3 октября

Ещё сверху я увидела, что Чимин не входил в зал, а стоял у двери и ждал меня. Что-то опять приключилось? Я подошла к нему, пожелав доброго дня. Я старалась вести себя, как ни в чем не бывало. Удастся ли? Если мне поможет вторая сторона, то вполне.

— Хо, я должен был поговорить об этом вчера, но растерялся, — он держался замкнутой позы, но это могло означать не отторжение, а его внутренние сомнения. — Как мы теперь будем тренироваться?

— Что значит "как"? — опять удивил он меня.

— Я не могу поднимать руку на женщину, — твердо сказал он, оттолкнувшись от стенки и встав ровно. — Я не представляю, как кувыркать тебя на матрасах. Это… не подумай, что мне неприятно или я… мне приятно… черт! — Чимин стукнул себя по лбу. — Чем больше я говорю, тем глупее выходит! В общем, Хо, я не знаю, как вести себя, чтобы не вышло ничего непотребного. Ты же девочка, а я… я не привык иметь с вами дело. — перенял он мою привычку превращаться в спелый томат.

— Веди себя, как и раньше, пожалуйста, — подняв руку и переборов неосознанное сопротивление, я опустила её и похлопала его по плечу. — Всё будет в порядке.

— Ты странная, — доверившись моим словам, Мин открыл передо мной дверь и запустил внутрь. Начинается. Джентльменство Джина заводило его в отряд геев глазами Шуги, а если подобные штуки кто-нибудь увидит? Джин! Не думать о нем. Не думать!

— Странная? Разве? В чем?

— Я имею в виду относительно других девушек… я с такими никогда не общался. Ты никогда не жалуешься, не капризничаешь, не хнычешь и не затыкаешь наших мальчишек, когда они хамят. Ты очень терпеливая. Поэтому я и не мог подозревать, что ты — это ты.

— Хорошо вжилась в роль, — улыбнулась я, пока мы наматывали бинты на кулаки.

— Вряд ли. Роли исполняются быстро, а потом антракт. Или передышка между съемками. Ты же живешь с нами постоянно. Уже целый месяц! И ничем не выдала себя.

— Вначале бывало, мы просто мало тогда общались, — я отправилась к турнику. Чимин меня больше к нему не подбрасывал, так как я справлялась сама. А если бы пришлось? Размер его смущения снова зашкаливал бы. — Я чуть не произносила слова в женском роде, и взвизгивала, когда пугалась чего-нибудь.

— Сейчас ты бесстрашнее, видимо, — пошутил он, замолотив грушу, не только руками, но и ногами, с разворота. Он очень быстро размялся, перейдя к делу. Неужели всё-таки надумал ожесточиться по заветам Сандо и совету Хана?

— Закалилась, — согласилась я и, подпрыгнув, стала подтягиваться. Раз, два… ну же, ну! Ещё немножко… три! Уф! Я свалилась на пол. — Ура, новый рекорд!

— Поздравляю, — Чимин обернулся, хотя пытался уделять мне поменьше внимания. — И куда только потом отсюда выйдет такая сильная девочка? Тебя все ребята бояться будут.

— Вряд ли… не думаю, что добьюсь таких серьёзных результатов, — взгрустнула я, и, чтобы не мучить товарища, взялась за подготовку самостоятельно. Пусть пообвыкнется, что рядом вертится представительница слабой половины человечества. Да и мне после "сказки на ночь" лучше не приближаться к парням некоторое время. Особенно если они разденутся топлесс. Джин, ну что ты со мной сделал?

— У тебя заношенный вид, — пихнул меня Шуга локтем за завтраком. — Круги под глазами. Опять заданиями завалили?

— Да нет, не спалось, — витиевато покачала я головой, закопавшись в каше палочками и поняв, что спутала их с ложкой.

— Ты мне всё больше напоминаешь анекдот про ворону.

