Тигриный лог

11 октября

Я не помню, пожелала ли спокойной ночи, попрощалась ли или сказала вообще что-либо, но из библиотеки я выбежала в ту же минуту. Не разбирая в темноте ничего и скорее интуитивно не столкнув ни единого предмета и не ушибившись, я достигла постели и упала в неё. Щеки горели, руки тряслись. Я никогда не приносила никаких клятв и не была нарушительницей правил, но всё во мне, каждая клетка ощущала, что совершила нечто страшное. И, хуже того, если бы моё тело осталось там, то натворило бы ещё больших бед. Зачем я пошла к Джину? Зачем я довела его до этого? Мне было стыдно и зазорно, особенно за слова, озвучившие мои мысли. Я должна была держать язык за зубами! К чему были эти незрелые игры с огнём? Счастье, что Джин ещё порядочный парень… Сон не шёл, будто в каждом углу уже ждал котёл или раскаленная сковорода, на которую меня хочет закинуть нечистая за прелюбодеяния. Нет, поцелуй — это не грех, убеждала я себя. Это не страшно. Да, но не в этом месте… не в монастыре! Не с монахом, которому запрещено — пока что — касаться женщин. Я преступница… покаяться Хенсоку? Не могу, это не только моя тайна, и неизвестно, как он расценит ситуацию относительно Джина.

На тренировку с Чимином я пришла совсем разбитая. Сосредоточиться никак не получалось, и когда я ударила грушу, растущую из пола на пружинящей ножке, то получила от неё болезненный удар сдачи. Расстраиваясь ли из-за этого или из-за совокупности всех неприятностей, я присела на мат, делая передышку. Вид у меня был удрученный и слезливый. Впервые за долгое время заниматься не тянуло.

— Сильно стукнуло? — прекратил и Мин молотить свою здоровенную подвесную соперницу, подойдя ко мне.

— Ничего, жить буду, — подтянула я колени к подбородку и старалась никак не выдать, что душа страдает. Я всё равно не смогу объяснить другу, в чем моя тоска. Не тоска даже, а раскаяние.

— Точно? — он присел рядом. Я кивнула, но вставать и возвращаться к тренировке не спешила. — Ты устала.

— Не от физических нагрузок, — посмотрев на него, я мотнула головой. — Я зря пришла сюда… это плохо.

— С чего ты так решила? — удивившийся Чимин всматривался в моё лицо, говоря утешающим тоном. — Разве кто-то что-то против сказал? К тебе Рэпмон приставал?

— Нет, — невольно улыбнулась я. При всех сложных ситуация на него все готовы возложить любые грехи. А он не такой уж и злодей. Даже напротив, мне кажется, что Рэпмон один из самых добрых здесь, только слишком поддающийся слабостям и страстям. А я? Точно такая же. — Никто ко мне не приставал… — произнесла я и поняла, что это было правдой. К Джину пристала я, и он ответил, хотя много раз предупреждал, что спровоцировать его нетрудно. Я не пощадила его мужской нервной системы, дав волю своей. Он был честен, а я ломалась и уверяла, что не совершу недозволительное, а в результате выступила катализатором преступления.

— Это хорошо, — наивно принял Чимин заверение. — Но если бы больше ребят узнало, кто ты, наверняка бы начали…

— Нет, вряд ли, — похлопала я его по колену и поднялась. — Я не красавица, чтобы привлекать внимание, — парень встал следом. Потерев ладонями по бедрам, он несмело поднял руку и указал на мои волосы.

— А… ты до монастыря тоже с короткой стрижкой ходила?

— Нет, у меня была длинная коса, — я очертила пальцем по талии, докуда она доходила. — Где-то такая…

— Вау!.. — Мин оглядел меня слева и справа. — Я иногда пытаюсь представить тебя… в женском платье, как девочку. Мне кажется, ты симпатичная. Особенно если бы были длинные волосы…

— Лучше не представляй меня девочкой! — выставила я ладони вперед. — Давай заниматься дальше.

