Тигриный лог

15 и 16 октября

Сезон дождей не обходит стороной и святые места. Тигриный лог поливался небесами по два-три раза в день короткими внезапными порывами, а вчера была гроза. На всякий случай мы подготовились к такой же буре, как в прошлый раз, но её не случилось. Над вершинами нависли туманные облака, окрутившие их и скрывающие горные пики, так что становилось похоже, будто их облетают призраки драконов, особенно когда белеющие, истощенные тучи растягивались полосатыми клоками, и тянущийся конец уподоблялся хвосту. Если прорывались лучи солнца, то Каясан превращалась в сказочный мир. Я забиралась на верхнюю площадку и смотрела, как замурзанный слякотью и ветром монастырь начинает поблескивать ярко желтым, отражавшимся в лужах или каплях, тысячами, миллионами повисших на ветвях, крышах. Потом, из ниоткуда, приплетались розоватые блики, как дыхание иного измерения, просачивающееся чародейством в земную обитель. Я до сих пор иногда ждала, не обратится ли тут что-нибудь в магию, потому что если не заниматься бытовыми и людскими делами, и остановиться, задумываясь о красоте окружающего места, о том, какова его духовная составляющая, то не верилось, что границы его задач заканчиваются во вполне объяснимом и обычном подготовлении воинов. Что-то ещё было в этом всём, что-то неуловимое, чище первого, только что выпавшего снега, прячущего под собой опасность. Опасность, от которой воины Лога должны защищать, но они же и будут излучать её, выйдя отсюда.

Думать об их выходе-уходе приходилось всё чаще, когда я наблюдала за опустевшим пятым столиком. После изгнания Джина за ним осталось двое, Пигун и Дженисси, и теперь, поскольку последний был соседом Сандо по комнате, то он подсел пятым к нему же за столик, а Пигун, пользуясь отсутствием Джей-Хоупа, присоединялся то к нам, то к столику Джеро и Хансоля. И та пустота в углу выжимала мне на глаза слезы, едва сдерживаемые, чтобы нормально поесть. Как хорошо, что я не должна оставаться здесь на годы, чтобы не видеть, как шумная и веселая столовая пустеет, как освобождаются места, как покидают Тигриный лог его обитатели. Я покосилась на учительский столик. Лео ел вместе с Ханом и Ли. Когда он учился, получается, что вообще тут всего три монаха было? Но исходя из рассказа Хенсока, Хан тогда ещё не был учителем, он был таким, каков сейчас Хонбин, воином, начавшим странствие и свой путь. Тогда должны были быть ещё какие-то люди? Хан же не совсем один был в своём выпуске?

— Что-то от тебя давно о сексе не слышно, — обратился Пигун к Рэпмону, благочестиво поедающему фасолевый гарнир. — Ты не заболел?

— Нет, ну… я это, — не поднимая глаз, он закрутил палочкой в тарелке, сочиняя. — Медитирую. Просветляюсь. Мантры всякие читаю. Очень помогает. Очень.

— Да у него просто засох и отвалился, — засмеялся Шуга.

— Да заткнись ты! — обижено прикрикнул Рэпмон. — Типун тебе на язык!

На его повышенный тон, распрямив спину и расправив плечи, на той скамье, что была позади них с Пигуном, развернулся Сандо, мимолетно встретившись со мной взглядом.

— Чего шумишь?

— Ничего, — пробормотал парень и углубился в трапезу.

— Всё нормально, Сандо, — похлопал его по предплечью Пигун. Самый старший, он редко вызывал у нашего агрессора приступы желания вмазать, так что не боялся потрогать там, где написано "высокое напряжение, убьёт". И молнию на лбу нарисовать, чтоб не подходили. Хотя это уже какой-то Гарри Поттер будет, а до его доброты Сандо очень и очень далеко. Я бы сказала, что от Гарри в нем только одна седьмая Волана-де-Морта. — Мы подняли больную для нас всех здесь тему, вернее я. Ничего страшного.

