Вчера… ещё вчера у меня было завтра. А сегодня нет ничего, кроме того, что передо мной, прямо сейчас, ускользает, мчится, растворяется, а мне даже схватить его не за что. Настоящее, которое так пугало, когда было будущим, а теперь перепрыгивало в прошлое. Пятнадцать дней пролетели, как один, и тем быстрее они неслись, чем больше мне хотелось упираться пятками в землю, чтобы как-то закрепиться, остановиться, удержать. Но разве возможно удержать нечто подобное? Я пыталась не думать о том, что вот-вот, ещё немного — и всё, потому что это приносило мучения. Но лучше бы было постоянно думать о том, что рано или поздно всё кончится, чем встретить этот момент — последний. Последнее присутствие в раю. Так ли себя чувствовали Адам и Ева, изгнанные из Эдема? Но они уходили за проступок, а я за собой никакой вины не чувствовала. То, что запрещалось, как могла, я не допускала. И да, я уходила не одна, со своим Адамом, и это успокаивало меня до такой степени, что я почти ни о чем не жалела. Если бы я осталась тут насовсем, как долго бы оставалось ощущение рая? Оно бы иссякло к весне, к лету, как максимум. Тигриный лог прекрасен со своими запретами и строгостями (которыми можно умудриться пренебречь или обратить их в нечто совершенно неожиданное), но жить в них всю жизнь — очень тяжело. Тем более молодой девушке. Я бы с годами старалась соответствовать и нарушать всё меньше, ожесточилась, стала бы хладнокровнее. И всё превратилось бы во что-то другое… обитание здесь стало бы лодкой, которую я бы подталкивала к какой-то цели, гребла изо всех сил, озираясь в поиске чего-то более интересного, разнообразного, а так, зная о конечной остановке, я целью имела само пребывание здесь. Всё было идеально. А ещё… раем это было потому, что таковым считал монастырь Лео. Без Лео нет мне рая на Каясан. Всё складывается, как надо.
Так сказала себе я, складывая рюкзак. Всё уже было в нем, и, завершив свой последний обед и помыв посуду, я пришла в комнату, завершить сборы. Накануне, во время ужина, я попросила минуту внимания и, при всех, четко и окончательно призналась, что я девушка. Мало кто ещё не знал об этом, и даже на лице мастера Ли я не увидела изумления. Все страхи, подозрения, опаски, с чем я пришла сюда и жила продолжительное время, всё не оправдалось и осталось в прошлом. Ни один молодой человек не причинил мне вреда. Джеро подошел и извинился за тот свой самый первый удар, за то, что все тренировки после этого не пытался быть мягче и осторожнее. Я заверила его, что всё так и должно было быть, что всё в порядке, ведь он не знал, но он всё равно почувствовал себя неуютно. Завалить Сандо мне так ни разу и не пришлось, но за день до дня ухода, утром, на разминке, он предложил мне поддаться, чтобы я не терзалась оставшуюся жизнь от того, что не смогла его побороть.
— Нет уж, когда-нибудь я всё равно это сделаю, — не согласилась я на поддавки.
— Ты думаешь, что мы ещё встретимся? — стрельнул черной бровью Сандо.
— Вообще-то, ты всё ещё мой должник, — заявила я, протянув руку, чтобы он помог мне подняться. С улыбкой, он поставил меня на ноги и похлопал по плечу.
— Негодяйка. Но даже через сто лет ты меня не одолеешь, — "Посмотрим" — подумала я. Атома, Яно, Накту и Шугу мне регулярно удавалось побеждать, Ви, Гона и Дженисси пореже, с остальными намечались здоровые тенденции к успеху, так что, если я не брошу занятия и пойду "в бой", то всё возможно.
Я прижала одежду книгами и застегнула рюкзак. Уже переоделась в школьную форму, в которой пришла сюда. Монастырское облачение лежало стопкой на кровати, и даже по всем правилам сложенная хакама, складка к складке; я научилась аккуратно и без задержек сворачивать её так, чтобы не мялась и долго хранилась. Слезы так и лезли на глаза. Как же тяжело уходить! Но я вернусь. Обязательно. Хотя бы на Рождество. Я обещала Юнги и Тэхёну. Напеку горячих пирожков, накуплю подарков, поднимусь сюда, пусть даже будет метель, снегопад и гололедица.
— Готова? — я обернулась, увидев Хенсока в дверях. Надо же, он пришел попрощаться отдельно! Я думала, что увижу его теперь только у ворот. Вчера я заходила к нему в башню, обсудить уход. Но всё перешло на чаепитие и воспоминания. Мы поговорили о моей бабушке, он рассказывал о своих выпустившихся учениках, без имен и конкретики, просто о судьбах и случаях, о мужестве и предназначении. В результате, ничего конструктивного решено не было. — Я принес то, что обещал.
— Что это? — я взяла в руки двойной листок, который он протянул мне.
— Рекомендация для поступления в полицейскую академию. Там написано к кому обратиться. Если ты, выйдя отсюда, пойдешь заниматься боевыми искусствами и подготовишься ещё в течение полугода, то тебя возьмут без вопросов.
— Я обязательно так и сделаю, — поклонилась я. — Спасибо за всё, учитель Хенсок.
— Тебе спасибо, Хо, — улыбнулся он.
— А мне за что?
— За то, что облегчала жизнь мальчишкам, — он развернулся к выходу, говоря в ту сторону, потому что говорил о монастыре, и акцентировал на этом. — За то, что всё было так, как было.
