Тигриный лог

3 октября. Вечер

Муки, изюма, сахара и остального нашлось вдоволь, стоило получше поковыряться в закромах и подсобках кухни. Я дождалась, когда ребята поедят последний раз за день и удалятся, чтобы без лишних подозрений начать готовку. Вдруг учителя полезут с вопросами? Любопытных мне в царстве кулинарии не надо. Познавание тантризма и дискутирование о нём как-то свелось к выпечке и бонусным плюшкам для привратника. Кто из нас это сделал? Меня саму переключило или Лео на меня так влияет? Но серьёзно, ведь невозможно же думать ни о чем таком запретном, когда хотя бы стоишь с ним рядом. Когда говоришь с ним. Однако у источника, раздетый до пояса, видимый мною подробно со спины и мельком спереди, он не соответствовал образу святого. Он был мужчиной. Созревшим, развитым, сильным, разумным. И снова полезли мысли о том, что ниже пояса у него может быть не всё ладно… и, несмотря на то, что я думаю об этом фактически в целях медицинских и альтруистических, они — мысли, — всё равно превращаются в пошлость. В рассуждение о том, что да как. Спишем на влияние Джина и освободим совесть. Нет, это не честно! Я должна нести ответственность за всё сама. Если я такая эротизированная, то следует покаяться и работать над собой. Не только физически, с Чимином. Наверное, пора присоединяться к Рэпмону в храме.

Два вездесущих носа всё-таки материализовались в столовой, притянувшись на запах. Ви и Шуга прошли по главному проходу прямо до меня, когда я выкладывала пирожки с противня на круглый поднос. Получилось больше, чем на одного человека, но я всё равно предназначала это исключительно для Лео.

— Что за чудесные ароматы? — их взгляды нашли излучателей желудочных феромонов. — Ух ты! Что за праздник? — Сахарный протянул руку к дымящимся изделиям, но я перехватила её и отодвинула.

— Это не вам.

— Не нам? А кто тут ещё есть? — изумился он. Я замялась. Не говорить же о моём истинном намерении? Они знают, что я девочка, неправильно поймут, начнут дразнить, и ладно бы меня, а то, не дай Дух Тигра, самого Лео.

— Это Хенсоку, — свалила я всё на директора. Будет знать, как плести своё кружево из чужих недоумений. Вот такой вот ты теперь сластолюбивый алчный старик в глазах обитателей монастыря. Обращайся, и не так репутацию подмочу. Но решимость мою сокрушили глаза Ви, молча любовавшегося пирогами и не произносящего ни звука. — Ладно, возьмите, но только по одному!

— Можно? — широко улыбнулся в секунду Ви и схватил верхний. Шуга последовал его примеру, но есть, в отличие от товарища, не спешил. — Нам в детском доме давали пироги с разными начинками. По праздникам. Я любил пытаться угадать, с чем достанется, — он, довольный и забывшийся в упоении вкушения кондитерки, жевал пирог, пока Юнги только принялся за дегустацию. Сточив один кусок, он выплюнул изюмину.

— Тесто класс, а это я не люблю.

— Не нравится — не ешь! — отодвинула я от них опять поднос, показно взяв ещё пирог и сунув в руку Ви. Тот с благодарностью его принял и захомячил полные щеки.

— Нравится! — возмутился Шуга, не рассчитавший мою реакцию на своё естественное поведение. — Ну, ты чего? Хо, ты круто готовишь. Ты ж вообще на все руки! Идеальная жена, честное слово! Кстати, давай ты будешь моя монастырская жена? — я посмотрела на него взглядом сонной коровы, которую заставляют что-то делать: "Ага, счаз-з-з!". — А что? Это ни к чему не обязывает. Мы ментально будем выполнять супружеский долг, я тебе буду помогать по хозяйству, ты меня будешь вкусно кормить вне очереди, — что-то хотевший сказать Ви постучал его по плечу, из-за забитого рта не могущий вставиться сразу. Шуга помахал на него рукой. — Да-да, брат, про тебя не забудем, усыновим, и тоже хавчик достанется, — Ви удовлетворенно закивал. — Ладно, хочешь, можешь супружеский долг не отдавать, я всё понимаю. У нас будет духовный брак по расчету.

— Ничего более противоречивого я ещё не слышала, — Логика абсурда. Духовный расчет. Только Шуга мог такое сочинить. — Нет, спасибо, но женой я твоей не буду.