— Какую ещё ворону? — стряхнула я с себя вялую дрему.

— Ебанутую, — засмеялся Шуга. Ви укоризненно цокнул языком, мол, куда ты со своей бранью?

— Что ещё за анекдот? — вклинился Рэпмон. — Рассказывай, я не слышал такого.

— Ну… он длинный. Я сокращу, ладно? — Юнги развернулся ко всем. — Собрались птицы на юг лететь, а к ним ворона пристраивается. Они ей: "Ты куда? Мы далеко летим, ты не справишься!", а она им "Я сильная, я смелая, я справлюсь!". Ну, уговорила, в общем, полетела с ними. Летят-летят. Сделали остановку. Смотрят, ворона устаёт, отстаёт, но держится. Они ей "Ворона, может, обратно вернешься? Пока не поздно", а она "Я сильная, я смелая, я справлюсь!". Ну, отдохнули, летят дальше. Опять перевалочный пункт, ворона чуть живая. Птицы ей "Ворона, ну зря же ввязалась!", а она опять за своё "сильная!", "смелая!". Короче, долетают в итоге до места назначения, смотрят, вороны нет! Думали уже, что подохла где-нибудь, и вдруг, на последнем издыхании, едва махая крыльями, появляется ворона и, валясь от усталости, плюхается пузом к верху. Язык на бок, глаза ошалевшие. И говорит: "Я сильная, я смелая! Но ебанута-а-я-а!", — Рэпмон залился смехом, Ви захихикал, Джей-Хоуп улыбнулся, как и я. Что ж, Шуга, как обычно, зрит в корень. Я ощущала себя именно такой вороной. Не белой — я хорошо слилась с коллективом, а именно ебанутой, прости Будда.

Перед уроком мастера Ли, который я тоже должна была посетить, я направлялась мыть пол в библиотеке. Многие мальчишки, от тоски или искренних позывов, родившихся в них, стали туда регулярно захаживать, интересоваться, так что обросшее пылью и запахом ветхости и старины строение ожило, и регулярно пачкалось десятком ног. В этом муравейнике давненько не было такого переполоха и количества жильцов, так что работа моя не иссякала и хорошо, если не увеличивалась. Из моих пальцев кто-то выхватил ведро с водой. Задумавшаяся, я вышла из мглистых размышлений и увидела рядом Джина, понесшего ношу вместо меня.

— Как дела? — с беззлобной издевкой спросил он.

— Видимо хуже, чем у тебя, — недовольная, отошла я на полметра, чтобы не соприкасаться при ходьбе и даже швабру перехватила в ту руку, что была к нему ближе. — Лучше не приближайся ко мне. А то опять начнется… я понимаю, что ты намеренно это делал, но я всё поняла, спасибо!

— Если у тебя всё закончилось и начинается только при приближении, то урок прошёл в пустую, — Джин вежливо пропускал меня на лестницах вперед. О чем я и думала с утра! — Нам, страдальцам, присутствие не нужно, чтобы изводиться и мечтать о невозможном. Знаешь, сколько раз в сутки мужчины думают о занятиях любовью?

— Вы вообще не должны о них думать здесь, — шагала я по тропинке, смотря под ноги.

— Мы стараемся. Но так быстро ни от чего не избавляются, — подмигнул он мне, прежде чем войти. — Даже от меня.

— Джин, тебе проще, ты… вы… мужчины умеете спускать пар, в общем. Я знаю уже.

— Женщинам это тоже никто не запрещал, — мы встали на входе. — Но я бы не хотел, чтобы ты этому училась. Оставь одинокое натирание мозолей парням. Ты вскоре покинешь Лог, заживешь нормальной жизнью. Впрочем, я не считаю здешнее существование совсем уж ненормальным…

— А ты бы не хотел уйти отсюда? — вдруг спросила я. Зачем я это сделала? На что надеялась? Джин потер шею, подбирая ответ и разбираясь сам в себе. Неужели и у него были сомнения?

