемся. Я в любом случае уйду отсюда не позже, чем в декабре. Если ты, действительно, любишь меня, что значат эти два месяца? А если за это время ты найдешь другую, то я всё правильно сделала, и Хенсок был прав — это всего лишь страсть.

— Что ж, если я нуждаюсь в проверке, — Джин коротко посмеялся. — Пусть это будет проверкой. Всякая разлука — тест на крепость. Согласен, пусть будет так. Я приеду сюда, в поселок у подножья Каясан, перед самым Новым годом. Ты наверняка уже будешь дома.

— А если нет? Или я захочу найти тебя раньше?

— Ким Сокджин, — протянул он мне ладонь, представляясь, будто знакомясь впервые. Я несмело её приняла, а он нежно пожал мою. — Я живу в Аньяне**. Адрес я запишу.

— Сокджин… — повторила я, смакуя настоящее имя. — Ты не сильно проявил фантазию, беря псевдоним.

— Ты же знаешь, я не люблю обманывать, — улыбнулся Джин. — Тем более, я не собирался отрекаться от прошлого и начинать жизнь заново. Я хотел переосмыслить прежнее и изменить себя, исцелить, хоть немного, равновесие в себе и вокруг. Ну, не получилось, — я виновато насупилась, на что он тронул кончик моего носа. — Перестань. Как ты и сказала: мы прощаемся не навечно. Давай посидим на дорожку, и я пойду прощаться с ребятами…

— Джин! — не выдержав, я заплакала и кинулась обнять его. Растопырив руки от внезапности, он осторожно опустил их на меня и прижал к себе. Я уткнулась ему в грудь. Даже сменив обличье на обычного мирского парня, он оставался несравненным. Я не знаю, есть ли такие ещё на земле, или и этого не существует и за стеной он, как всякое волшебство, исчезнет без следа? Лео говорит, что никто, выйдя отсюда, не останется таким же, каким был в Тигрином. А Джин? Я не верила, что в нем что-то будет иначе. Он слишком постоянен и определен. Или полтора месяца, что я его знаю — не показатель? Многие люди открываются лишь через годы… Не хочу думать о том времени, в котором ничего может не вернуться. Наверняка так и будет, ничто не повторяется. Но пока он ещё здесь, со мной. Мои всхлипы тонули на белой футболке. Он поцеловал меня в макушку, гладя по спине. — Джин, я безвольная юная дура! Я хочу уйти с тобой, но мне только восемнадцать… и почему в таком возрасте кажется, что определяясь с чем-то окончательно, совершаешь ошибку? Почему я боюсь уйти с тобой, решив тем свою судьбу окончательно? Ведь здесь… здесь я ещё свободна. Мне страшно, что это держит меня, а не забота о ребятах. Хотя и о них я очень волнуюсь… но я волнуюсь и за себя, которая выйдет отсюда. Что с ней будет?

— Ты права, — прошептал Джин, продолжая обнимать меня в ответ, но слегка отстранившись, чтобы смотреть в глаза. — Я не имею права так рано лишать тебя юности. Это эгоистично было, захотеть тебя в своё владение. Ты, конечно же, должна думать и о себе тоже.

— Нас другому учат! — возразила я.

— Другому учат мужчин, Хо, — подмигнул Джин. — А ты о себе думать можешь.

— Не хочу быть эгоисткой! — я судорожно подобрала рыдания по мере возможностей. — Забери меня с собой.

— Силой?

— Я не буду сопротивляться, — теснее приникла к нему я. Не отпущу. Не могу. Стоило попытаться выбрать Тигриный лог, как потеря Джина становится в сто раз горше.

— Ты будешь всю оставшуюся жизнь жалеть, что не провела здесь ещё месяц, — предрек молодой человек. Значимо вздохнул. — Я зря позвал тебя с собой. Я должен был подумать о том, как тяжело тебе дастся выбор. Опрокинул на тебя сразу столько всего… — мне вспомнился Сандо со своей возлюбленной, которую оправдывал, даже когда уже нельзя было, когда всем очевидно, что она отвратительная стерва, а он пресмыкается. И Джин сейчас видит во мне только хорошее, когда пора оттолкнуть и сказать — незрелая, капризная и себялюбивая бестолочь!