— А… скажите… вы ответите мне хотя бы сейчас? — он поглядел на меня. — Вы действительно впустили меня без каких-либо причин? Без тайных миссий и загадок? Просто потому, что я внучка вашей первой любви или что-то ещё повлияло? Правда, мне интересно.
— Я не сомневаюсь, — хитро расплылся старик. Если он не ответит что-нибудь вразумительное, я шлепну его по лысовато-седой голове без зазрений совести! — А как ты сама считаешь? Ты нужна была здесь для чего-нибудь?
— Не возьмусь судить… — растерянно пожала я плечами.
— А тебе здесь нужно было что-нибудь?
— Мне? — я не смогла мысленным взором ухватить всю ту пользу, которую принес мне горный монастырь. Было так много всего… мудрости, света, веры, надежды, любви, добра… То, что дал мне Тигриный лог, не уместить в сокровищницы нескольких дворцов, но я хотела надеяться, что моя душа достаточно вместительна и из неё не повываливается всё в ближайшее же время. Я хотела бы сохранить всё до старости, прожить с этими открытиями, откровениями, приобретениями. — Мне был необходим Тигриный лог, — честно изрекла я.
— Так разве могут отказывать святые люди страждующим? — хихикнул настоятель.
— Это вы-то тут святые? — поддержала я его веселье. — Ну нет, в святость буддийских монахов я больше не верю.
— Мы больше воины, чем монахи.
— У вас на всё найдется оправдание… — я погладила ремешки рюкзака, не решаясь их закидывать на плечи. — Значит, я не была нужна здесь? Это всё для моего образования сделано?
— Хо, — вздохнул Хенсок и подошел ко мне, по-отечески взяв за руку. — Неужели ты не поняла, что ничего в этом мире не бывает безответным? Если ты научилась чему-то в обители, значит, ты и её чему-то научила. Нельзя взять, не отдав, даже если это незаметно, не видно, и кажется, что сделано, потрачено в пустую. Ты принесла столько блага нам всем, сколько мы смогли тебе дать. Мне из моего окна всё было видно. Я не следил, но видел, как меняются те, кто меняться не собирался. И менялись в лучшую сторону. Ты искала какого-то подвоха или авантюрного предназначения, это свойственно юности, хотеть чего-то захватывающего и приключенческого. Но иногда самое безумное приключение — это поиск покоя. И тот благодетель, кто способен подарить его.
— А Лео? — мне казалось, что его я, напротив, растревожила.
— А что Лео? — приподнялись дряблые веки Хенсока, открывая выцветающие с возрастом глаза.
— Зачем… Вы сводили меня с ним. Это факт. Это тоже для покоя? Мне кажется, что Лео лишь растерялся, помучился понапрасну, и до сих пор в его сердце неопределенность. Он не знает, как поступить окончательно…
— Он знает, — пресек мою догадку настоятель. — Он поступит так, как считает нужным. А любовь… разве она лишняя? — хмыкнул Хенсок. Он говорит о любви, подаренной мною Лео, или… он считает наше чувство взаимным? — В самые тяжелые моменты, которые были в моей молодости, когда я сражался, попадал под обстрел, бывал ранен… знаешь, почему я спасался и выживал? — он проницательно посмотрел на меня. Я сглотнула ком в горле. — Потому что я любил. Потому что мне было, ради чего спасаться и выживать, — он провел шершавой ладонью по моей щеке, оттянув миг проливания слез, а они уже вот-вот-вот подступали к глазам. — И пусть любовь не сбылась в том виде, в каком я её видел в двадцать пять лет. Я её понял, я её ощутил. Мне было, что подарить другим, о чем рассказать, чем поделиться. Ты думаешь, что содержать вот эту территорию, распоряжаться ею, можно без любви? Нет, Хо. Без любви в этом мире и дождя бы с неба не пролилось, — он вздохнул ещё раз, затяжно, шумно. — Пусть Лео сомневался какое-то время здесь, пусть он сомневается пока… эти сомнения ерунда по сравнению с тем, когда он задастся вопросом, а для чего и кого он всё это делает? А такое время настаёт, почти каждый воин однажды спрашивает себя "зачем?". И вот тогда, Хо, тогда он вспомнит о тебе. И сомнений у него не останется, — кивнув в знак того, что закончил, Хенсок шагнул к двери. — Я буду ждать у ворот, вместе со всеми… За месяц проводы второго человека отсюда, — он поспешил отвести лицо в сторону. — Поэтому я изначально был против набирать так много адептов. Эти расставания меня доконают!
Я улыбнулась ворчащему старику, столкнувшемуся в проходе с Шугой и Ви. Уступив ему дорогу, они внедрились в мою покидаемую келью.
— Помочь донести вещи пришли, — оправдался Сахарный, взяв мой рюкзак. Ви взял пакет с неуместившимися учебниками. — Это всё?
— А ты видел, чтобы я платья каждый день меняла? — он извиняющимися глазенками посмотрел на меня со вселенской тоской. — Не смотри так! Я сейчас заплачу! — Мне пришлось помахать на свои глаза ладонями, чтобы подсушить их. Тэхен поставил пакет и бросился меня обнимать.
— Хо! — сжал он меня крепко, чуть приподняв. — Как мы без тебя, а? Кому я буду хвалиться своими успехами в учебе? А кто нас будет вкусно кормить? Кто вообще с нами будет? Хо, без тебя всё не то будет!
— Тэхён… — тихо назвала я его по имени, погладив по спине. — Мы не прощаемся. Правда-правда.