— А вы её не поднимайте, будьте так любезны, — прищурившись, прожег брюнет нас всех глазами.

— А она сама собой поднимается, разве нет, Сандо? — захихикал Шуга, вспомнив пятницу, и готов был уже засмеяться громче, но молодой человек, к которому он обратился, едва не опрокинув лавку, на которой сидел (благо, что на ней сидело ещё двое), задребезжав миской и чашкой, подскочил и подлетел с моей стороны к нам. Сахарный сидел посередине, между мной и Ви, и именно это, мне кажется, не дало въехать ему по лицу слета.

— Самый умный? — прорычал Сандо гортанно. Откуда-то из груди клокотало шипение, будто в ней расположился ад со сковородками, на которых поджаривали остатки грешников. — Пошли-ка, выйдем.

Я вцепилась в руку Юнги. Он и сам зажался между нами, но взгляда не отводил, и я боялась, что не захочет показаться трусом, встанет и пойдёт, и Сандо размажет его по дорожке.

— Не надо никуда ходить, — попросила я, выведя плечо вперед, чтобы закрыть Шугу.

— А ты не вмешивайся, — быстро пробормотал он, не посмотрев на меня. Незаметно поднявшийся из-за учительского столика, рядом внезапно нарисовался Лео.

— В чем дело, Сандо?

— Ни в чем, разговариваем, — активизировал выдержку парень, чтобы не сорваться при своём учителе.

— Ты грубо разговариваешь, — заметил Лео. — Это твои братья. Почему ты встал, недоев?

— Прости, — опустил глаза Сандо. Он настолько самостоятелен в своих обидах, что даже никогда не жалуется на то, что послужило причиной перемен настроения.

— Это неуважение к мастерам. Ты поднялся, не дождавшись их. Без причины, — предупредил Лео, что всякая ерунда, связанная с гневом и неуправляемыми эмоциями, оправданием не считается. Сандо пристыжено замолчал. Лео взял его под локоть и повел за дверь. Все с любопытством посмотрели вслед, и только я, не выдержав, согнувшись, чтобы не оскорбить возвышающейся головой обед учителей, поморосила следом.

Они остановились на углу, но не успели ничего сказать, когда их догнала я. Оба встретили меня не очень приветливо.

— Лео, пожалуйста, не наказывай его никак, — сразу же попросила я. Сандо удивленно на меня взглянул. Я обратилась к нему: — А ты не трогай Шугу! Он излишне болтливый, но не со зла же.

— Вот чтобы не болтал, болталку ему оторвать и нужно! — бросил он яростно.

— Ты никогда не должен ругаться с братьями, — произнес Лео. — Ваша дружба должна быть нерушимой. В братстве нет места ссорам и ненависти. Мы должны быть готовы жизнь отдать друг за друга…

— А с сестринством как быть? — хмыкнул Сандо и Лео, остановив поучительную речь, подозрительно на него уставился. — Да, я знаю, кто такая Хо, нечего так смотреть, ты и сам знаешь! Это понятно по твоему поведению. Ты с самого начала знал, да? Она была тогда в бане… я же понял, что там кто-то есть, но ты не дал мне войти и убедиться. Ты охраняешь её, потому что она девушка. К слову сказать, не очень-то честно со стороны монастыря подкладывать такую свинью в мужское общежитие.

— Во-первых, спасибо за свинью, а во-вторых, меня под вас не подкладывали, — скрестила я руки на груди, передернув его слова, чтобы он угомонился. Когда на него наезжаешь, как я заметила, он, в принципе, чаще оправдывается, чем продолжает лезть в бутылку. Хотя это стало прокатывать только при условии, что он знает, что я девочка. Будь я мальчиком, уже получила бы в нос кулаком.