— Нужно ещё поговорить с Хенсоком. Вдруг он передумал? — перевела я разговор.

— Не стоит. Уже бесполезно. Я провинился, и с этими всеми ощущениями остаться здесь — тяжело.

— Я сама скоро уйду — полегчает.

— Без тебя? Вряд ли. Без тебя тем более, зачем оставаться?

— Не надо, замолчи, — попросила я, силясь не думать о вечере, в котором уже не будет его. Ким Сокджин, мы расстаёмся ненадолго. — Давай помолчим.

Секунды потекли быстрее потока горного ручья, минуты превратились в мгновения и, не знаю, прошло полчаса или час, но мальчишки стали возвращаться с занятий и нам пришлось разомкнуть руки. Джин пошёл прощаться с Чонгуком, потом с мастером Ли, а затем, оповестив всех, что уходит, но не назвав причин, собрал всю нашу братию у ворот. Разумеется, пришлось уточнить, что это изгнание, а не добровольный уход. Хансоль не сдержал любопытства и спросил, за что его так? Но Джин не ответил. Другие лезть не стали. Полукругом выстроившись на площадке, мы провожали одного из нас. Одного из лучших. Пигун, сдружившийся с соседом по комнате и столику, был очень расстроен, но прятал это за суровым непроницаемым лицом. Все жали руки. Даже Сандо, больше всех конфликтовавший с Джином, молча протянул свою. Меня от провала спасло то, что Ви плакал тоже. Утирая горючие слезы, он протянул свою ладонь и, пожав, кинулся по-братски обнять уходящего. Шуга стоял красный, но мужественно сдерживающийся. Я выла в унисон с Ви, боясь последнего касания, последнего взгляда.

Джей-Хоуп, потряся ладонь Джина, приободряюще похлопал его по плечу.

— Ну, с возвращением на волю? В чем-то завидую, — он улыбнулся, стараясь не поддерживать унылые тенденции общины. Учителя и Хенсок, которых Джин поблагодарил за всё, что они для него сделали, что дали ему, стояли позади нас. — Да, и если вдруг что… ну, мало ли, в жизни всякое бывает, — Джей-Хоуп достал из кармана бумажку и сунул в руку Джину. — Любые проблемы: с работой, благоустройством, деньгами, жильём, рэкетом, здоровьем звони сюда. Мои друзья, которые остались там, за стеной, отличные ребята. Ни в чем не откажут хорошему человеку. Только не стесняйся. Скажешь от… — он наклонился и, судя по всему, назвал своё настоящее имя. — Удачи, Джин!

— Спасибо, — сказал он и перешел ко мне. Я мутно видела его сквозь слезы, пытаясь сморгнуть их, но наползали новые. Он сам взял мою руку и постарался пожать не как женскую. — До свидания, Хо.

— Д-до… свидания, — заикаясь и слабо ворочая непослушным языком, ответила я. Не броситься на него при всех, не броситься! Или уж броситься и уходить. Уходить с ним. Ещё не поздно.

— Перед Новым годом, — тихо напомнил Джин. — Если не забудешь этого типа. До встречи!

Круто развернувшись и поправив на плече рюкзак, он несколькими шагами преодолел пространство и я, невольно потянувшаяся следом, встретилась взглядом с Лео, который открывал щеколду калитки. Он открывал её Джину, а смотрел на меня. Вот оно, непреодолимое препятствие. Если бы сегодня дежурным был Джей-Хоуп! Я бы пробежала, вынеслась, махнув монастырю рукой — именно это я вот-вот готова была сделать. Но почему на воротах именно Лео? Дверца раскрылась и Джин, не оборачиваясь, переступил порог.