— Нет, не хотел бы, — выдал он. Потраченное на раздумья время показало, что он ляпнул не от балды, а всё взвесив. А задержался с оглашением только потому, что пытался угадать мою реакцию. — Я верю в то, что ничто не случайно. Всё, что случалось со мной, привело сюда. Я добровольно и по желанию пришел в монастырь. А мужчины не должны отказываться от слов и изменять… ни себе, ни кому-либо ещё. Ответственность за совершенное — самое яркое доказательство преданности своим принципам, — Джин сменил серьёзность на легкомысленность. — А ты бы хотела, чтобы я тоже ушел из Тигриного? — И это я тоже недавно где-то слышала.

— Нет! — ответила я так быстро, что выдала своё желание сильнее, чем вчера другое своё желание прямыми заявлениями. Ещё месяц пребывания в обители с вечерами, подобными вчерашнему, и я за него замуж захочу. То есть, захочу совсем другого, но девчонки ведь мечтают о более интимном через брак. Для нас в период юности это неразделимые вещи, в отличие от старших и опытных подруг, которые разделяют не только понятия "муж" и "любовник", но даже "секс" и "знакомство", не всегда сопровождающими друг друга. Но это в крайних ситуациях приобретенного цинизма и морального падения.

За одним из читальных столов сидел Хансоль, корпя над какой-то потрепанной книжкой. До него её листало не одно поколение учеников. Я набросила тряпку на швабру, предварительно намочив в поставленном Джином ведре, и принялась мыть из дальнего угла. Старший парень склонился к читающему, не спеша уходить отсюда. Что это, мы не хотим оставлять меня наедине с другим? Да не кинусь я ни на кого. А Хансоль не кинется, потому что не знает, кто я.

— Что ты так подобострастно изучаешь?

— Да тантры всё! — юноша шмякнул обложкой о столешницу. Может, она потрепанная и из-за частоты такой реакции на неё. — Я ожидал совершенно другого… я думал, что тантризм — это достижение бесконтактного оргазма.

— И? — заинтересовался Джин.

— Хули б там! — Хансоль испугано огляделся, и, не обнаружив никого, кроме меня, порадовался, что выразился не при учителях. — Представляете, оказывается, тантрическое искусство вообще направлено не на удовольствие!

— Как так? — Джин посмотрел на распахнувшийся форзац, пролистал его и убедился в названии книги. Плэйбоя контрабандой спрятано не было.

— Да! Оно учит праведной радости! В исконном восточном понимании. Это на Западе позже извратили и принялись распространять учение, как вариацию более ярких наслаждений и изощренных секс-практик. А на Востоке это не то! Более того, сакральный тантризм оправдывает секс для монахов. Прикиньте? — Я напряженно обернулась, почувствовав на себе взгляд. Угадала. Джин заинтриговано слушал, не сводя с меня глаз. Поясница вспотела. Не стоит, наверное, вставать в наклонную позу, потирая пол, особенно задом к тому, кто знает, что у меня под штанами.

— Поподробнее, пожалуйста, — попросил Джин товарища.

— Всё достаточно просто, когда перелопатишь десяток монографий, — Хансоль откинулся на спинку удобного стула. — Неудовлетворенность отвлекает и вызывает резонанс в теле, отвлекает от пути к просветлению, поэтому, считают тантристы — их законность в буддизме признают не все, — секс должен присутствовать в жизни, только не как пошлое и бездушное дополнение, а как составляющая, помогающая достигать нирваны. Секс должен становиться духовным, только при наличии любви к нему можно переходить. Более того — он помогает её достигать! Двое постепенно сближаются, открываясь друг перед другом, настраиваясь на один биоритм. Сначала просто раздеваются вместе, смотря друг на друга, могут касаться, постепенно, когда ощущается сроднение, продолжается наращивание интимности. Но конечная цель — не в оргазме, а в том, чтобы доставить его второй половине. Сечешь?