— Я не это имел в виду! — Сандо вернулся к Лео: — Зачем говорить о каких-то высших ценностях и прикидываться честнейшими и невинными аскетами, когда вы проворачиваете такие номера, а? — он всё ещё не интересовался, зачем это сделано, почему я тут. Его не устраивал сам факт, и причины могли быть любыми, они для Сандо не оправдают поступка. Его мужское миропонимание заполнялось жаждой мести, решительными действиями и прямотой, раздваивающейся на секреты только при одном случае — личная жизнь, а в остальном всё должно быть открыто, неприкрыто и откровенно. Поэтому-то его и поразило обнаружение обмана нашими главарями.

— Так надо, — прошептал Лео, и по его тону мне показалось, что он и сам до сих пор не знает, надо кому и для чего? С тех пор, как я попыталась сказать ему о причине своего появления, а он не захотел слушать, я не говорила с ним о договоре между собой и Хенсоком. Но говорил ли с ним Лео об этом сам? Вроде у них со стариком доверительные отношения, почему бы и нет?

Традиционно, наши разборки прервал учитель Хан. Рок сгустился над Сандо, заранее посмотревшего на мужчину так, словно ждал подвох. Тот подошел и оглядел нас взглядом медика.

— И снова, Сандо, ты продолжаешь привлекать к себе внимание, — вздохнул он. — Не слишком ли ты проблемный ученик? — я вздрогнула, побоявшись, что его захотят выгнать. И хотя я не питала к нему и сотой части тех чувств, что испытывала к Джину, я приготовилась валяться в ногах у всех учителей и Хенсока, чтобы парня не выгнали. Всё, хватит! Прекратите этот беспредел! — Я предлагаю вот что, — вступил Хан, ещё сильнее натянув мои нервы. — Лео, по ночам ты будешь заниматься с Чимином. С Сандо пока достаточно.

— Что? Нет, нет, пожалуйста! — затряс головой он, получив самое нежелательное наказание. Всё его пребывание здесь было основано на улучшении боевых навыков.

— Не волнуйся, ты не останешься без дополнительных уроков, — Хан посмотрел на меня, успокоившуюся, что Сандо не пойдёт паковать вещи. — Ты заменишь Чимина и по утрам будешь тренировать Хо.

— Что?! — ещё сильнее возмутился молодой человек. — Мастер, вы шутите? Я не преподаватель, я не умею учить… я сам хочу учиться, мастер Хан!

— Обсуждение закончено. Если из-за тебя снова возникнут неприятности, то ты будешь отстранен и от общих спаррингов, — мы с Сандо загнанно друг на друга посмотрели. Вот вам и доброе утро отныне. — Идём, Лео, мы не доели.

На уроке мастера Ли я никак не могла сосредоточиться. Мне постоянно мерещилось, что в левый бок колет взгляд Сандо, сидевшего где-то там позади. Мало мне было проблем, теперь ещё и это. Он утверждал, что бить женщин не станет, но чего ждать от него на разминках? Подстроит несчастный случай, как пить дать. Скажет, что я случайно не вписалась в дверь и поскользнулась, улетев с обрыва. Всего-то сто метров промаха. Джин, где же Джин, кто приглядит за мной? Как он там? Что он делает сейчас за стеной? Приехал домой, обустраивается, акклиматизируется к возвращению в жизнь. Хотя то, что осталось во внешнем пространстве, представлялось мне теперь сном, чем-то фальшивым, где все играют временные роли, и только здесь вечность, что-то постоянное, во что можно погрузиться и испытать жизнь настоящую. Вот, опять я не об уроке думаю, и лекцию не слышу.