— Джин! — крикнула я и, рванув вперед, добежала до калитки, но она в тот же миг захлопнулась быстрой сильной рукой. Я уткнулась в неё взглядом, прошла по ней выше, по плечу, к лицу Лео. Он в привычной немоте смотрел на меня, не дав выскочить за территорию Лога. Слезы текли по моим щекам. — Проводить его… — дрожащим альтом вымолвила я. Лео покачал головой. А ведь Хенсок сказал, что я могу выйти в любой момент… почему же привратник не выпустил? Я обернулась на настоятеля, но того, как и учителей, уже не было. Только расходящиеся с хмурым видом ученики. Ви сидел на корточках и беззвучно плакал, а слезы темными точками падали на песок. Шуга успокаивал его, похлопывая по спине. Я обернулась к Лео: — А если я хочу выйти прямо сейчас? — он опять покачал головой. — Насовсем! Не прогуляться, а выйти и уйти. Хенсок обещал, что я могу! — Лео кивнул. — Тогда в чем дело?! Почему ты не выпускаешь меня? — застыл и молчит. Здравствуйте снова, где сели, там и слезли. — А если я захочу уйти вечером? — Лео покачал головой. — Да в чем дело?! Я всё-таки не могу уйти? — Лео кивнул. — Почему?!

— Я решил за тебя, — пролепетал монах, не глядя на меня. — Чтобы ты не думала, что был выбор.

— Что? — полезли глаза на лоб. Ничего не поняла. Ещё раз, пожалуйста. — У меня не было выбора?

Щелкнув замком на цепочке, держащей щеколду, Лео отошел от меня и скрылся в своих хоромах. Чтобы я не думала, что был выбор… о чем он? И вот, по крупицам, проясняясь, передо мной разложились его слова, собравшись в совпавший по вертикалям и горизонталям кроссворд. Он решил за меня, чтобы освободить мою совесть. Чтобы я знала, что хотела уйти с Джином, но пришлось остаться. Я не смогла уйти — Лео не дал бы, даже вопреки велению Хенсока. Он явился именно тем спасением, о котором я молила с тех пор, как узнала, что Джина изгоняют. Он взял на себя решение, почувствовав, что мне так будет легче. Но это же фальшь! Будь дверь открыта, да, я бы выбежала за Джином… но разве я не приняла перед тем вердикт, что остаюсь здесь? Видимо, не приняла, раз поспешила за Джином. Но Лео не дал. Задачу, заданную Джином, разрубил одним щелчком щеколды. Тиран. Я благодарю тебя, за это. Я не могу понять, зачем тебе это. Откуда он знал о разрывающей меня альтернативе?

— Ну, ты как? — подошел ко мне Шуга. Ви плелся за ним, шмыгая носом в платок.

— Жива, — промямлив, обошла я их. Хотелось осмыслить. Побыть одной.

— Компания нужна? — чувствуя что-то, уточнил Юнги. Я покачала головой и, совершенно забыв о том, что ничего сегодня не делала из обязанностей, медленно, походкой сомнамбулы, двинулась к храму. Утреннее солнце скрылось за тучами, и, хотя двери были распахнуты, внутрь не попадало достаточно дневного света. Но свечи у статуи Будды горели, создавая атмосферу мистической инициации. Взяв коврик, я подтащила его почти к самому изображению божества. Вернее, конечно же, это не было богом. Буддизм — религия без бога. Будда — это некий миссия, пророк, которому поклоняются, уважая его открытие, сделанное для человечества. И я, поклоняясь, опустилась на коврик, посмотрела некоторое время на золотого идола, прилегла на бок, не отводя глаз от множества огоньков. Растворяя в них мысли, я постепенно ушла в себя и, всё ещё не отпустив Джина в душе и сердце, лежала и лежала, думая о том, как жить здесь дальше, и для чего.

Примечание к части * Ша́мбала — мифическая страна в Тибете или иных окрестных регионах Азии

**город неподалеку от Сеула