— Мне нравится, продолжай. — я предостерегающе выпучила на него глаза, чтобы он не увлекался тонкостями сомнительной мудрости, но Джин, так же, над головой Хансоля, приподнял один уголок рта. Это как бы сказало мне "Ты лучше тоже послушай, мало ли…".

— В общем, тантра — это искоренение эгоизма через секс. Ты должен раствориться в партнере, думать о нем, заботиться о нем, сделать всё, чтобы испытать радость от его наслаждения, и он должен быть озабочен тем же самым. Нам должно быть приятно, что мы приносим удовольствие. Забыв о себе, о своих потребностях. Полностью подчиняясь задаче осчастливить ту, которую мы имеем. В итоге можно научиться контролировать семяизвержение до такой степени, что его не будет происходить, а оргазм — будет! Я фигею! — Хансоль послюнявил пальцы и докопался до какой-то страницы, бегая глазами, чтобы запоминать и цитировать. — Вот, таким образом эякуляция мужчины вменяется в вину женщине, которая не была внимательна и не заметила той грани, которую не следовало переходить. Ох, я представляю глаза и лицо любой девчонки, которой я бы как-нибудь сказал: "Что ты наделала! Я из-за тебя кончил!". И смех, и грех…

— Теперь тебе, конечно, с непросветленными связываться нельзя, — похлопал его по плечу Джин. — А то не оценят твоего ювелирного искусства и не поймут благих намерений.

— Ага, а есть с кем связываться вообще? С козами? — хмыкнул Хансоль. — Беда-то в том, что тут ни одной бабы…

— Да… — протянул Джин, опять встретившись со мной взором. — Даже на складе не завалялось, и на заказ не привезут.

— Так что, требовать разрешить нам просвящаться посредством танризма — смысла нет. Да и, кто знает, может тут-то его и отрицают и не проповедуют? Это то ответвление восточных философий, которое осуждается многими гуру.

Однако в Джине выбилась искра любопытства и, что-то подсказывало мне, просто так он это не оставит. В чем я убедилась буквально через час, когда мы внимали учителю Ли.

— …наша жизнь, — привычно доносил до нас свет добра и правды мужчина. — Это настоящее чудо! Невозможно не восхищаться этим явлением, нашей планетой, природой, если задуматься, как много неохватываемой пустоты и мертвости во Вселенной. Вакуум, бесчисленные погасшие звезды, ненаселенные планеты и другие, горячие или холодные настолько, что не пригодны для жизни. Ежесекундно погибают тысячи звезд, сгорают, крушатся кометы. Да и на Земле. Сколько болезней, войн, преступлений! Казалось бы, смерти куда больше, чем жизни, но она не побеждает. Зачем спрашивать, почему и для чего, когда сам по себе этот факт поражает и удивляет. Можно озариться лишь одной мыслью: если вопреки всему, огромным, масштабным процессам, непобедимым вирусам и атомному оружию, или чему-то более мощному, иноземному, мы живы и движемся, то разве это просто так? Разве объяснить такое удивительное сопротивление маленького Земного шара космическому хаосу? — задние ряды позевывали, не будучи приверженцами абстрактных материй. Мастер Ли заметил это. — Возьмем конкретно наше пребывание здесь. Вы прожили тут некоторое время. Уверен, многие освоились и, возможно, начали воспринимать Тигриный лог, как свой дом. Каждый рано или поздно нашёл или найдёт своё место, начнёт выполнять свою функцию, трудиться и обучаться, рассуждая, что вот, я становлюсь лучше и совершенствуюсь, мне тут будет хорошо и, в общем-то, не так-то и плохо провести мои года в этом захолустье. Не так ли? Вас посещают мысли о том, кто вы теперь и для чего? Если так, то я немного удовлетворю ваше любопытство, — я навострила уши. Уж не о том ли, что они могут уйти в будущем, заговорит учитель? — Вы здесь не для себя. Если вы пришли сюда потому, что не могли найти себя в мире, а тут достигли годного комфорта, то я вас разочарую: ваши уроки, занятия, подготовки, государственные дотации, выделяемые на адептов, вовсе не для того, чтобы вам хорошо жилось и вы занимались самосовершенствованием для красоты. В вас вкладываются силы для того, чтобы вы делали этот мир лучше. Каждый из вас должен вытачивать из себя образец, близкий к идеалу, не для того, чтобы осознавать это и гордиться этим, а для того, чтобы ближнему, другу, брату, было с тобой лучше. Каждое ваше действие, поступок, мысли, должны направляться на то, чтобы помогать другим, чтобы озарять бренную землю чистотой, умом, непреходящей честью, возрождать эти качества в мужчинах, коими вы и являетесь!