— А-а, — протянул заговорщически Юнги, подмаргивая мне левым глазом. — Уже застолбили, да? Джин не велит?

— Да при чем тут Джин?! — вспыхнула я до затылка. Да при всём он. Везде, постоянно, целый день. А как сегодня я буду засыпать? Придется телесно упражняться до полного изнеможения.

— Ну, брось, я же вижу, что он не перестал на тебя зырить, как раньше, — Шуга мягко попихал меня локтем в бок. — Ты если решишься на что, подумай хорошенько. Разврату в монастыре не место, если уж давать — то одному. А я предлагаю серьёзные, как минимум товарищеские, отношения.

— Знаешь что!.. — подняла палец я и, поскольку сама не знала что, опустила его обратно, взяла поднос и, распихав ребят, попылила к выходу. Поживший в столице и повидавший пороки похуже, чем я могла представить, Шуга к разврату относил даже не секс, а его неупорядоченность. Сколько людей — столько мнений! Но мне нужно уже заиметь своё, а не пришвартовываться от гавани к гавани, спрашивая, куда плыть дальше. Пора завести собственный компас.

Услышав мои шаги по ступенькам, Лео открыл дверь своей коморки, уронившей скудный свет на притоптанную площадку перед ней. Он уже снял свой платок, закрывавший лицо (он носил его не постоянно, только когда вытягивался по стойке смирно перед калиткой, когда же становилось ясно, что посетителей не будет — он раскрывался). Я подошла к лесенке, на которой он обычно сидел и, не забираясь на неё, приподняла и протянула вперед то, что приготовила. Лео опустил глаза на пироги. Потом посмотрел мне на лицо.

— Это тебе. Как и обещала, — я застыла, как язычница перед устрашающим идолом, которому кидали подношения: примет, не примет? Или опять приносить в жертву несчастных девственниц, чтоб угомонился? Ха, ну, это не про Лео, конечно. Этого не успокаивать надо, а пытаться раззадорить. — Держи. — Привратник изучающе воззрился на меня. — Что? Ты хочешь узнать почему? Или зачем? Мог бы и спросить, если есть вопросы, но раз молчишь, скажу сама: делаю тебе приятно. Без корысти и задних мыслей. От чистого сердца. Хотя утверждать не возьмусь, что оно у меня чистое. Скорее всего, не такое, как твоё. Моё как минимум немного замызганное, но пироги тебе пекла почти по-буддистски, с молитвами и мыслями, избавленными от скверны, — мамочки, какая наглая ложь! — Да и мастер Ли надоумил сегодня на лекции. Говорит, что надо друг ради друга жить, а то мы не удаёмся, как венец ученической эволюции.

— Спасибо, — остановил мой поток слов Лео и взял пирог. Я выдохнула. Пароль введен верно. — А ты?

— Я? — сектор-приз! Вопрос от Лео. Вопрос — это интерес. Интерес — это активность. Активность — это шаг из растительного мира в мир животных. А там и из зоопарка на волю. — Люблю ли я пироги с изюмом? — молодой человек, уже откусив, помотал головой и сел на верхнюю ступеньку.

— Ты поела? — До меня дошло, что я даже не попробовала, что вышло, настолько была уверена в своём творчестве. Аккуратно придерживая поднос, я опустилась рядом с Лео, положила блюдо себе на колени и принялась трапезничать. А что, недурственно вышло, как и ожидалось.

— Тебе нравится? — он кивнул, тщательно пережевывая, откусывая понемногу, жуя так, словно расщеплял каждый миллиметр теста на атомы. Могу ли я воспринимать это как "смакует"? — Я сама всеядная, но от выпечки не могу отказаться особенно. К счастью, я не толстею, как многие девчонки. Я бы сказала — не в коня корм. Наверное, с энергией сгорает. Вообще никуда не откладывает. Но это минус, нейтрализующий указанный выше плюс. Хотя отсутствие ярко выраженных форм помогает мне прикидываться мальчиком. А это опять плюс, — я поела молча полпирога, чтобы не плеваться крошками. Не этично. Сделала паузу. — А ты бы распознал во мне девушку, если бы не знал? — Лео пожал плечами. — Сколько лет ты не видел женщин? — Его челюсть прекратила свою работу. Он задумался. Взгляд остановился на щелке между землёй и воротами. Проглотил.

— Одиннадцать, кажется.