— Прости, я не хотел тебя обидеть… тебя это обидело? — взволновался юноша.

— Нет, всего лишь не считай меня симпатичной и привлекательной, вот и всё.

— Ладно, я… всего лишь сказал, как думал, — смутившись, Чимин замолчал и отошел. Я посмотрела ему в спину и выдохнула. Где вы были, рыцари, считающие меня годной, до того, как я пришла сюда? Возможно, тогда я сюда бы и не пришла. Трусливым лучом просветления на меня тускло снизошло, что, не приди я сюда, никогда бы не почувствовала себя настолько женщиной. Надо же, почувствовать себя женщиной можно, оказывается, только прикинувшись мужчиной! Или очутившись в окружении настоящих мужчин?

За завтраком я не смотрела на столик старших. Не учителей, а Пигуна, Дженисси и Джина. Нет, конечно, играть в молчанку бесконечно мы не будем и сторониться друг друга не вариант, но дальнейшее развитие событий мне пока не представлялось. Стать парой мы никак не можем. Отрицать возможность поцелуев глупо, когда прецедент создан, а продолжать их — бессовестное, грязное дело.

— Хо, раз пошла такая пьянка, — шепнул мне на ухо Шуга. — Ты тут в закромах не видела консервов или вяленого мяса? Давай снова устроим запрещенную вечеринку?

— К сожалению, ничего такого, — пожала я плечами. — Но можно осторожно пробраться в курятник… и сварить яйцо!

— О! — ахнул Юнги, прищурив глаза, как разоблачитель. — Да ты крэйзи!

— И не такое могу, — подмигнула я, поднимая своё настроение общением с товарищем.

— А товар как… качественный? — заговорщически придвинулся он ко мне. — Граммов сто мне бы хватило.

— Что вы там всё время шушукаетесь? — вклинился Рэпмон. — Больше двух говорят мне.

— А ты научись по губам читать, — улыбнулся Джей-Хоуп, твердя ему, но глядя на меня. — И проблем не возникнет.

— Ты… умеешь… читать по губам? — испугалась я. Мы же постоянно тут секретничаем при нем! Матерь Будды!

— С чего ты взял? Я озвучил выход для Рэпмона, — безмятежно сказал он и продолжил завтрак. Отвлекшись от него, я заметила, что мимо нас проходят Лео и Хенсок. Взяв порцию, первый пошел прочь, к сторожевому посту, а настоятель уселся с мастерами. Нет, он точно кружит не к добру. Может, к дождю, хотя бы?

Когда все поели и стали выходить, старик подошел ко мне и, поймав мой взгляд, произнес:

— Можно тебя ненадолго? — покосившись на задержавшегося на скамейке Ви, я подчинилась и пошла следом. Пусть и произнесенное вежливым тоном, это было приказом, как мне показалось. Любопытство не одолевало, вопреки обыкновению, и даже когда мы вышли из столовой, я шла чуть позади молча. Но когда мы приблизились к башне, и я увидела, что у входа нас ждет Джин, колени стали подкашиваться. Я воззрилась в затылок Хенсока, не предвещая для себя ничего хорошего. Вот нам и пришлось столкнуться, гораздо быстрее, чем мы успели подготовиться. — Поднимайтесь, — пригласил нас обоих учитель и сам поднялся по ступенькам в свою комнату. Мы, поглядывая друг на друга, встали у входа. Хенсок дошел до окна и замер возле него, углубившись в раздумья. Потом, будто вспомнив о нас, повернулся. — Подойдите поближе, — десницей указал он на точку в центре помещения. Мы послушались. — Итак, я знаю, что произошло накануне.

Умение держать себя в руках у Джина поразительное, в отличие от моего. Я ошарашено вылупила глаза, готовая пасть в ноги настоятелю и извиняться, а молодой человек лишь спросил:

— О чем именно?

— О нарушении устава, естественно, — Хенсок впервые не был дружелюбен. Он был строг. Не зол, но охлажден настолько, что мне сделалось дурно до головокружения. Я ущипнула себя, чтобы не упасть.