— Ну, это как посмотреть, — вздохнул невинный Чонгук.

— Мужчина измеряется не сексуальными подвигами, — посмотрел на него благожелательно Ли. — Мужчина — это храбрость, сила, направляемая мудростью, ответственность и защита слабых. Это тот, кто сумеет различить плохое и хорошее и принять правильную сторону.

— А женщины что, различать плохое и хорошее не должны? — хохотнул Пигун.

— Если они начнут это различать, то для чего мы? — улыбнулся Ли. — Мы должны опекать их, направлять и лелеять, потому что кроме нас некому делать жизнь безопаснее, ведь тот, кто обладает силой — агрессор. Чаще всего это так, потому что сила — активный элемент. Её нет в состоянии покоя, её можно только проявить, и проявляется она в приложении. А те, у кого её много, но не обладают знаниями и пониманием, выплескивают её безобразно и разрушительно, вместо того, чтобы созидать. Мужчина — защитник, но когда мы получаем под своё крыло кого-то, мы получаем над ним власть, а власть — портит, и очень просто превратиться из доблестного защитника в злобного тирана. Чтобы этого не случилось, мы должны следить за собой. Есть небольшая притча на эту тему. Мать сказала ребенку, что он всегда должен помогать другим. Тогда он спросил, а что будут делать другие? Она ответила, что также, помогать другим, а те ещё кому-то, и так далее. Тогда ребенок подумал и сказал: "А не проще ли помогать самому себе, чтобы не обременять других и не доставлять лишних хлопот?". В этой притче ярко выражено то, как можно изменить мир, начав с себя и то, для чего самосовершенствоваться — от этого зависит всё человечество! От каждого, — лекции Ли часто перекликались с нравоучениями Хана. Прожив много лет вместе, несомненно, они разделяли какие-то общие взгляды. Но разделяли ли они интриганство Хенсока? — Но на этом всё не заканчивается. Мы помогаем самому себе, чтобы не причинять хлопот другим, но если они есть у других — мы должны помочь. Это святой долг.

— Можно спросить, мастер Ли? — поднял руку Джин. Я не стала оборачиваться, узнав по голосу.

— Конечно, сын мой?

— Я хотел спросить по поводу тантризма…

— И ты, Брут? — лукаво сощурился учитель, покосившись на Хансоля и Рэпмона. Хансоль поднял ладони, показывая, что не служил зачинщиком на этот раз. — Я слушаю тебя.

— В рамках того буддизма, который изучаем мы, тантризм запрещен или допустим? — я вспомнила канун и вспыхнула.