После обеда, в короткий перерыв между непрекращающейся занятостью, Чимин собрался к калитке, чтобы посидеть с Джей-Хоупом и тому не было бы скучно. Прознав об этом, Шуга тут же сагитировал меня, Ви и Рэпмона и мы дружным квинтетом пришли повеселить его, потому что должность привратника весьма и весьма тяжела не столько физически, сколько постоянным уединением, что выдержит психологически не каждый. Лео отдельный случай, ведь он предпочитает одиночество шумным компаниям, ему наоборот легче вдали. А кто из учеников добровольно бы обрек себя на отшельничество? Джей-Хоуп держался спокойно, но, я догадывалась, он прошёл какую-то подготовку, да и вообще вынослив более, чем показывает.

— А где пирожки? — расплылся Джей-Хоуп, встретив нас. Мы расселись по ступенькам, на которых я любила потолковать о том, о сем с предыдущим стражем ворот. — Хо, когда следующая вечеринка?

— Никаких вечеринок в ближайшее время! И так сбиваю вас с верного пути, — улыбнулась я.

— Да ладно, просто разнообразишь наш досуг, — подмигнул Юнги. Рэпмон с Чимином переглянулись. Один пойманный на том, что сбивается с пути совсем не желудком, а другой поймавший его на этом.

— Не уходи подольше, а? — пожелал Джей-Хоуп. — Встретим Новый год. Будет здорово, уверен.

— Я бы с радостью, — теперь меня тянула не только школа. Я не могу не вернуться до Нового года. Джин. — Но никак не получится. В поселке я оставил много незаконченных дел. Хотя бы образование.

— Я буду плакать, когда ты уйдешь, — посмотрел на меня Ви. Он мог бы и не говорить, я догадывалась, и это разрывало мне сердце. Ну, что мне его, с собой взять что ли? Остаться я никак-никак не могу.

— Ну да, раз ты тут не навсегда, в отличие от нас, — Джей-Хоуп, как сообщник, стрельнул в меня глазами, поведя бровью. — То тебе надо поступать в университет.

— Я решил, что пойду в полицейскую академию, — поделилась я планами.

— Вау! — удивился Мин. — Ты же вроде на другую специальность собирался?

— Передумал. Хочу защищать людей, когда выйду отсюда. Вдохновился вашим примером. В смысле, — принялась исправляться я, опять пригвожденная взглядом Джей-Хоупа. — Продолжить обучение боевым искусствам.

— Ты это… не того самое для этого? — недостаточно конкретно сформулировал Рэпмон возражение. Мы все ожидали от него разъяснений, чего это я "того самое". — Ну, не слабоват?

— Твоё место на кухне, он хочет сказать, — засмеялся Сахарный, похлопав меня по плечу.

— А, ну да, конечно! Нет уж, я разовью в себе и другой талант. Ничего, подкачаюсь, я ведь делаю успехи, правда, Мин?

— Ещё какие! — подтвердил товарищ.

— А вы, — оглядел присутствующих Джей-Хоуп. — Давайте представим, что появилась бы возможность уйти отсюда. Чем бы вы занялись там, в своей прежней жизни?

— Да что говорить о нереальном, — грустно опустил голову Рэпмон.

— А всё-таки? Пофантазируй, — настойчиво попросил Джей.

— У него фантазии не в ту сторону работают, — подколол Шуга, и сам же задумался.

— Я бы женился, — вдруг сказал Ви. Я открыла рот, повернувшись к нему. От кого я это слышу?!

— Да ладно?! — не выдержали и я, и Юнги.

— Ага, — закивал он. — Мы бы усыновили кого-нибудь. Я бы забрал нескольких детей из приютов. Столько, сколько смог бы прокормить.

— А… работать-то ты бы кем стал? — напомнил Джей-Хоуп о том, что деньги берутся не с потолка.

— Не знаю… я теперь умею хорошо писать. Я бы тоже, для начала, наверное, отучился… только я не знаю, на кого.

— Драки не привлекают? — подыграла я привратнику, перехватывая эстафету.

— Не знаю, — повторил Ви. — Если я буду отлично это делать, то почему бы нет? Но просто вот бить кого-то и получать за это награду? Нет, я бы не смог. Если бы можно было так, чтобы защищать слабых, вот как ты в полиции будешь, и за это чтоб зарплата, то тогда можно.