— Вот как, — тихо вымолвил Джин.

— Но откуда? Кто сказал вам? — растерялась я. Мы были совсем одни в библиотеке! Я повернулась к другу: — Ты?

— Я ничего не говорил, — по его опущенным к полу глазам было видно, что он изумлен не меньше, но не хочет выглядеть глупо, допытываясь до неважных мелочей. А я и так была не в лучшем виде, и мнение обо мне у настоятеля, конечно же, сложилось ужасное. Мне терять уже нечего.

— Откуда вы знаете?!

— Разве это имеет значение? — Хенсок сомкнул руки за спиной. Вздохнул. — Джин, должен ли я напоминать о том, что происходит после таких проступков? Или ты в курсе?

— Я должен уйти, — стиснув кулаки, поджал губы парень. Я открыла рот, глубоко вдыхая воздух и собираясь вставиться. Что? О чем они?! Почему уйти? Есть же какие-то иные возможности?

— Я рад, что мне не пришлось говорить этого тебе, — кивнул Хенсок.

— Стойте! — воскликнула я. Утро было для меня таким туманным и плывучим, что я, несобранная, вынуждена была экстренно собраться с мыслями сейчас, вброшенная во внезапно нарисовавшиеся неприятности. Не так, совсем не так я представляла наши с Джином последующие отношения, которые при данных обстоятельствах… заканчиваются. — Почему он должен уйти? Если вы видели… или вам сказали… или вы просто знаете… вы должны знать, что виновата во всём я! Я заставила его нарушить устав! Джин не хотел! Он не виноват!

— Это так? — задал ему вопрос Хенсок.

— Это я поцеловал её, учитель, — не поднимая век, из-под которых тонкая прорезь глаз буравила доски пола, сказал он.

— Нет! Это я сделала! Я! — крикнула дура, которая не отвечает за свои поступки и не понимает, к чему они могут привести. О чем эта глупая школьница думала ещё вчера?! О чем?!

— Неправда, — спокойно опроверг Джин. — Клянусь, что вчера вечером я был инициатором нарушения устава. Хо не виновата, потому что она невинная девочка и никогда бы не поступила так. Я… не выдержал и оказался слаб.

— Ты осознавал, что совершаешь преступление в монастыре? — уточнил Хенсок.

— Да, учитель, — Джин нахмурил брови, но губы печальным лукавством изогнулись. — Хотя в тот момент, когда всё происходило, я уже ничего не осознавал.

— Что же заставило тебя преступить табу? — я дрожала и, не владея собой, позволила двум соленым слезам выбиться из глаз и потечь по щекам. Думай же, голова, думай! Какие доводы защитят Джина и оправдают? Меня-то ладно, лишь бы с ним ничего не сделалось. Он ведь пришел сюда добровольно, он хотел жить здесь! Он останется здесь! Но что для этого сделать мне? Хенсок ожидал от него очередного ответа.

— Я люблю её, — негромко сказал Джин и я, вздрогнув, обернулась к нему.

— Что? — скрипом вышло из моего горла.

— Любовь… — задумчиво повторил Хенсок, разведя руками. — Ничего не скажешь — благородная цель! Поцеловать девушку, которую любишь, в стенах монастыря… очень романтично, — старик, по-моему, вернул своё озорство. Но настолько ли, чтобы быть готовым к прощению? — Но больше похоже на неукротимую страсть, а страсть — совсем другого характера чувство, сын мой. Однако кто из нас может точно сказать, одно это или другое? Любовь взывает к пониманию, а страсть к негодованию, потому что она — слабость. И для воина поддаваться мимолетным искушениям низко, недостойно. Если ты не смог устоять, ты уже не будешь воином, но если ты научился любить, то ты будешь куда лучшим воином, чем другие, кто этого не умеет… И всё же оплошность остаётся оплошностью.

— Я понимаю, учитель, — Джин всё ещё не смотрел на меня, стараясь не реагировать на моё близкое нахождение.