— Я монах, отказавшийся от воинства по причине серьёзной травмы, помешавшей мне продолжать физические занятия, хотя когда-то и неплохо дрался, — вступил мужчина. — И тот буддизм, который толкую я, разрешает многое из тантрических практик и, более того, многое я бы рекомендовал, при других обстоятельствах, — Что-то мне стало ещё неспокойнее. Джин, не принимай это близко к сердцу, не надо! Что мы с тобой будем творить, если в Логе окажется возможным секс? Ты хоть осознаёшь? Но я буду сопротивляться. Буду! — Но вы — воины. Воинам данной обители запрещено участвовать в сексуальных сношениях, — я выдохнула. — В общем-то, даже самоудовлетворение не приветствуется…

— Пф, да вы издеваетесь! — взметнул руками Рэпмон, так что с его доски, лежащей на коленях, вместе с ней самой, улетело перо, бумаги, разлились чернила. — О, прошу прощения, я уберу, — поднялся он и начал гомозиться с приведением всего в порядок. На его штанах расползлось черное пятно. А он боялся за белые! Судьба шутит с нами. Ребята засмеялись над казусом.

— А у меня тогда один вопрос, — поднял руку Хансоль. — Как переквалифицироваться из воина в монахи?

— Прокачайся до двадцатого уровня, собирай дроп, побеждай монстров, пройди следующую локацию, а вообще-то при регистрации персонажа надо было лучше думать, — развеселился над ним Джеро.

— Монахом можно стать в любой момент, — спокойно ответил Ли. Я испугалась новых витков рассуждений Джина. Он случаем не соберется переметнуться? — Только вам придётся покинуть Тигриный лог, поскольку это школа боевых искусств. — И снова облегчение! — Монахи отправляются в другую обитель. Я-то стал им вынужденно, хотя у меня уже был восьмой тан… — парни уважительно затянули "о-о!".

— А к чему вы вначале говорили о жизни? — вклинился Чонгук. — О том, что надо восхищаться ей и о её победе над смертью. Я не совсем уловил перехода к нашему быту…

— А, да! Спасибо, Чонгук, — отметил его внимательность учитель. — Я говорил это к тому, что многие, на мой взгляд, воспринимают монастырь, как свой крест и наказание, которое должны понести, — Как он угадал? Мне стало не по себе. Он всё-таки умеет читать мысли? Но он прежде меня смотрел на Кидо и Сандо, хмурых и молчаливых, как обычно. — Но наше место создано не для самоистязаний и очищающих мук. Мы не как некоторые христианские монастыри, в которых самобичевание и вечное раскаяние — суть пребывания в них. В буддизме жизнь — священное таинство. Оно первостепенно. Нирвана, духовные пути и всё остальное — это лишь её аспекты. Без жизни нет ничего и прерывая карму, череду перерождений, идет стремление не умереть навсегда, а выйти из порочного круга страданий, чтобы зажить счастливо. Из-за того, что жизнь священна, секс и считается незапрещенным, ведь он порождает её, он даёт новую жизнь, и ему поклоняются в ряде буддийских учений и практик, как в том же тантризме. Но потому он и запрещён лично вам. Секс — священный ритуал, и непосвященные и не очистившиеся к нему не имеют права причащаться. Но раньше бывало, что самым просветленным воинам это, наконец, дозволялось.

— Да-да, лет в шестьдесят, когда уже не надо… — проворчал Рэпмон, перепачкав все руки в чернилах, в попытках оттереться, но, немного подумав, улучшился в настроении. — Самым просветленным? То есть, если я стану лучшим учеником, то мне приведут сюда гетеру? Да, да, да?

Рэпмон, я разделяю теперь твою озабоченность (не так сильно, но всё же), но, поверь, ты сам сможешь добраться до гетер, если постараешься. А я… я вот уже была в окружении прекрасных вариантов. Но насколько я была "нечистой", если на продолжающиеся ободряющие слова мастера Ли, направленные на то, чтобы доказать нам — этот мир прекрасен, я реагировала не иначе, как думая о соитиях и физических контактах. С первым, кто просветлится, ага. Да тут самый святой Лео, ему, наверное, уже можно. Да только зачем святым людям разрешение на секс? Я задумалась. Лео ведь тоже когда-то обучался у Ли? Он же должен был прослушать курс продвинутого буддизма? Он что же, и про тантризм в курсе? Меня не на шутку взволновал этот вопрос. По непонятной причине, мне больше всего захотелось обсудить эти темы именно с привратником. Он, разумеется, откажется говорить, но попытка не пытка. А не собирается ли он в монахи? Да нет, если он под любым предлогом не хочет покидать Тигриный, то куда ему…

