Тигриный лог

2 октября. Вечер

Чимин подошёл ко мне после ужина, когда я осталась одна у умывальника, над которым терла тарелки. Под ним стоял большой чан, в который стекала грязная вода. Тяжелый, его тоже потом нужно было выносить и выливать.

— Хо, я хотел извиниться, — уперев палец в стол, завертел он им, скосив взгляд к нему же. Стесняется. А я сильно удивилась. Во-первых, я вообще не думала, что он всё-таки станет говорить со мной с этих пор. Во-вторых:

— За что?

— Не знаю, но вдруг было что-то, — Мин взял возле раковины ложку и вертел её в руке, чтобы заняться чем-то. — Я же не знал, что ты… я не делал ничего такого, что тебя обидело?

— Нет, всё в порядке, — улыбнулась я смущенно.

— Я тебя ничем не оскорбил?

— Нет, совершенно, — успокоила я его, даже не пытаясь вспомнить. Он не тот человек, который может нанести моральный вред. Да и абсолютно голым я его не видела, в отличие от многих, так что если моя психика и скрипела, съезжая, то не по его вине точно.

— А я… нигде, случайно, не попадался тебе на глаза…

— Мин, всё в полном порядке! — заверила я его, стряхнув воду с рук и поставив их на бока. — Я знала, на что иду, приходя сюда, так что, если бы что и случилось — это было бы на моей совести.

— Не думаю, ведь мы могли бы быть внимательнее, — парень посмотрел на выход. — И до сих пор никто не догадался! — Задумавшись, стоит ли говорить о том, что кто-то кроме него раскрыл мою тайну, я решила, что он заслужил это, и ему так самому будет спокойнее.

— Вообще-то, Ви и Шуга осведомлены.

— Правда?! — мой расчет был верным, и он слегка расслабился. — Ну да, логично, они ведь всегда рядом с тобой… ты им сама сказала, или они додумались?

— Скажем так: обстоятельства вынудили оповестить, иначе они всё равно бы узнали, — скорчила я посрамленную рожицу. Чимин дружелюбно и понимающе расплылся, обнажив белоснежные зубы.

— Я до сих пор смотрю на тебя и не могу понять, почему не увидел девушки? Прости, если это невежливо с моей стороны… наверное, неприятно, что никто даже не заметил? — он предотвратил мой ответ, забирая вопрос обратно. — Нет, глупость спросил, ведь тебе же и не нужно было разоблачения. Я совсем дурак. Ты говорила нам, что вынуждена работать из-за нехватки средств, а я сегодня перед Хенсоком… — но по-настоящему мерзко за продолжающуюся с моей стороны ложь было мне.

— Мин, ты не обязан был зацикливаться на мне и подозревать подвох, да и… — в столовую вошёл Шуга. Лёгок на помине. Не придавая значения тому, что рядом со мной кто-то ещё, считающий лишь нас двоих в этот момент связанными тайной, Юнги подошёл ко мне и ткнул на застопорившуюся работу.

— Помочь быстренько? — Чимин прищурился, пихнув его в плечо.

— Так вот почему ты такой добрый и милый стал? Ах ты лицемерная морда! — поймав его за отворот, младший, но более сильный, захватил Шугу и затрепал по волосам, лохматя.

— Эй, что происходит?! О чем ты?

— Мин теперь тоже знает, кто я, — призналась я, и тот вырвался, скорее отпущенный, чем справившийся.

— Кто ты? Да я сам до конца не знаю, кто ты! — хмыкнул мой друг. — Кроме половой принадлежности, — он обратился к Чимину. — Что, тоже где-то что-то попалил, да? Ну, какой вид выдало тебе?

— Шуга! — зарделась я. Мин дал ему легкого пинка.

— С ума сошёл? Я… — видимо, он опомнился, что утром ухватил меня за грудь, и запнулся. Потом до него дошла формулировка Юнги через "тоже". — Постой, а ты подглядывал за Хо, поэтому узнал?!

— Нет, я просто потребовал доказательств в качестве компенсации за то, что меня водили за нос.

— И ты перед ним разделась? — озадаченно, сбитый с толку, вылупился на меня Чимин. Почему я не проваливаюсь под землю? Это было бы так кстати! А, проглоти меня бездна, честность — так во всем.