— Одиннадцать лет! Обалдеть! — фальшиво присвистнула я. Не умела этого делать, как надо. — За такое время забудешь, как они выглядят, а ты их пугаешься до сих пор! Я же не страшная? — испугавшись, что могу услышать от Лео неприятную правду, я поспешила добавить. — В смысле, не пугаю? Я не про оценку своей внешности.

— Не пугаешь, — сказал он. Меня это должно было удовлетворить. Но не удовлетворило. Разбалованная вниманием Джина, я бы не отказалась от комплимента или признания какого-нибудь достоинства. Но заслужить от Лео "не пугаешь" — это уже ого-го! Это вам не вице-мисс Вселенная. Я Лео не пугаю, шутка ли? Когда я доедала второй пирог, он подходил к концу первого. Хотелось потрещать ещё о чем-нибудь. Идти спать пока не тянуло.

— Завтра банный день, — принялась я, как акын*, замечать очевидное. — Видишь, я уже много дней не пристаю к тебе, чтобы ты покараулил и постерег меня.

— Всё будет в порядке. — заметил Лео.

— Откуда такая уверенность? — прищурилась я. — Ты приглядываешь за мной и без просьб?

— За тобой приглядывают. — спокойно промолвил он. Мне стало неловко. Он что же… видел, что Шуга и Ви стоят на шухере? Ай-яй-яй, что же делать? Это ведь означает, что он понял, что Шуга и Ви знают о моей половой принадлежности! Он донесет Хенсоку? Хану? Кому? Уже донес, но почему-то те пока молчат? Думают, когда лучше выгнать? Надеются, что сама уйду?

— Ты… про ребят? — Лео кивнул. — Ты знаешь, что они стерегут меня у бани?

— Видел.

— А… — почему я так элементарно этого не предусмотрела? Разумеется, что страж монастыря бродит везде и следит за всем. Как он мог проглядеть двоих пацанов у дверей, когда внутри моется девочка? Никак, поэтому и не проглядел. — Значит, ты теперь в курсе, что эти двое осведомлены…

— Трое, — уточнил Лео. Я распахнула глаза шире.

— Что?! — он поднял три пальца свободной руки, не отвлекаясь от вкушения пищи. — Ты… о ком третьем идет речь?

— Джин, — спокойно выдал монах-воин. Мне едва не поплохело. Как много он видел и знает здесь?

— Он меня не караулит…

— Он смотрит, — Лео стрельнул зрачками в уголки глаз, в мою сторону, но тотчас же отвел их, наверное, чтобы самому не делать того, о чем говорит. — Не как на остальных, — А нет, так бы он не смог. Он на всех смотрит одинаково, этот одинокий ручной тигр. Мурчать не умеет, но хотя бы когти не выпускает.

— Я не знала, что ты такой проницательный, — и наблюдательный! Но что дальше? Донос? Проводы из-за меня этих троих? — Ты… расскажешь об этом учителю Хенсоку? Ты пожалуешься, что они общаются со мной, хотя и знают о том, кто я такая? — он покачал головой. — Почему? — Лео не отвечал. — Почему ты решил не выдавать нас? — тишина. — Да ответь же! Как иначе я пойму, что это правда? Ты же всегда всё настоятелю говоришь, разве нет? Почему же оставишь тайну неприкосновенной?

— Нельзя делать другим плохо, — молодой человек покончил с первым пирогом и посмотрел на поднос на моих коленях, будто примериваясь, влезет второй или нет? — Если я скажу — их выгонят. Им будет плохо. Не так плохо, как оттого, что они нарушают устав.

— А я думала, что ты чтишь его так, что трава не расти — надо соблюдать, — изумилась я. — разве правила и законы монастыря для тебя не первостепенны?

— Для меня — да, — Лео всё-таки взял добавку и завертел её в ладонях. Они ещё были теплыми, мои пироги. — Но соблюдение устава — личное дело каждого.