— В таком случае, до заката ты должен покинуть монастырь, мальчик мой, — вынес приговор Хенсок. Вскрикнув, я сделала шаг вперед, потом обратно к Джину, и снова рыпнулась к дедушке. Я не знала, кого останавливать и умолять.

— Хорошо, — склонил голову молодой человек и принялся отступать спиной.

— Джин! Подожди… — но он, не слушая, развернулся и исчез на лестнице. Я развернулась к настоятелю. — Вы не можете выгнать его вот так… это несправедливо! Это незаслуженно! — всхлипывала я.

— Это адекватно тому, что он сделал, — сурово возразил Хенсок.

— Тогда и меня выгоняйте! Я же не сопротивлялась… я напросилась на это! Я… я демон Мара, да! Что я тут вообще делаю? Я сбиваю с пути истинного адептов, они не могут расплачиваться за мою безалаберность!

— Демон Мара искушал и Будду. И Иисус был в пустыне искушаем Дьяволом. Но ни один не поддался и выдержал, — Хенсок отвернулся к окну вновь, устремив взор вдаль. — Дело не в том, кто соблазняет, а в том, насколько силен соблазняемый, — пока я мотала головой, не соглашаясь, он изрек: — Ты не монах Тигриного лога, и сама, добровольно, можешь уйти в любой день. В любой час, — Хенсок посмотрел на меня, прямо и беспрекословно. — Только это будет раз и навсегда. Обратно ты уже никогда не войдёшь, Хо.

Давя безжизненное рыдание, я шмыгнула носом. Я могу уйти, когда захочу, да. У меня приоритет перед остальными, я свободна и не прикреплена к этому месту, о чем очень жалею весь последний месяц с тех пор, как привыкла к здешнему обитанию. Но оно было с Джином… он был всегда рядом, заступался, защищал, помогал и поддерживал. В отличие ото всех остальных, о которых вечно хотелось позаботиться мне, Джин был тем, что излучал силу и спокойствие. И Хенсок говорит, что он недостаточно силен?!

— Вы неправы, — горько упрекнула я старика. — Джин сильнее многих… половина мальчишек здесь разбита и сломана своими судьбами, а он… он пережил многое, но не стал беспросветным страдальцем. Он стал выше проблем и научился быть счастливым даже после разочарований. Он поддался соблазну не по слабости, а сознательно…

— Я разве сказал, что он слаб? — Хенсок заблестел знакомой мне улыбочкой. — Я сказал, что дело в том, насколько силен соблазняемый, — он приблизился ко мне на пару шагов. — Разумеется, не пробуя и не прикасаясь к порочному, легко быть святым, не так ли? А вот попробовав удовольствие не утонуть в нем — это совсем другое. Здесь нужно не меньше выдержки. Не поддаться искушениям Дьявола — это не значит, что ты победил его. Это не значит не перейти на его сторону. Есть одна притча о том, как священник и… жрица любви, — тактично обозвал проститутку Хенсок, — Умерев, попали в рай и ад. Но в ад попал священник, а она — в рай. Они изумились, обнаружив такое положение вещей, и попросили объяснить им это. Дело оказалось в том, что всю свою жизнь, не пробуя ничего греховного, священник, живя напротив публичного дома, мечтал отведать любовных утех, мечтал о той жизни, которую ведут те мужчины, что заходят в двери на противоположной стороне улицы. Похоть отвлекала его от молитв и часто он ловил себя на том, что завидует распутникам. В то же время, купающаяся в вине и разврате жрица любви, даже во время исполнения своего ремесла, каялась и стыдилась того, как зарабатывает на жизнь. Она плакала, когда оставалась в одиночестве, о том, что никогда не будет достойна ничего святого и восхищалась священником напротив. Она признавала свою порочность и желала искупить её хоть как-нибудь, а священник гордился своей святостью и считал, что его поведение — верх совершенства, — Хенсок возвел свои глаза на моё лицо, ища, поняла ли я его сказ? — Не всё однозначно в этом мире, Хо.

— Так, вы простите Джина? — Я уловила именно такие перспективы в басне.