— И вообще, отойди, моя очередь! — отлепил его от меня Шуга и приник сам, обняв, впервые, не очень по-братски, а как-то так тепло и по-мужски. — Я буду скучать, Хо!
— Я тоже, Юнги. Я буду постоянно вспоминать вас.
— Вспоминать мало, — серьёзно сказал он и, сменив тон на шутливый, отстранился. — Представляй меня обнаженным перед сном что ли.
— Да иди ты! — засмеялась я, шмыгая носом при подавлении хлюпаний и толкнув его в плечо. Они опять подняли мои вещи, и пошли со мной к воротам.
Там уже были все, и мастера, и адепты. Мои шаги замедлялись по мере приближения. Я не увидела среди остальных Лео. Я догадывалась, что он не может открыто уйти со мной, но… где он? Я посмотрела с тревогой на Хенсока, стоявшего первым. Остановилась у него. Он слегка наклонился.
— Уже за калиткой, — поняв мой истерично завопивший взгляд, успокоил он. Я расслабилась. Уже там, ждет меня… Боже! Я вышла в центр полукруга, образованного учениками. Один за другим, они подходили, жали мне руки, желали удачи. Пигун и Дженисси желали успехов в учебе и изъявляли надежду, что их помощь пригодилась. Атом и Яно извинились, что однажды стащили мою одежду ради потехи.
— Осторожнее там, за колючей провлокой, — подмигнул Хансоль. — Там много таких, как я. Только ещё не просветленных и озабоченных.
— А ты не озабоченный, что ли? — пихнул его Джеро.
— Озабоченный. Но просветленный же, — он улыбнулся мне. — Береги себя.
— Постараюсь, — я протянула руку Джеро. Всё равно трудно было не полюбоваться им в последний раз. Красавец парень. Успокаивает, что однажды он всё-таки выйдет отсюда, только став ещё лучше, благороднее. — А ты будь проще, ладно? Мало ли, какие подвохи вроде меня тут ещё окажутся, — засмеялась я, видя, как он озирается на товарищей.
— Да уж я понял, что по внешности судить совершенно лишнее, — озарился он роскошной косой ухмылкой. — Никогда бы не подумал, что ты девчонка.
— Главное всегда скрыто от взгляда, — перехватил мою руку Чимин. — Оно поддаётся только чувствам, — мы посмотрели друг другу в глаза. — Прости, если что не так было…
— Спасибо тебе за то, что было так, — посомневавшись, я набралась храбрости и, прикрыв веки, чмокнула его в щеку. Парни загалдели, аплодируя, что Мин удостоился чего-то особенного, словно невинный поцелуй в щеку был чем-то из ряда вон. Он покраснел. — Ничего не бывает зря, если сделано без злого умысла. Ошибки добрых людей судьба исправит сама. В лучшем виде, — мы неловко приобнялись и я пошла прощаться дальше, обменявшись пошлыми шутками с Рэпмоном и выслушав комплименты своим ногам, поскольку он впервые видит меня в юбке, и дошла до Сандо. Мы застыли друг напротив друга.
— Ну… что ж, до свидания, — развел руками он. — Даже не знаю, что сказать напоследок.
— Неважно, — махнула я рукой и, переборов себя, обняла его тоже. Сандо застыл. Я тихо пробормотала: — Ты же знаешь, что ещё будешь иметь возможность сказать мне что-нибудь.
— Знаю, — он положил ладони мне на плечи. — Цени то, что есть, Хо. Никогда не опускай рук.
— Ты тоже.
— Ты спросила меня как-то, — я задержалась, едва не собравшись уже высвободиться из его рук. — Что бы я сделал, если бы меня полюбила какая-нибудь девушка. И попросила представить, что она бы мне понравилась, — я вспомнила то утро и свои вопросы. Сандо поманил меня и прошептал в ухо: — Я бы попробовал обрести в этом смысл жизни. И положил бы свою жизнь на то, чтобы она стала счастливой, раз уж я не могу, — округлив глаза, я отстранилась, отодвинутая его ладонями. — Спасибо и до свидания!
Без желания отойдя от него — могла ли я когда-то подумать, что буду грустить по Сандо, его присутствию, его голосу и манерам? — я дошла до Шуги и Ви, снова обняв их. Мы обхватили друг друга, встав вот так, втроём, и я, наконец, заплакала. Это было слишком печально, однозначно, конечно. Целая эпоха заканчивалась. Мне казалось, что я пробыла тут несколько счастливых лет, а не недель.
— До свидания, ребята! — пыталась я заставить себя отпустить их, но круг никак не размыкался. По обычаю, пришлось вмешаться Хану, чтобы что-либо сдвинулось с места.
— Хо, надеюсь, мне не придётся когда-нибудь испытать за тебя стыд, — строго, как пацану, выговорил он мне.
— Я буду стараться, мастер! — приложила я ребро ладони ко лбу, будто уже устроилась в какие-то войска. — Обещаю взять какую-нибудь награду в женских соревнованиях по каратэ или тхэквондо, — намекнула я о его "музее", куда привозились почетные грамоты, медали и кубки выпускниками. Если я займу достойную ячейку среди борцов, то отдам дань своему первому учителю на этом поприще.
— Вообще-то, я надеялся, что ты угомонишься и станешь доброй женой для какого-нибудь хорошего человека, — вздохнул он. Я покачала головой.