— А Хенсок чесал мне о сакраментальности и осквернении монастыря нарушениями… он тот ещё лицедей, да? — парень нахмурился. — Прости, я знаю, что ты его любишь. Я не в обидном смысле. Он добрый, но иногда врет, да? — "иногда" я сказала, чтобы пощадить чувствительность Лео. Выражаясь языком моего окружения, такого, как Рэпмон, Дженисси, Гон, наш старейшина не временами приукрашивал, а беспробудно пиздел. Они это говорили не применительно о нем, но я не знала на данный момент никого, к кому бы это подошло больше. Милейший дедушка. — Ладно, если ты обещаешь, что никому не скажешь, то я спокойна. Ты вроде не пошел по стопам Хенсока и достаточно надежный в плане информации товарищ. Ты умеешь обманывать? — это был трудный вопрос. Он ел и молчал, молчал и ел. Помочь ему с формулировкой? — Если ты просто никому не говоришь и скрываешь что-то — это не ложь, это укрывательство. Дозирование правды. А врать тебе приходилось? Вот взять и в глаза сказать что-то несуществующее? — Лео пожал плечами. Иногда мне хотелось повесить на них тяжелое коромысло, чтоб они не имели возможности подниматься и опускаться, и тогда ему пришлось бы рефлектировать иначе. Словами, например. — По-твоему, ложь — грех? — Пожал плечами. Я сейчас закиплю или взорвусь! Лео не вызывал никаких гневных эмоций или недовольств, но его поведение… так хотелось с ним что-нибудь сделать! Подрихтовать, отшлифовать, отредактировать. — Ты не можешь даже определиться, что грех, а что нет? По каким принципам ты вообще живешь? — сгорбившись почти на корточках, вгрызаясь зубами в тесто, он перестал на меня реагировать. Устал от меня, ясно. Или очень сильно загрузился. Я встала и опустила поднос с остальным рядом с ним. — Ладно, спокойной ночи. Не буду тебя больше тревожить своими досужими вопросами. И… не думала, что скажу это, но… спасибо за молчание.

Вздохнув, я развернулась и пошла к себе, когда услышала за спиной тихое, мелодичное и вкрадчивое:

— Спасибо… спасибо за доброту, — я обернулась и Лео, смотревший до этого на уровне моей головы, резко опустил взор, уткнувшись им в свои босые ступни в сандалиях. Окончание его фразы развеялось шепотом по вершинам гор: — Не думал, что скажу это… девушке.

Тоска, трепетность и подтекст сказанного ненадолго захватили меня. Пока я отдавалась упражнениям перед сном, я думала только о Лео, гадая, что же, что такое произошло с ним в детстве? Даже если это было не столь страшное, конечно, ребенку это всё запомнится в десятки раз хуже, чем есть. И это что-то было связано с женщиной или женщинами, а кто оставляет более сильный след, нежели мать? Он сказал тогда, что даже не знает, живы или мертвы его родители. И они не знают, что он в Тигрином логе. Несомненно, это были недостойные люди. И тот, что довел мальчика до такого состояния, что даже к двадцати пяти годам он не способен оклематься, должен быть самым мерзким и отвратительным на свете!

Но когда голова моя коснулась подушки, горизонтальное положение совершило трансформацию сознания. Перед глазами снова был Джин, но, в отличие от вчера, только воображаемый. Хорошо, что он не пришел сейчас. Не знаю, до чего бы я дошла, что бы позволила и чему сопротивлялась. Поворочавшись минут пятнадцать, я опять окончила путешествие на спине. Нет, плохо, что он не пришел. Какого черта он не пришел?! Я хочу, чтобы Джин пришел. Нежно обнял меня. Нет, не нежно. Крепко. Нет, не надо. Я поцеловать его хочу! Как много "хочу" в моих мыслях. Лео был прав — хотеть нельзя! От одного желания рождаются другие, как в принципе домино, стоит пасть перед одним соблазном и поддаёшься всем. Да и смысл воздерживаться от остальных, если уже дал слабину? Есть, есть смысл! Если падаешь, то лучше невысоко, чтобы подвернуть ногу и достаточно, а не в глубокое ущелье, чтобы расшибиться насмерть. И всё-таки, на лопатках лучше не лежать. Это возбуждает (а что меня не возбуждало сегодня?). Пассивное положение женщины под мужчиной, снизу. Да, наверное, это лучше всего для первого раза. Я что, уже продумываю свой первый раз? Нет, мадмуазель, зарубите себе на носу, выбейте на лбу и вырежьте на стене возле кровати, что никто из адептов первым у вас не будет. И ничего связанного с постелью у вас здесь не будет! Только сон, здоровый и сон.

Грезя Джином, я кое-как уснула.

Примечание к части

* акын — поэт-импровизатор у тюркских народов, про которых говорят "что вижу — то пою"