— Лично я на него и не обижался, — хохотнул Хенсок. — Но из монастыря он всё равно уйдёт.

— Почему? — вот теперь я точно не поняла, к чему было рассказанное эзоповым языком нравоучение.

— Потому что, — потрепав за щеку, настоятель похлопал меня по голове. Слезы высохли от его милой фамильярности. — Ступай, тебе ещё мыть за всеми посуду.

— Но…

— Ступай! — велел Хенсок и, взяв какую-то книгу с полки, уселся за стол.

Но я пошла не на кухню, а к общежитию, где надеялась найти Джина. Все ребята были на занятиях, так что ни на кого лишнего не наткнусь. Вспомнив дверь его комнаты, я отворила её без стука. Не до официоза было, честно слово! Парень складывал хакама по всем правилам, складочка к складке, уже переодевшись в голубые джинсы. Наверху болталась расстегнутая монастырская рубашка, незаправленная ни во что, концами едва не достигавшая колен. Заметив меня, Джин прекратил свои сборы и, выпрямившись, упер руки в бока. Мы посмотрели в глаза друг другу.

— Ты вот так просто уйдешь? — почесав шею, волнуясь, переступила я порог.

— Я нарушил закон Тигриного лога, Хо. Что я должен, по-твоему, делать? Ждать, когда меня выпрут силой?

— Ты мог бы попытаться объясниться с Хенсоком ещё раз… он вовсе не жаждет выкинуть тебя отсюда поскорее.

— Мне стыдно уже за то, что я не исповедался ему сам, — серьёзно отсек Джин мои аргументы. — Не знаю, как он узнал. Это, в самом деле, не важно. Но я поступил бессовестно. Тут не место людям, которые неисправимо следуют тому поведению, которым обладали за стеной. Скрытность, похоть, ложь… С тех пор, как я понял, что ты девушка, моя голова забилась совершенно не тем. Учеба стала фоном, в то время как должна была быть основным.

— Ты… то, что ты сказал в башне…

— Да, это так, — отвернулся он и поднял с пола черный просторный рюкзак, плюхнув его на кровать. С ним, наверное, Джин пришел сюда в конце августа.

— Я… не могу с уверенностью ответить тем же, — смущенно отозвалась я. — Но не бросай меня здесь. Мне будет плохо без тебя… одиноко.

— Пошли со мной, — развернувшись, подошел ко мне Джин и взял за плечи. Я распахнула глаза. — Уйдём вместе, Хо? Да, ты не узнала, кто поцеловал тебя тогда, но… какое это значение имеет, скажи? Ты считала себя осчастливленной тем неизвестным, думая, что никому не нравишься? Это полная ерунда! Ты прекрасна, ты восхитительна, ты соблазнительна, и тот первый поцелуй украдкой — его всё равно что не было! — Джин притянул меня ближе к себе, проведя по щеке рукой, бегая взглядом по растерянности на моём лице. — Я поцеловал тебя, и не жалею об этом, даже если цена такова… я поцелую тебя ещё тысячу раз, даже если за это меня сейчас пристрелят. Хо…

— Куда мы пойдем? Я ещё школьница! — опомнилась я, заслушавшаяся его словами.

— Но я-то взрослый парень, — напомнил он. — Пока ты доучишься, я как раз вернусь на работу, обоснуюсь… ты поступишь в университет, будешь учиться. Я работать. Ну и что, что это вне Тигриного лога. Там тоже есть жизнь. Мы отвыкли от неё немного, но всё вернется на круги своя…

— О чем ты говоришь? — покраснела я. — Ты работать, я учиться… из-за одного поцелуя ты вовсе не обязан меня содержать всю оставшуюся жизнь.

— Я говорил не о содержании, — Джин приподнял мой подбородок, погладив его большим пальцем. — Я говорю о том, что мы сможем быть вместе. Что я женюсь на тебе… — я отстранилась, испугавшись громкого слова. Он немного и сам замешкался, увидев что-то неоднозначное в моей реакции. — Что? Неужели ты думала, что я несерьёзно отношусь к тебе или не готов отвечать за свои поступки?