— Никак нет, мастер. Ближайшие лет пять-шесть мне абсолютно не до этого, — Хенсок сказал, что пропал на пять лет, и бабушка его не дождалась. Если мы сейчас выйдем с Лео и он упылит в неизвестном направлении, то пять-шесть лет это тот минимум, который я буду его ждать. Так что, о чем вы, мастер Хан? Ко мне подошел Ли.
— Не знаю, пригодятся ли тебе буддийские истины в миру, — начал он, протягивая мне сверток с чем-то. Я не решилась открывать подарок при всех, тем более он был маленький, и я могла выронить его трясущимися руками. — Но вспоминай о моих уроках, хоть иногда.
— Обязательно! — он поддержал меня за локоть, доверительно поведав шепотом:
— Это подарила мне однажды девушка, которую я любил. Она выбрала моего друга, но на прощание дала кулон… я сказал, что мне не нужно от неё ничего, раз у меня нет её самой. И тогда она сказала, что я могу передарить его любой, первой же, что мне встретится, ведь встретить другую так просто, и я тогда забуду о своей большой любви, — мастер Ли пожал плечами. — Прошло больше двадцати лет, и, поскольку я сомневаюсь, что встречу какую-нибудь ещё особу женского пола, считаю, что это должно быть твоим.
— Я не могу… — опомнилась я, готовясь отдать данное обратно.
— Можешь, — сжал он свой кулак на моём. — Он приносит удачу, правда, — я вспомнила фотографию того его друга в тайной комнате Хенсока. Как же трудны и невыносимы людские судьбы… Больше двадцати лет… любить одну… не дождаться… и уже ничего не ждать… я стиснула зубы. У нас с Лео всё обязано быть иначе!
— Спасибо, — проговорила я и, как Джин, развернувшись, не оглядываясь, пошла к калитке. Но у неё не выдержала, обернулась и, плача беззвучно, замахала всем обеими руками. Ви пытался улыбаться, а Шуга, не выдержав, отвернул лицо, наверное, чтобы я не видела, как ему плохо. Я снова обратилась к калитке. У неё, взявшись за щеколду, стоял Джей-Хоуп, с бессменной солнечной улыбкой, затмевающей горный рассвет.
— Удачи, амазонка! Меньше приключений на задницу.
— Как?! — притормозила я возле него. — А мне телефон своих друзей не дашь?
— С твоим умением внедряться туда, куда не надо, ты на них и без этого рано или поздно напорешься, — засмеялся Хоуп, похлопав меня по спине. — Увидишь Хонбина — всякое может быть, кто знает? — сделай вид, что ты с ним не знакома. Не компрометируй наших, окей?
— Окей, — повторила я и, вставшая перед дверцей, наблюдала, как она отворяется. Вот и всё. Раз, два, три. Вдох. Шаг через порог. Потеря ориентиров на целую минуту, вспышка света. Как будто бы другой воздух, другое всё. Дверь за спиной закрылась. Я судорожно обернулась. Да, закрыто. Развернулась обратно и вздрогнула в первый момент. На том валуне, где я ждала в сентябре, что мне откроют, сидела черная тень. Было ещё светло и я, моргнув, поняла, что это Лео. Но у меня не хватило слов, чтобы описать самой себе то, каким я его увидела. Заметив моё появление, он стал подниматься, разгибаясь во весь свой огромный рост, расправляя свои широкие плечи. Плечи, в черной кожаной куртке с поднятым от ветра воротником, длинные ноги в кожаных черных штанах, и тот самый ремень, что я видела когда-то… на бляхе золотая морда тигра. Под курткой черная водолазка, на ногах черные лакированные ботинки. Это… это был одновременно тот же самый и совершенно другой Лео. Это было непередаваемо, чуждо, странно. Сверхъестественно, из другого измерения, существо из других материй. Лео в черной кожаной одежде… Вот и начиналось то, о чем он предупреждал. Ничего вне Лога уже не будет таким, каким было внутри. Никакого скромного монаха в поношенных одеждах, никакого босого аскета. Высокий, статный, шикарный молодой человек. И он протягивает мне руку, что даже не верится. Это возможно?
— Давай, я понесу вещи, — подходит он и у немой от волнения, ошарашенной, забирает пакет и рюкзак. Только его высокий приглушенный голос выдаёт в нем то, что я с ним знакома. — Идём? — кивает этот парень из мира грез на склон и трогается. Я бреду за ним. На Кошачью тропу, и по ней, вниз, туда, где простерся обычный земной мир. Туда, где я не была два с лишним месяца, а он одиннадцать лет. Мы инопланетяне, потерявшиеся случайно в этом суровом бытие.
Долго и в тишине мы идём, идём, идём. Достигнув Хэинса делаем передышку. Хотя я почти не устала. Лео смотрит на меня, убеждаясь, что я в порядке, но не находится, что сказать. Я тоже не знаю, о чем сейчас можно говорить. Оглядевшись, мы бредем к автобусной остановке. На этой стороне автобусы ходят до моего поселка. Если перейти на ту, то до ближайшего крупного города. Хенсок вернул мне мобильный, но я не звонила семье и не предупреждала, что возвращаюсь. Сюрприз будет. А куда направится Лео? Кто его ждет и где? Надо бы задать все эти вопросы вслух. Он достаёт свой телефон и копается в нем. Это сбивает меня с мысли. Повозив пальцем по сенсорному экрану — господи, уляжется ли когда-либо у меня в голове эта картина? Лео и современная техника, фантастика! — он поднимает голову, смотрит на меня. Вечно сутулые плечи так и не распрямились.
— Ты где живешь? — он хочет проводить? Я показываю на указатель.