— А ты, Рэпмон? Чем бы занялся? — Джей-Хоуп перевел взгляд на следующего.

— Я бы взялся за ум и помогал отцу с бизнесом, — уставившись в землю, он стал вспоминать о прошлом и, возможно, раскаиваться и жалеть о том, как вел себя, когда был свободен и неприкаян. — А часть денег отдавал бы на благотворительность. И Тигриному логу бы заплатил, чтобы побольше мест для адептов было, — Рэпмон улыбнулся, покорив меня теплотой этой улыбки. — А то чего так мало пацанов умнеет? Пусть хоть полсотни тут поживет. Но драки точно не моё. Я рад, что учусь им и кое-что уже умею, но это так… для развития своего и пользы окружающим.

— Чимин? — вывел его из транса слушателя Джей-Хоуп, что тот аж выпрямился, опершись о колени вытянутыми руками. Повозив по ним ладонями, парень тряхнул челкой.

— Я с детства мечтал стать бойцом, но не думал, что буду воином… конечно, можно выполнить долг родине, сходить в армию, но военным я бы не стал. Я бы так и так продолжал заниматься боевыми искусствами, только на это не проживешь, поэтому пришлось бы искать ещё какую-то работу… мне нужно помогать родителям и младшему брату.

— А я, если бы вышел отсюда, — вальяжно развалился Шуга, задрав голову к небу. — Всё равно вернулся бы обратно.

— Серьёзно? — удивились мы с Джеем.

— Абсолютно. Я хочу тут жить всегда. Лет через пятьдесят займу место Хенсока и буду издеваться над новобранцами. Красота! Такие, как Сандо, у меня будут на вечной гауптвахте или картошку чистить ведрами.

— У тебя неправильная тактика воспитания, — покачала я головой. — А где пряник после кнута? Да и к тому же, Сандо не заслуживает такого отношения. Его можно и нужно понять.

— Ты заступаешься за этого террориста? — ахнул он, приподнявшись на локтях. Я успела в обед рассказать о том, с кем я теперь буду заниматься, и предупредила Мина об изменениях. — Ты, вообще, на чьей стороне?

— В Тигрином нет разных сторон, Шуга, — я поднялась, отряхнув хакама. Пора возвращаться к обязанностям уборщицы. — Мы все здесь равны, мы все здесь в одинаковом положении.

— Изыди, человек с промытыми мозгами, ты как сектант, — шутливо перекрестился от меня Юнги. — Любовь к ближнему, подставь вторую щеку… хотя нет, это ж христианство. Чего ты нам ещё проповедовать будешь?

— Ничего помимо того, что говорит мастер Ли, — вздохнула я. Почему как только делаешься добрее и пытаешься стать терпеливым, вокруг это воспринимается ненормально? Но я не хочу возвращаться к прежнему темпу и нервозности, я хочу остаться такой, какой становлюсь и какой стану.

И вот настало утро. Оно не могло задержаться где-нибудь подольше? Из постели я выбралась особенно нехотя. Нехотя оделась, нехотя обулась. Вяло выбравшись из комнаты, я так же побрела по ступенькам, ища глазами крюк, за который можно было бы зацепиться. Вот неплохая лужа, был бы якорь — бросила бы. Сандо не расстроится, если я не приду в спортзал. Поздороваться что ли с Джей-Хоупом? Задержаться у калитки, поболтать. Так, ладно, соберись! Хо, ты не тряпка, ты боец, ты ученик великого монастыря. Настолько великого, что о его существовании мало кто знает. Оно и лучше. Я добралась через силу до нужного уровня и, шурша плечом по стене, как нерадивый школьник, который прогуливает, плелась последние шаги. Внутри слышалось движение, донесся стук по груше. Ага, уже там. Взявшись за дверь, я потянула её, сдвигая. Сандо остановился, в белых штанах от тобока, обнаженный по пояс и уже вспотевший, от усилия в занятиях и гнева, предполагаю. Чимин, как узнал, что я девочка, раздеваться перестал, как бы ни бывало жарко, а этот явно не брал в расчет подобные нюансы. Он старался игнорировать мою женскую сущность, чтобы как-то забылся казус с его эрекцией. Это мои домыслы, возможно, в его голове всё звучит по-другому. Например: "Убить негодяя, убить негодяя, убить, убить, о, девочка какая-то, убить негодяя, убить, убить негодяя".