— Нет, просто… просто это неожиданно, — образовавшийся ком не дал вслух порассуждать на заданную тему. Я впала в прострацию. Выйти замуж за Джина… сколько раз я думала об этом, мечтала! Как я тогда грезила, что буду ждать его отпусков с Каясан! И вот, даже ждать не надо… он свободен, как и я, уходит отсюда… И он сам предлагает мне всё заветное, отвечая моим желаниям. Так быстро, так легко. Всего лишь покинуть Тигриный лог, навсегда уйти с гор. Оставить Шугу и Ви, ставших мне такими друзьями, каких у меня и подруг-то никогда не было! Оставить бесценные лекции мастера Ли, подобных которым я вряд ли найду даже на философском факультете. Оставить обучение под руководством мастера Хана, аналога которому не создали в светских боевых школах. Оставить тайное место, о котором не найти ни в одной энциклопедии всей правды. Оставить Сандо таким, какой он есть, не доказав ему, что жизнь продолжается и он ещё способен полюбить заново. Оставить Хенсока с его секретами и удивительными воспоминаниями — я готова слушать их вечно! Оставить Лео.

Лео. Эти три буквы начинали и замыкали круг моего пребывания здесь. Пусть я так и не нашла подтверждений тому, что я нужна была здесь для чего-то, связанного с ним, но что-то в душе мне говорило, что эти глаза, первые, которые я увидела в монастыре, должны быть и последними. Впрочем, уйди я сегодня с Джином, именно они проводят меня за калитку… проводят, думая о чем? О том, насколько я была лицемерна, когда просила поцеловать меня? Придётся сказать ему, почему так происходит. Не узнал ли он уже?! Лео… даже если я оставлю тебя, то ты не оставишь меня, засев в голове, воспоминаниях, немым укором живя в сердце, что я не проводила тебя отсюда, что я ушла отсюда не с тобой. Но ему-то это вовсе не нужно. Он отправится по своему пути, пятнадцатого ноября. И если я останусь, то целый месяц ещё буду с ним… Лео!

— Ты не хочешь уходить со мной? — настороженно сказал Джин.

— Хочу, но… — я не знала, что из всех причин озвучить. Наверное, надо было все. Хватит быть неоткровенной. — Ребята… если я покину своё место, на их плечи ляжет в два раза больше забот. И Ви так привык ко мне, что я не в силах его огорчить…

— И ты так привыкла к кое-кому, что не можешь уйти, — Джин улыбнулся, отведя взор. — Я подумал вчера, а что, если придётся уйти отсюда? Это не было планированием и прогнозированием, скорее оглядкой на всякие возможности… Я сомневался, захочешь ли ты быть со мной… — он посмотрел на меня. — Мои сомнения не были лишены оснований.

— Мне просто нужно подумать! — коря себя за то, что не могу в момент определиться, я присела на кровать Пигуна. — Я… всё слишком внезапно. Ещё с утра я не знала, как заговорить с тобой после случившегося, а теперь ты предлагаешь уйти с тобой и пожениться. Если я правильно поняла?

— Ты правильно меня поняла, — кивнул Джин, продолжив укладываться. Укладывать было нечего: запасная футболка, какая-то книга, носки, бельё. Я не могла смотреть на это без разрывающей грудь грусти. Какой выбор я не сделай, всё равно мне будет больно, всё равно уже будет не то.

— Хенсок сказал уйти тебе до заката. Задержись до него, пожалуйста, — Джин застегнул рюкзак и встал ровно, спиной ко мне. Мне хотелось подойти и обнять его, но если я опять почувствую силу влечения, упругость его тела под своими пальцами, окунусь в ощущение надежности рядом с ним, то я точно позабуду обо всем, что привязывает меня. Это будет не объективным выбором. Хотя, я уже не знаю, как стать честнее самой перед собой? — Мне нужно подумать.

— Я задержусь до обеда, — сказал Джин и сел напротив меня. — Не думай, что мне самому легко уходить.