Едва досидев до конца, прежде, чем пойти готовить обед, я бегом побежала вверх. Остолбенев от зрелища распахнутой калитки, я заставила себя пойти дальше и, подкравшись к выходу, выглянула в него. Метрах в двух, около того валуна, на котором я когда-то ждала, впустят ли меня, Лео сидел на корточках и кормил какую-то бездомную кошку, неизвестно как и зачем забравшуюся сюда. Хотя я была тихой, он всё равно обернулся, машинально подняв посох с земли и поднимаясь сам.

— Какая прелесть! — указала я на животное, улыбаясь. — Местная? — Лео покачал головой. — Как её сюда занесло?

— Приходят иногда снизу, — из Хэинса или поселка видимо. По другую сторону подножья горы были ещё какие-то деревеньки, в которых у меня жили дальние родственники.

— А я-то думала, — наступила я на порог. — Что Кошачья тропа прозвана так из-за трудной преодолимости. А она всего лишь действительно кошачья! — Лео посмотрел прощально на кошку и двинулся ко мне. Я отступила, вернувшись на территорию монастыря. Удивительно, взрослый парень, распоряжающийся сохранностью целого монастыря, сильный, с ключом от замка, выходит только на несколько шагов, как цепью прикованный, и добровольно возвращается обратно, хотя целая отара парней мечтает выйти погулять хоть на денек. — Лео, я хотела спросить… — стоя рядом, опять нависая ростом, он посмотрел на меня, и весь мой энтузиазм куда-то улетучился. Да как я его спрошу о тантре? О сексе? Вот так слету? Чего я вообще принеслась сюда, дурная? Потому что Джин "взбодрил" и я не знаю, куда выплеснуть энергию? — Хотела спросить, — повторила я. Лео выжидающе чуть наклонился. "Не было ли у вас когда-нибудь желания побаловаться тантризмом?". Я ополоумела. Я думаю только о своих проблемах, удовлетворяю своё любопытство, а где же тут участие и попытка помогать? — У тебя есть предпочтения в еде? — Лео, наверное, ожидал от меня опять каких-то очень личных вопросов, поэтому от этого даже повторил:

— В еде?

— Ну да, сладкое, соленое… может, приготовить тебе что-нибудь особенное? Я хорошо готовлю. — Что я несу? Но идея была хороша. Порадовать его чем-нибудь. Вызвать хоть микроскопическую радость милым сюрпризом. Мы же все должны делать жизнь друг друга лучше, а за жизнь Лео, судя по всему, кроме Хенсока никто все эти годы не брался. — Ты любишь сладости?

— Я плохо помню их вкус.

— Я уж испугалась, что ты никогда их не пробовал. Пирожные, пирог… я могу испечь!

— Но рацион монахов должен быть прост…

— Он же будет не из мяса! Значит, ничего запрещенного, — Лео непонимающе, как на чудачку, косился на меня, закрывая щеколду и присаживаясь на ступеньки рядом с калиткой.

— Мне нравились пироги с изюмом, — заметил привратник. Я не решилась присесть к нему и слушала стоя. На его губах расцвела крошечная улыбка. Ух ты! Никак солнечное затмение грядёт? Но я была рада. — Учитель Хенсок как-то попытался приготовить их, лет десять назад, но у него всё сгорело, — Лео улыбнулся и глазами тоже. У меня едва слезы счастья не навернулись от этого зрелища. — Но мы с друзьями всё равно их съели.

— Я приготовлю их, — пообещала я почему-то задрожавшим голосом. — У меня не сгорят.

Загрузка...