— Вон там. Не очень далеко.
— Там есть гостиница? — вдруг спрашивает он. Я всё ещё, как во сне. Хлопаю глазами и трясу головой.
— Нет, зачем тебе? Нужно где-то остановиться? Тебе некуда поехать сейчас?
— Нет, мне есть, но… — Лео ещё раз смотрит на указатель. — А в другую сторону? Там есть гостиницы?
— Да, в городе есть, — точно знала я. Как-то приезжали родственники и там останавливались.
— Поедешь со мной? — я едва не села на землю. Если бы было что-то в руках, то выронила бы. Но всё, что моё, нес Лео, он и придерживал сейчас поставленный на землю пакет. Мой рюкзак легко болтался на его плече.
— К-куда? Совсем? — не то испугано, не то откровенно радуясь заикнулась я.
— Нет… в гостиницу, — Лео воззрился на меня так, что душа задохнулась. Узкие черные глаза ждут, жаждут. — Я могу явиться туда, куда мне нужно, завтра вечером… ты хочешь… провести ещё ночь вместе? Я отвезу тебя потом до дома.
— Ещё… ночь? — восхищенно, но недоверчиво переспросила я. Лео кивнул. — Ночь… в которую всё можно?
— Ну… — он обозрел округу. — Я же больше не монах. И мы не в Тигрином логе.
— Я… я… — опять волнение заставило меня заикаться. Автобус стал притормаживать по ту сторону дороги. Лео дернулся, не дождавшись моей формулировки.
— Так что? Едем? — поднял он пакет и остановился. Думать долго некогда. Автобус вот-вот встанет, на минуту-две, и тронется. Я сделала робкий шаг. Лео подумал, что мне нужны какие-то убедительные доводы, хотя я просто умирала от счастья, поэтому не владела собой. — У меня есть деньги, только я не знаю местности… ты сможешь найти, где нам переночевать? — я усиленно закивала и, переборов дрожь и эмоциональные тиски, вприпрыжку побежала к общественному транспорту, улыбаясь, как ненормальная. Лео пошел за мной. Мы ехали в гостиницу…
Пока мы ехали, заняв последние сиденья перевозчика междугороднего сообщения, я видела, как Лео укладывает по карманам бумажник и документы. И паспорта у него было два. Странно… он что, секретный агент? Но голова моя шла кругом, и я не могла задать ни одного разумного вопроса. Когда Лео уселся, обустроившись, он взял меня за руку. Я принялась рассказывать о том, что мы проезжали, сколько раз я тут бывала, что в округе есть интересного. Если бы родители знали, что я творю! Одно дело мужской монастырь, но нестись в прямо противоположном дому направлении со взрослым парнем, отозвавшись на предложение провести одну ночь? Хо, да ты ненормальная… тьфу ты, надо отвыкать от этого имени! Пора возвращаться к своему, родному.
— А… Лео, это ведь не настоящее твоё имя? — он согласно кивнул. — А как тебя зовут на самом деле? — по-моему, я имею право знать правдивую информацию о мужчине, которому решила подарить свою невинность?
— Тэгун, — без утаек огласил он, но брови его нахмурились. — Но я не люблю, когда меня так называют. Так меня звали только в детстве…
— Ты расскажешь мне когда-нибудь, каким оно у тебя было?
— В нем не было ничего примечательного, — сжав мои пальцы, отвернулся он к окну.
— Ладно… слушай, у меня ощущение, что ты в один миг переменился, стоило тебе переступить порог монастыря.
— Так должно быть, — он вернул взор ко мне. — Я пытаюсь измениться. Это нужно. Я не смогу жить здесь таким, каким позволял себе быть там. Да, я много лет провел иначе, но я помню, какие законы правят здесь… именно из-за них мне неприятно было сюда возвращаться, — но в его лице проскальзывали любопытство, заинтересованность, что-то совсем юное. Какой бы неприязни не возникало от вида шумной трассы, несущихся автомобилей и квадратных однотипных домов, всё-таки сменить обстановку поначалу интересно всем. Одиннадцать лет! Столько всего изменилось вокруг. Я положила голову ему на плечо, уставшая от всего, что произошло за этот день. Ночью я почти не спала. Лео не пришел впервые за почти дцадцать ночей. Я готовилась уходить морально, а он и физически. Я знала, что почти сутки он провел с мастером Ханом и мастером Ли, формально сдавая экзамен на первый тан. На самом деле, я уверена, они давали ему наказы, объясняли, что к чему, как только он покинет обитель. Чтобы не уснуть, я развернула сверток, врученный мастером Ли. Похожий на символику спортивной одежды Puma, на шуршащей бумаге лежал золотой тигр. Или тигрица? Я заулыбалась, разглядывая его.
— Тигр? — обратил внимание и Лео. — Ты в честь него взяла себе псевдоним?
— Да, это первое, что пришло в голову, и звучало по-мужски, — умилившись кулону, убрала я его подальше, чтобы не потерять. — Не находишь, что это как-то судьбоносно? Ты лев, я тигр.
— А тебя-то на самом деле как зовут? — опомнился Лео, до сих пор не имея представления обо мне настоящей. Он чтил устав и не лез в мою жизнь, которая была до монастыря. Но теперь-то можно всё.
— Рэй.
— Рэй? — повторил он, и в его устах это прозвучало как звериный рык, с красивым раскатистым "р". — Мне нравится.
— Я рада, — хохотнула я, опять устроившись на его плече поудобнее. — Толкни, когда мы приедем, ладно?