— Немного… чтобы убедить его…

— Но Хенсок сказал, что большее — недопустимо! — парень поочередно обозрел нас. — Шуга, только не скажи, что ты не верил? Ты просто хотел поглазеть, так?

— История умалчивает, и прошлое оставляет массу белых пятен, — обреченно опустил он ресницы, зачерпнув в глиняной вазочке орехов и сунув в рот. Я успела шлепнуть его по руке.

— Массу белых пятен оставляет другое! — раздалось от входа, где показался Рэпмон. Я испугалась, что он слышал что-то ещё, но нет. Ему явно попало в уши лишь ничего не значащее. Подойдя к нашему трио, он хотел прислониться к печке, но та была раскалена. Обжегшись и отдернув руку, он нецензурно на словах накидал блинов и отошёл на шаг. — К счастью, у нас спортивная форма белая, а то б как маляры ходили с вами…

— Ты чего пришёл? — поглядывая на меня и, по-новому, понимая, каково мне слышать всю эту пошлотень, Чимин стал притаптывать ногой. — Прекрати говорить о своей первопричинной проблеме!

— Я сублимирую! Если я ещё и говорить об этом перестану, я скукожусь в позе эмбриона среди ступ покойных брахмапутр…

— Бодхисатв, — поправил Шуга.

— Да знаю я! Я за вами пришёл. Тренировка, между прочим. Где вы шляетесь?

— Помогали Хо, — хором заявили Мин и Юнги, после чего многозначительно переглянулись.

— Сам справится, пошли! — подхватил он их и поволок к площадке.

Сил на физические упражнения не было, и я не побрела во двор с чем-нибудь вроде палки, а растянулась перед сном на жесткой постели, раскрыв учебник по химии. Третий или четвертый раз за месяц. Спать хотелось не сильно, но постепенно усталость брала своё. На описаниях и параграфах сосредоточиться было тяжко. Второй день я думала о том, а не напрасно ли забралась сюда? Сначала Сандо, сегодня случай с Мином. А если бы его выгнали из-за меня? Я бы себе этого не простила. А если в следующий раз всё так гладко не проскочит и Хенсок всё-таки выдворит кого-то? Ходжуна, Пигуна, Чонгука, Атома — кого угодно! Мальчишки не должны пострадать потому, что однажды удовлетворить любопытство мне стало дороже всего. Да и сколько я упустила времени учебы! Когда я наверстаю всё? Может, пора уже обойти ребят с прямым опросом, кто посмел целоваться в ночь Распахнутых врат? Очень многие были вычеркнуты мною из подозреваемых. Я открыла тетрадь, что разлиновала в первые дни и прочитала имена тех, кто точно не подозревался: Кидо, Джеро, Джин, Рэпмон, Ви, Шуга, Ходжун, Сандо. Восемь человек. Остаются одиннадцать. Надо ли говорить о том, что Лео тоже вне подозрений? Поэтому его изначально и не считаю. Джей-Хоуп… очень подозрителен, и без поцелуев. Он превращался в героя моих предсонных мечтаний. Что-то слишком много о нём думалось. Кто он, что скрывает и скрывает ли?

— Тук-тук, — услышала я знакомую просьбу о разрешении войти.

— Входи, Джин! — подтянулась я к подушке и подтянула на себя одеяло, хотя была в добротной такой пижамке, со штанишками до щиколоток и рукавами три четверти. Он переступил порог и, взяв стул с краю, подставил его поближе к моему ложу, усевшись.

— Ты весь день выглядела очень напряженной и грустной. У тебя всё хорошо? — всё-таки, он очень проницательный и чуткий. Я удивлялась его способности видеть главное и вовремя.

— Да как сказать… Чимин теперь тоже знает, что я девушка, — ох ты, а я тому забыла сообщить о Джине! Почему у меня вылетело это из головы? Потому что мы пытались убеждать себя с ним, что мы ничего не знаем?

— Вот как? — взгляд остановился на моём лице. — Увидел что-то?

— На тренировке стало ясно… на ощупь, — зажглись мои щеки и стали гореть.

— На ощупь? — повторил Джин. Брови его подскочили до середины лба. — Эти смотрят, этот щупает… Хо, сотри мне память, я как-нибудь переиначу твоё разоблачение для себя, — я засмеялась.

— Если ты забудешь всё, то забудешь и то, что надо промолчать, когда мой пол станет очевидным, и не откроешь меня по-другому. Ты же не сдержишься и поведешь себя так же.