— Доброе утро, — прошла я на несколько шагов и застыла, ожидая ответа.

— Ну, — без приветствия, развел Сандо руками. — И что вы обычно с Чимином тут делаете?

— То же, что и все другие адепты на спаррингах. — "Спариваемся" — едва не пошутила я, но сдержалась.

— И он, конечно же, тоже знает, кто ты? — я кивнула. Ну, точно, про спаривание стоило пошутить, очень к слову. — И всё равно тебя тут лупит?

— Он меня ни разу не ударял. Он останавливается вовремя, — похвалила я друга в его отсутствие.

— М-да, не серьёзные это тренировки, когда вынужден всё время сдерживаться. Понятно, почему он так медленно повышает свой уровень. Теперь ещё и я должен ползти по этому пандусу для инвалидов, — Сандо обнял одной рукой грушу, другую уперев в бок и разглядывая меня. Это как человеку, никогда не евшему устриц, принести их: даже не знаешь, за что взяться для начала.

— Не нравится — не делай этого.

— Я ходил к Хану вечером, пытался его уговорить вернуть всё на свои места. Он ни в какую.

— Тогда просто разминайся там сам по себе, а я буду тут, сама по себе, — предложила я.

— Ты здесь не для того, чтобы изучать искусство боя, так? Тебе всё равно на подготовку и технику.

— Сначала это было так, — остановилась я под турником, приготовившись уже запрыгнуть.

— А потом захотелось тоже научиться? — я обернулась, пытаясь не глазеть на его шрам под сердцем. У него был ещё один, нефизический, который нельзя увидеть, но тоже на сердце. И я о нем знала. Не могла не думать об этом, даже подняв глаза к его издевательской ухмылочке.

— Захотелось.

— Стадный инстинкт, — бросил он, разворачиваясь к груше. Набрав легкие воздуха, я быстро пересекла разделяющее нас расстояние и вкопалась перед ним. Он ошарашено качнулся назад.

— Это у меня-то стадный инстинкт? Не хочешь поговорить о по-настоящему стадном, а? — Сандо расширил черные очи, не понимая, о чем я? — О девочках, которым дороже бабло и дорогие шмотки, вместо любви? О дурах, которые удавятся за последнюю модель айфона, потому что у других есть, а у неё нет!

— Замолчи…

— …о тех, которые разрушат чужую жизнь тем, что стадом бегут за деньгами и комфортом, живут инстинктами и не включают голову и не имеют души, чтобы почувствовать хоть что-то и подумать о ком-то, кроме себя!

— Замолчи, я сказал! — гаркнул Сандо, но я не сдамся. Я не замолчу. Пусть слушает и хлебает то, что заслужил! Своей глупостью. Потому что любить нужно достойных и да, пусть сердцу не прикажешь, и он ошибся, но сейчас, когда её уже нет в живых, почему нельзя понять, какой она была? Почему нельзя дать шанс какой-нибудь скромной и доброй девушке где-нибудь далеко отсюда, которая полюбит его по-настоящему?