Зарегистрировав апартаменты на один из его паспортов, нам выдали ключ, назвав этаж и номер. Войдя в лифт, мы поехали вверх. А я ведь несовершеннолетняя! Да Лео пошел против закона, едва выбравшись из святого места. Как он собирается работать на правительство? Хулиган. Примерный, показательный, идеальный буддист без сучка без задоринки стремительно становился парнем с нормальными привычками, даже немного порочными. Грехопадение во всей красе. И я первая, кто совершит с ним это… меня начало потряхивать. Я ведь ничего не знаю, не умею! Хоть бы спросить у кого… Джин, Джин! Так, какого черта? Джина нам сейчас не надо. Но ведь и Лео никогда прежде… Что делать? О боже, что делать?! Внешне я была совершено непроницаема. Мягкие полы, застланные ковролином, топили в себе наши шаги. Я шла позади, поглядывая налево и направо. Лео достиг нужной двери и, проведя электронной карточкой, отошел, пропуская меня внутрь. Я едва не расплосталась наполовину в коридоре, наполовину в комнате. Ноги подкашивались. Я так ждала этого момента… Ждал ли его Лео? Я посмотрела на него. Тоже невозмутим на лицо, но взгляд немного загнанный. Он снял куртку и повесил на крючок в прихожей. Я невольно отошла от него на полметра, непривычного, всего в черном. Он словно ещё вырос в этом наряде, хоть и снял ботинки. И я разулась, последовав его примеру.
— Хочешь чего-нибудь есть? — по-джентльменски поинтересовался молодой человек, и у меня создалось ощущение, что о программе поведения при данных обстоятельствах он у кого-то консультировался. Пока мы плутали на такси по городу, он с кем-то переписывался смсками. Уж не с Хонбином ли в качестве советчика?
— Попозже можно будет заказать ужин в номер, — предложила я. В мечтах уже проносилась сцена, заимствованная из какого-то фильма, как двое, после жаркой любви, сидят и лопают в кровати, по пояс под одеялом, и заодно смотрят что-то по телевизору.
— Тогда… можно предоставить это тебе? Я не очень пока понимаю в таких вещах, — смущенно опустил взгляд Лео.
— Конечно. А я пока… в душ схожу, — отступала я трусливо, понимая, что нужно как-то перейти к главному, но представления не имея, как это делается. А по нормальным душу и ванне я на самом деле соскучилась. — Я быстро. Нет, лучше ты сначала, — толкнула я Лео к санузлу, удивившегося, будто он не предполагал между нами то, что безоговорочно предполагала я. Мне нужно немного прийти в себя. Если это возможно. Он послушно ушел, не закрывшись. Пещерный мой человечек, сколько времени ему понадобится на то, чтобы привыкнуть к существованию замков? На охранный пост такого точно не поставишь. Хотя, глядя на его мощь и боевое умение, хочется заметить, что проблемы скорее появятся у тех, кто попытается что-то у него украсть или просто проникнуть туда, где он не запрется.
Я прошла в комнату и села на кровать. Она была одна, широкая. Напротив неё, как и хотелось, на стене висела здоровенная плазма. Но я не стала её включать. Вода зашумела за стенкой. Я откинулась на спину, слушая звуки. Совсем не такие, как от падающей воды источника, не его мелодичное хрустальное журчание чего-то первородного, живительного, даже не плеск воды в образованной им запруде. От покрывала пахло чистотой и ароматным ополаскивателем, какой-нибудь "лес после дождя" или "влажные тропики", хотя это и не благоухание травы, шелестящей от ветра, или только что опавшей листвы, шуршащей под головой, но всё равно очень приятно. Всё вокруг было свежим, чистым, светлым. По-людски стерильным. Не таким свежим, чистым и светлым, как на Каясан. Это было два разных полюса одного и того же. Две тождественных разницы. Даже солнце, наверное, здесь и там разное. Хотя за окном близился ранний осенний закат, как и там в это время. Я не стала занавешиваться и включать верхний свет. Так лучше. Вообще я отвыкла, жутко отвыкла от всего искусственного, электронного, громкого. Громче приказов Хана я с лета ничего не слышала, и в моих ушах резонировали все посторонние звуки. Их было вокруг слишком много. Совершенно не тянуло к прежней подростковой привычке — слушать музыку в наушниках, беспрерывно, что бы ни делала. Закрываться завесой выдуманных звуков, шумов, их набора, отрывающего от реальности. Надо чем-то занять себя в ожидании… хотя бы руки, которые начертили вокруг меня и по мне всевозможные рисунки абстракции, узоры авангардизма, сплели невидимую паутину. Искали чего-то из недавнишних ощущений. Свободы, невинности и защищенности? Одергивая юбку, я подумала, что её вообще не мешало бы снять… или раздеться в ванной? Так-то мне не привыкать голышом мимо мужчин ходить, но в Тигрином логе… там всё было иначе. Там можно было сидеть голышом друг напротив друга и дружить. Понимать, что ничего в этом нет развратного, и ни к чему это не должно прийти. А тут — другое дело. В двухместном номере гостиницы нет адептов, тут лишь мужчина и женщина. Те же самые, что и там, но другие. Всё другое. Хуже или лучше? Не так. Я теряюсь, не очень понимаю себя и происходящее. Вода выключилась, и я села, ожидая появления Лео.