— Открыть тебя по-другому? — одна его бровь опустилась, а другая так и осталась в игривом наклоне. — Мне нравится формулировка. И да, я напишу себе памятку "молчи, сдерживайся, прикинься котиком".

— Котиком? — непонимающе веселилась я.

— Ну да, их обычно гладят, пускают везде, и на постель…

— Джин! — шикнула я, прекратив смех.

— Что? Я сказал "на", а не "в".

— Какая разница! — одернула его я, опять нахмурившись. Вряд ли есть какая-то опасность находиться с ним здесь наедине, но одно то, что мы так близко друг к другу и без свидетелей — это наводит не на те мысли.

— Извини, я всего лишь хотел отвлечь тебя от того, чем ты грузишься. Я же вижу, что ты сама не своя со вчерашнего дня. Что ты там вбила себе в голову? Рассказывай.

— Чимина из-за меня чуть не выгнали! — сокрушенно сказала я и поведала, как всё утром случилось. Джин внимательно выслушал, не перебивая и не пытаясь острить по поводу и без того глупых моментов. А как бы он поступил на месте Мина, если бы был в такой же ситуации и так же воспитан? — Исходя из этого… я задумалась, а не лишняя ли я здесь? Я всем всё усложняю. Тем, кому и так нелегко.

— Хо, ты просто готова сдаться, не выдерживая.

— Не правда! — возмутилась я. — Дело же не во мне, а в ребятах — всех вас!

— А что мы? Мне с тобой тут гораздо лучше. Спроси Шугу и Ви, уверен, они скажут то же. — и спрашивать не надо, они мне уже говорили. — Ты с чего-то вздумала разделить совершенно все тяготы, но, поскольку на тебя не обрушилась вселенская тоска, то подумала, что не вписываешься в наш контингент? Ты всё ещё хочешь пострадать за правое дело?

— Возможно. Может быть, тогда бы я ощутила себя здесь гармонирующей и сочетающейся деталью, — уже мало что соображая повела я плечами.

— Ты хочешь страдать, как мы? Хорошо, я могу это устроить, — вдруг оживился Джин. Меня это даже немного напугало. Он взял у меня из рук книжку и отложил на столик. — Всё ещё хочешь?

— Что ты собираешься сделать? — насторожилась я.

— Ты мне не доверяешь? — хитро заиграл его взгляд.

— Я всего-то хочу узнать, что ты замыслил.

— Страдания, равные нашим. Исполняю твоё желание, — Джин потянул за одеяло. — Убери. Как тебе легче будет их принять, стоя или лёжа?

— Сидя? — предположила я и свесила ноги. — Но в чем суть?

— Суть в том, — молодой человек подсел ко мне, оказавшись рядом. — Что самой главной мукой большинства является отсутствие женщин. Отсутствие женщин — это неудовлетворенность. Неудовлетворенность — это дикое вожделение, без возможности его утолить. Ты когда-нибудь испытывала подобное? — я открыла было рот. — Конечно же, нет. Невинные девушки потому и невинны, что не испытывали предела искушений.

— И… — шумно задышав, потому что Джин плавным движением убрал локон мне за ухо, задев висок, я сжалась. — Ты хочешь искусить меня? По-моему, я говорила тебе, что лучше не стоит, поскольку я могу захотеть чего-нибудь не того.

— А мне это и нужно, — прошептал Джин рядом с моей щекой и его слова забрались в мою ушную раковину. — Только ты будешь, как и мы. Сама держать себя в руках. Сдерживаться. Бесконечно сдерживаться, Хо, как бы сильно не хотелось, — положив ладонь мне на колено, он провел ею вверх, до сгиба, и поднял на бедренную косточку, выпиравшую из-за моей задержавшейся подростковой худобы сквозь штаны. — Ты не думай, — продолжал он говорить не мне, а в меня, своим приглушившимся голосом, — Что раз мы несчастные, то безгрешные… неопытных среди нас не так много… я старше тебя настолько, что мои действия можно назвать растлением, а не соблазнением…

— Всего-то лет пять, — задрожала я, чувствуя, как его рука зашла под рубашку и коснулась моей спины. — Джин, но ты ведь ничего не сделаешь, правда?