— Тошнит от вас, таких вот идиотов! — выплюнула я, и поняла, что в этот момент извергаю и свою обиду. Такими, как его покойная возлюбленная, у меня была большая часть одноклассниц, и у них были поклонники, парни, за ними ухаживали и сыпали валентинками на День всех влюбленных. А у меня никогда этого не было, просто потому, что я была не такой. Потому что меня не интересовали тусовки, деньги, шмотки и разукраска индейца, чтобы поймать себе жениха получше. — Вы влюбляетесь в картинки, вы цените тех, которых можно купить! Почему? Потому что это престижно, или потому что для этого не нужно ничего с собой делать? Достаточно денег заработать и всё, и можно оставаться злобным, тупым, эгоистичным ублюдком!

— Да ты!.. Да что ты вообще?!. — Сандо задыхался от негодования, и мы так подняли тона, что я, опомнившись, побоялась, что нас услышат снаружи. Мы орали друг на друга, как ненормальные. Это должно было рано или поздно случиться, с такой-то неприязнью. — Если на тебя не обращают внимания, то нечего завидовать красивым девушкам! Ты поэтому пришла сюда? Чтобы потереться среди кучи парней, потому что иначе не получается?

— Ах ты!.. — занесла я руку для пощечины, но передумала. Нет уж, он меня не бьёт, и я не буду. Справедливость. Оскорблю его посильнее, и хватит. — Если я такая ужасная, то что это у тебя эрекция возникла, не подскажешь?

— Подскажу! — крикнул он мне в лицо. — Он встал дыбом от ужаса!

— Засранец! — прошипела я и, попытавшись ударить его, замахала руками, но он уворачивался так быстро, что ни один мой удар не достигал цели. Я подключила ноги, чтобы свалить его, сбить, но ничего не получалось, он просто отступал, или перепрыгивал, или юрко вертелся вокруг, почти не уставая, а я, бросаясь на него забыла о словесной грызне и мечтала только о том, чтобы отлупить его. — Ненавижу! — добавила я, горячась, и продолжила, настигая его, но никак ничего не добиваясь. Сандо, наслаждаясь превосходством, постепенно заулыбался и, в результате, охамел и вообще остановился. Я замолотила его со всех своих сил, попадая в грудь, плечи, живот, который он напряг, сделав почти каменным. К тому моменту я почти выдохлась и, хотя мне казалось, что я бью сильно, силы были на исходе. — Козёл! Засранец! — успокаиваясь, стукнула я его ещё, и ещё, пока он уже не поймал меня за запястья и не развел руки, угомонив. Задыхаясь от одышки, я замерла в засадной позе, прожигая его взором. Он, сдерживая надменную улыбку, безмятежно приподнял брови.

— Это всё, что ты можешь? — я не отвечала, пыхтя и вырываясь. И чем больше я вырывалась, тем сильнее Сандо радовался тому, что это у меня не получается. — Вот видишь, мне тебя бить незачем, ты себя о меня сама избила, — я попыталась наступить ему на ногу, но он и это предвидел и вовремя отдернул её. — Что это с тобой? А как же сдерживать ярость? Кто тут у нас пытался быть психологом? Как же доброта, всепрощение? Почему ты злишься, Хо? Это же нельзя. Раз легко советовать быть сдержанным, стало быть, и следовать своим советам легко, нет?

— Я убью тебя когда-нибудь, — прошептала я ему снизу вверх, не давая обещание или клянясь, что так и сделаю, а от обиды, что ничего другого не остаётся, как угрожать и ждать справедливого будущего.

— Только в своём воображении. Силенок не хватит, — он отпустил меня, оттолкнув, и я отступила на два метра. — Что ж, по крайней мере, если я буду доводить тебя по утрам, то приобрету хорошую практику по защите и уворотам. Ты не совсем бесполезна, женщина. — он повернулся спиной, чтобы размотать кулаки от бинтов.