Только в кожаных штанах, по пояс голый, тряся мокрой челкой, как зверь, выпрыгнувший из озера, он даже не вытирался полотенцем. Просто вышел, обтекая. Капли бежали по его телу, падая с прядей волос и струясь вниз. Эйфория. От одного взгляда. От искрометной мысли о нем. Я встала, крадучись приблизилась, обогнула его, при этом не проронив ни слова, и глядя ему в глаза. Он с высоты наблюдал за моим передвижением. Не комментируя больше ничего, я зашла в ванную и, тоже не закрывшись, но намеренно, блаженно растеклась под душем, приводя себя в порядок и тщательнейше выполняя обряд мытья, без которого было так тяжело. Это единственное, что сильнее всего смущало меня в монастыре — отсутствие гигиенического комфорта. Пора было вспоминать, как крутить краны, как щедро намыливаться, купаться в пене, пахнуть чем-то более элегантным и изящным, чем то суровое мыло из отваров полыни, розмарина, чабреца, не знаю даже чего, и дегтя. С другой стороны, я уже скучала по тому запаху, неповторимо естественному, природному, дикому. Запах Лео, мужчины из леса, или с горы. Первобытного, первозданного. Моего. Теперь его аромат сменится на дезодоранты и одеколоны. Боже мой…
Он сидел на кровати ровно там, где до этого сидела я. Опершись локтями о колени, он уткнулся носом в сложенные ладони, положив подбородок на оттопыренные к лицу большие пальцы. Я завернулась в полотенце, ничего не надев под него. Нерешительно подошла к нему и встала перед ним. Лео окинул меня острооким взглядом, изучающим, несмелым, но и не робким. Протянув руку, я положила её на его руки. Он разомкнул их и впустил мою ладонь в бутон своих. Молчун, не умеющий красиво говорить что-то девушкам, Лео не облегчал нашей ситуации, да и я была в этом деле совершенный профан. Но нужны ли слова или можно обойтись без них? Я развела его руки и, закидывая ноги на кровать, одну за другой, забралась на него, сев лицом к лицу.
— Хо… то есть, Рэй, — исправился Лео, боясь коснуться моей влажной кожи, боясь почувствовать сквозь штаны, областью ширинки, отсутствие чего-либо под тканью, в которую я завернулась. Я хорошо чувствовала плотью холод его металлической пряжки. Морда тигра, стесняюсь сказать, куда уперлась на данный момент. — Ты не должна… я не для этого позвал тебя с собой ещё на ночь.
— Я и не по долгу это делаю! — осела я, расслабив до этого струной вытянувшуюся спину. Пальцы тронули челку Лео, прошлись дальше по волосам, погладили их, ещё не высохшие. — Я хочу этого.
— Я не буду лишать тебя девственности, — отрезал он.
— Что?! — возмущение вылилось из меня неудержимо. — Почему?!
— Потому что… ты не такая, — "Такая-такая!" — вспомнился мне один из анекдотов Шуги, но я не стала озвучивать его.
— Ты опять про женитьбу? Брак? А я говорила, что нам нужно было обвенчаться ещё в храме Лога!
— Рэй! — взял меня за локти Лео, строго посмотрев в глаза. Я опустила ладони на его голые плечи. — Я завтра уйду… должен уйти. Я покину тебя, и не знаю, насколько. Возможно, мы никогда больше не увидимся…
— Не говори так! — ахнула я. Внутри всё передернуло, защемило. Легкие оледенило от его слов, дыхание ожгло.
— Это факт, Рэй! Так может случиться, как бы я ни пытался противостоять этому. И я не хочу забрать у тебя что-то ценное, не имея возможности отдать сполна…
— Лео, пожалуйста…
— Нет, Рэй, нет! — покачал он головой, положив палец на мои губы. — Будет только хуже. Я знаю, как умеют любить женщины. Я видел это, слишком хорошо. Как они ждут, отдавшись, что кто-то вернется, а он больше не появляется. Я не хочу быть обманщиком, даже невольным. Не хочу быть предателем надежд, Рэй, поэтому я не буду давать их тебе, — он так часто стал повторять моё имя, будто вбивал его в себя, делал татуировку на душе, чтобы запомнить, чтобы навсегда сохранить, носить с собой за пазухой. — Я просто хочу пробыть с тобой ещё один день, не усложняя.
— Всё и так слишком сложно, — тухла и меркла моя интонация. Он провел ласково пальцами по моей щеке. — Всё уже слишком глубоко во мне, Лео. И если во мне хоть немного побудет что-то ещё от тебя, это ничего не изменит, потому что ты весь во мне, — и, повторяя его жест, я положила его ладонь на свою грудь, где сердце. — Ты вот тут полностью.
Мы замолчали, глядя в глаза друг другу. Там не было похоти, не было греха, не было ничего, кроме такой возвышенной любви, что все мои телесные ощущения на минуту исчезли. Уместно ли перейти к сексу на прощание в отношениях, которые умудрились остаться платоническими и неопошленными в наш век грязи, доступности и быстрого удовлетворения? Лео нежно положил руки на мою талию и прижал к себе.
— Давай там и останемся? — положил он, отзеркалив, мою ладонь на свою грудь. — Я увижу много отвратительного, и узнаю много приятного. Но в череде лиц, событий, потерь и приобретений, ты останешься единственной. Такой. Только ты, — Мой ангел, мой небожитель и идеал. Лео. Разве ты прав? Мы должны остаться друг для друга нетронутыми творениями на пьедесталах? Смогу ли найти кого-то другого для чего-то физического, да и захочу ли? Я просто хочу навечно принадлежать тебе. Не покидай меня, пожалуйста.