— Ничего. Мне нельзя. — провел он носом по моей шее и мне стало трудно дышать. — Тебе же кажется, что если человек страдает, то всё — надо ему мир под ноги положить. А ты не думала, что даже страдающий может заставить страдать других? Хотя бы тем, что не умеет справиться со своей болью. А это слабость. А слабость не заслуживает жалости, если она добровольная. Упасть и ныть может всякий, чтобы требовать себе всю жизнь снисхождения… но я ухожу от темы, не так ли? — Одной рукой он выводил круги вдоль моего позвоночника. Я выгнулась, и в то же время он положил теперь другую руку на моё колено. Мышцы ног превратились в натянутые бельевые веревки. Выпростав кисть из-под рубашки, Джин провел кончиками пальцев по линии роста волос, ниже, слегка потянул за воротничок и, отведя его, коснулся кожи под ключицей. Его губы не отводились от моего профиля, так, что его дыхание щекотало и щекотало ухо. Но это что-то иное, не щекотка. Оно отдаётся по всему телу, но обладает другим эффектом. Мне не хочется смеяться. Мне хочется дрожать и съёживаться в клубок, так, чтобы мурашки, забегавшие по телу, нашли себе стойло и успокоились. — Я ведь не делаю ничего, что не позволено. Даже если бы ты была моим монастырским братом, я бы мог размять тебе плечи после тренировки. Я бы мог сделать тебе расслабляющий массаж… Я не касаюсь тебя губами и там, где не положено касаться, — Джин перевел ладонь с колена на живот, чуть надавив. — Не думаю, что если бы мы были за стеной, я бы оставил руку здесь, а не ниже.

— Подозреваю, за стеной ты вёл себя вообще не так, как здесь, со мной, — боялась я посмотреть на него, чтобы первой не спровоцировать поцелуй. Ведь его губы всё ещё около щеки.

— Я вёл себя не совсем так с девушками. Но в целом я не актёр, чтобы менять лица.

— Я бы хотела узнать, как ты обходился с ними… поил их вином, чтобы они расслабились? — вздрогнула я от того, что его пальцы на сантиметр забрались под пояс пижамных штанов сзади и тронули копчик.

— Специально я никого не спаивал, чтобы развести на что-то. Бывало, выпивали за что-нибудь, — Джин выставил два пальца ножками и побрел ими по пуговицам рубашки, вверх. — Но тебя бы я поить не стал точно. Не в первый раз. Чтобы ты нетрезво восприняла происходящее? Нет, такие моменты надо чувствовать полностью. Отсюда, — он остановился под левой грудью, подогнув один палец, и ткнул на сердце. — Досюда, — рука резко опустилась и, не соприкоснувшись, указала мне между ног. Мне показалось, что у меня даже пятки поджариваются. Я попыталась отодвинуться, но Джин, поймав меня за плечи, уложил на спину, на постель. Я ойкнула, а он навис надо мной. Совсем близко. Такой надежный и одновременно опасный. Или всё-таки только опасный? Его глаза блестели так, как блестели они у тигра, вышедшего из кустов. — Очень жаль, что запрещены даже поцелуи… — Джин скользнул щекой по щеке, издав перемешанный со стоном вздох. Стон впился мне прямо между ребер, под диафрагму, в солнечное сплетение. Отдался везде. — Ты бы хотела попробовать это? — я загнано покосилась на него. — Со мной, — уточнил он. Я сглотнула слюну. — Я про поцелуй, Хо.

— Я… я… у меня путаются мысли! — уперлась я ему в плечи, попытавшись снять с себя. Но он и не лежал на мне. Он держался на руках в позе отжимающегося.

— Это хорошо. Значит, мы на верном пути, — произнеся это, Джин опустил свои бедра на мои. — Во время спаррингов всякое ведь бывает. В какие узлы только не заплетешься… — он пошевелил устами по уху: — Давай попробуем финальный трюк? — я непонимающе воззрилась на него. Удерживаясь на одной руке, Джин провел второй по моему боку и положил её на бедро. — Разведи ноги.

— Что?! — подпрыгнула бы я, если бы не мешало его тело.

— Эй, эй! — усмехнулся Джин моей панике. — Мы оба одеты. Чего ты боишься? Представь, что ты выполняешь захват. Не бойся, я ничего не сделаю, — он вернул руку вверх. — Видишь? Никуда не заберусь.