— А вот ты, видимо, уже совсем бесполезен, — подлетела я и, вспомнив о запрещенных приёмах, сбила его с ног, вмазав по болевым точкам. Сандо повалился вперед, на расстеленный мат, но не успел подняться, лишь перекатившись на спину, как я запрыгнула сверху и прижала его к полу, чтобы он не встал. Я понимала, что у меня не хватит мощи удержать его за руки, поэтому подняла свои, показывая, что прекращаю сражение. Сандо замер, уже едва не сбросив меня с себя. — Не нужно доводить меня, можно договориться о том, чтобы взаимно приносить друг другу пользу.

— Как это по-женски, — хмыкнул он, пропустив мимо ушей предложение. — Зайти со спины и победить подлостью.

— Женоненавистник!

— Меня бесишь исключительно ты, — схватив меня за талию, он скинул меня на мат рядом и, оседлав сверху, скрестил руки на груди, с презрением показывая, что для него это всё детская возня. — Что используешь в следующий раз? Зубы, ногти? Вцепишься мне в волосы? Вмажешь промеж ног?

Дверь распахнулась и на пороге образовался Чимин, там же впав в ступор.

— Я… зашел посмотреть… как у вас идут дела… — я покраснела, лёжа под Сандо, хотя поза-то в общем, была вполне соответствующая занятиям. Всего лишь проигрыш, завал на лопатки. — Что… что ты делаешь с ним? — вознегодовал Мин, заспешив к нам, отойдя от зрелища.

— С ней, ты хотел сказать? — хмыкнул Сандо и, встав, поднял меня, потянув за руки. — Убиваю, не видно, что ли? Ты же на крики прибежал, не иначе?

— Всё в порядке, — заверила я товарища, придержав за предплечье.

— Он тебя не обижает?

— Нет, совершенно, — покосилась я на отходящего Сандо, разыгравшегося в войнушку и дразняще поморщившего нос из-за плеча Чимина. Я стиснула зубы. Он у меня получит. — Он отлично учит. Просто отлично!

Обойдя их, я вышла из спортзала. Главное, как обычно, успеть покинуть этот дворик до того, как начнутся утренние обмывания. Я целенаправленно достигла учительского домика и, помня о предыдущем опыте, предупредительно постучала. Меня не заставили ждать и, в течение минуты, дверь открыл тот, кто мне и был нужен.

— Доброе утро, мастер Хан.

— Доброе, Хо, — затягивая пояс, изумленно оглядел он меня. — Что-то случилось?

— Нет, я хотел спросить. Во время урока мастера Ли, у вас есть свободное время? Вы незаняты?

— Нет, в принципе, ничего важного…

— Можно я буду заниматься с вами этот час дополнительно? — мужчина подивился ещё больше.

— Ты хочешь заниматься сверх нужного?

— Да, именно этого я хочу.

— Кхм, — мастер Хан, запутано оглядевшись, провел рукой по волосам, откинув их со лба и, собравшись с мыслями, окрасился неким озорством, наклонившись ко мне для шепота: — Мне, право, неловко выполнять твою просьбу.

— Почему?

— Как бы тебе объяснить… — улыбнувшись улыбкой, свойственной зрелым мужчинам, попавшим в неудобное положение, не имеющей ничего общего со стыдом, но схожей с признанием неумения найти выход, Хан промолвил: — Моя совесть говорит мне, что моей жене лучше не знать, с кем я провожу индивидуальные занятия, — покрывшись алым цветом, я осознала, на что он намекнул.

— Вы… вы… и как давно?..

— Не придавай этому большого значения, — попросил Хан. — Я подучу тебя, если ты хочешь, — и закрыл дверь. С одной стороны, проблем меньше… учитель знает, кто я, и не выгоняет меня, и сам молчит. Что ж, думаю, Ли тогда тоже в курсе. От кого я продолжаю прятаться? Самое страшное, что можно было представить, Сандо и Рэпмон, уже осведомлены. Сандо! Стиснув кулаки, я решила последовать совету Хана, и не придавать большого значения разоблачению. Куда важнее было надрать задницу Сандо, пока я не ушла отсюда.