Он стиснул меня в объятьях и поцеловал. Закрыв глаза, я погрузилась в поцелуй какой-то иной страсти, не человеческой, но и не животной. Она обитала словно на высших уровнях, там, где нельзя опорочить и испортить. Наши губы нашли друг друга и не хотели размыкаться, они соединялись вновь и вновь, а когда расходились, то спешно целовали лица, веки, скулы, линию подбородка. Я упала на откинувшегося Лео, но через некоторое время оказалась под ним. Солнце село и в номере почти не осталось никакого света. Полотенце распустилось и, раскрывшись, спало с меня, расплоставшись вокруг. Не осталось почти никаких преград. Мы сплетались в заботливом обнажении, скользя ладонями друг по другу, и я, почему-то роняя слезы, прижималась к невинному телу Лео. Он тоже избавился от остатков одежды. Мы вновь слились в объятьях, трепетных, то сильных, то слабеющих, но не перед обстоятельствами, а от переизбытка любви, по сравнению с которой они недостаточно крепко скрепляли нас. Он не входил в меня, но этого было и не нужно. Соприкосновение голых тел, которые могли наслаждаться друг другом или, скорее, позволять через себя душам любить друг друга. Скомкав под собой покрывало, мы скинули его на пол, не прекращая стремиться навстречу, грудь к груди, рука к руке, уста к устам. Его губы прошлись по шее, ниже, поцеловали ямочку между ключицами. Он стал спускаться ниже, между грудями, целуя каждый сантиметр кожи, впитывая её в себя. Лео коснулся живота и я выгнулась, придерживаемая за бедра его руками. Закрыв глаза, я извергла стон. Завершив путь поцелуев в самом низу, Лео вернулся к моим губам и впился в них. В темноте, я посмотрела на него. Кажется, уроки тантр не прошли его стороной. Его руки, оставшиеся внизу, легли между моих ног. Задрожав, я положила свою на его возбужденный член. Это было самое откровенное касание, которое я позволяла себе до этих пор. Вонзившись поцелуем в мой рот, он продолжал ласкать меня, а я его. Мы не хотели доходить до такой грани, но это было неуправляемо. Внутренние голоса сказали за нас. Мы слишком хотели друг друга, слишком любили… один раз ничего бы не дал нам, не насытил нас. То, что мы делали, тоже было сексом, в какой-то степени… это было уже за той чертой, перед которой хотелось притормозить, зацепившись за "нельзя" и "когда-нибудь потом". Но мы владели своей волей лишь на половину. Она была подчинена инстинкту. Возможно, не основному, к размножению, а инстинкту любить и быть любимыми. Он сжал меня ещё крепче, посадив на себя, но не насадив. Выдыхая и вдыхая дыхание друг друга, наши тени кусали нежно губы. Его семя излилось на мою руку, и я замерла, ощутив это новое, неожиданное…
— Прости… — прошептал Лео, пытаясь выбраться из-под меня, чтобы пойти в ванную.
— Ничего, я помню учебник, так любимый Хансолем, — улыбнулась я, уступая ему путь и следуя за ним, чтобы сунуть ладонь под кран. — Оргазм мужчины — вина женщины, не уследившей за партнером…
Улыбнувшись тоже, Лео посмотрел на меня. Лишили ли мы друг друга девственности? Я думаю, что да, хоть никаких проникновений и не было. В эту ночь руки Лео тоже довели меня до экстаза, и не раз. Мы были первыми. Он у меня, а я у него. В эту ночь, когда мы, изведав всё возможное, что позволяли наши юношеские мечты о близости, не пропустившие нас вот так сразу во взрослый мир, Лео всё-таки рассказал мне о своём детстве. Гораздо подробнее, чем это сделал Хенсок. Я слушала и, онемев, плакала на его груди, хоть и знала уже большую часть из произошедшего. И слушая это, я понимала всё больше, почему он отказался спать со мной. Для него именно это было особенным в женщине. Её честь, возможность боготворить её не трогая. Ему было важно вывести ту, что он любит, из ряда тех, с которыми можно банально совокупляться. Такие не могли приносить счастье, такие были не для него, а для удовольствий. А удовольствие — понятие куда ниже счастья, беднее, блёклее. И в эту ночь я была абсолютно счастлива.
Как и обещал, он доехал со мной почти до самого моего дома. До моей улицы. Мы остановились попрощаться немного поодаль. Ему уже кто-то названивал с утра, торопя или призывая к чему-то. Он приглушенно и коротко переговаривался, обещая прибыть вскоре. Прощальный поцелуй был долгим, но всей его долготы не хватило, чтобы мне стало достаточно. Я не то что неохотно, я через себя размыкала руки и отпускала Лео, смотря, как его черная фигура уходит под осенней изморосью в даль. Уходит неизвестно куда и неизвестно насколько. Болезненное чувство, что он не вернётся, ненадолго затмило мой разум. Он исчезал за поворотом, ловя попутку, и я, прорываясь, как плотина, зарыдала, прижав ладонь ко рту. Последнее, что было у меня от Тигриного лога, ушло. Я взялась за подвеску в кармане пиджака, боясь, что всё совершенно обратится в сон. Но нет, у меня были кое-какие материальные доказательства. Но зачем они мне? Я никому никогда не расскажу о том, что было. Я просто буду ждать, что однажды это всё ко мне вернётся. Однажды раздастся стук в дверь, и я увижу узкие пронзительные глаза, которые без слов скажут мне: "Твоя судьба предрешена".