— Л-ладно… — приказала я своим нервам распуститься и, ослабив ноги, чуть развела их. Джин, одним коленом, расставив их шире, после моего небольшого сопротивления, примкнул бедрами ещё теснее и ниже. Почувствовав сквозь свои пижамные штаны и его тобок кое-что очень подозрительное и твердое, я опустила взгляд вниз, но наши груди почти смыкались и сквозь них ничего не было видно. Парень сделал мягкое движение вверх вниз, как бы скользя по мне, покачиваясь. Повторил его. Во мне запылал пожар. Если существовали какие-то рецепторы на моём теле, то они увеличились в два раза и заискрились. Внизу живота образовывались скручивающие позывы, отголоски которых шли по ногам. — Джин… — он посмотрел мне в глаза, такой близкий, такой умелый, такой порочный в эту минуту, что страх девственницы казался крохотным спутником огромного светила под названием "страсть", и она затмевала остальное. — Джин, пожалуйста, не продолжай, — проскулила я под ним.

— Но ты бы хотела, чтобы я продолжил? — он вдавил в меня бедра, и его естество уперлось мне туда, куда я сама протягивала руки только в душе. Только в гигиенических целях. Спасите мою душу!

— Я не должна ничего хотеть, — повторила я чьи-то знакомые слова.

— Один поцелуй? — Джин опять провел носом по моему подбородку. — Можно в шею… несколько поцелуев… и мои руки будут держать тебя, а не матрас. Сильно, прижав к себе.

— Да! — закрыв глаза, закивала я. — Да, я хочу одного поцелуя! Нет, не одного. Я… я хочу, чтобы ты нормально поцеловал меня. И пусть даже ты не был тем, кто поймал меня в ночь Распахнутых врат, я хочу узнать, как это делаешь именно ты! — Распахнув веки, я замерла, ожидая реакции. Поморщившись, Джин оттолкнулся и сполз с меня. Я спружинила и тоже села. Что такое? Поправив штаны в районе паха, парень помахал на себя, подгоняя кислород.

— Вот теперь ты нас почти понимаешь, — мученически потряс он одной ногой, отзывая прилив крови в другие конечности. — Ты хотела узнать, что мы испытываем, страдая? Урок первый: попробуй быстро уснуть в таком состоянии, — я опомнилась, только сейчас воспроизведя начало беседы. Боже, он же возбуждал меня для меня же! Чтобы я выбросила из головы всяческие думы о том, что не могу понять товарищей из Лога. То есть, он, конечно, посмеялся надо мной, но и сам, судя по его заметной гимнастике, пострадал.

— А ты-то как? — беспокойно оглядела я его, хотя у самой было желание повторить его действия. Или как минимум попрыгать рядом. Или почесать кое-где. Или не только почесать. О чем я думаю?!

— Да уж как-нибудь… по заветам нашего Рэп-пророка, — вытянув руки и хрустнув пальцами, Джин отчалил и, уже на пороге, бесовски бессовестно обернулся через плечо: — Спокойной ночи, Хо!

Спокойной ночи! Ха! Щелкнув светом, я откинулась на подушку. Чертов Джин! Перед глазами стоял его дерзкий взгляд, его манящие губы. Я вспомнила шрам на плече, который видела у него в бане. Провести бы по нему пальцем… Я всё ещё ощущала его плоть между своих ног и, когда сводила их, чувствовала, что между ними надо что-то проложить. Я запихала между колен одеяло и перевернулась на бок. Он даже не поцеловал меня! Один поцелуй. "Если нельзя, но очень хочется, то можно!" — говорила мне бабушка, и если это слышала мама, то поднимался крик, чему та учит ребенка?

Когда горячий воздух вырывался из его рта на мою шею, у меня пульс зашкаливал. А мы почти ничего не сделали. Что же бывает, когда люди идут дальше? Что бывает во время секса? Какие ощущения? Каково будет, когда мужская рука коснется меня ТАМ? Зачем, зачем я разрешила Джину продемонстрировать мне их страдания? Я перевернулась на другой бок, закрутившись в одеяле, как в коконе. Они — взрослые парни, — что, на самом деле, каждую ночь вот так изводятся? Моя рука потянулась вниз… это нельзя было назвать зудом… но интерес просыпался, а что если?.. Боже, я же в монастыре! Почесав себя под коленкой, я перевалилась на спину. Ну, спасибо, Джин. По крайней мере, я на все сто поняла одного обитателя — Рэпмона!