Безжалостный хранитель

ГЛАВА 49

Это был я

Раффаэле

Осколок луны все еще стоит высоко в темном небе, когда я выскальзываю из квартиры и несусь через двор. Мысль о том, чтобы оставить Изабеллу, вызывает у меня тревогу, терзающую меня изнутри, но я убеждаю себя, что это для общего блага. Кроме того, с ней Альдо и Альберто, а также трое других парней, которых я расставил по внешнему периметру.

Она все равно спит, и, поскольку у нее выходной, надеюсь, так и будет, пока я не вернусь. Я думал об этом несколько дней, и это единственный выход. Именно Изабелла щелкнула выключателем, и я был слишком слеп, чтобы заметить это. После стрельбы на крыше я был уверен, что это Papà послал албанца за мной. Энрико Сартори даже не приходил мне в голову. Но потом я провел небольшое исследование, и, как оказалось, мой почти тесть на протяжении многих лет нанимал Арьяна Колу в нескольких проектах.

Полагаю, в этом есть смысл. Энрико видит меня в Риме с другой женщиной и срывается.… Я понимаю. Я почти сочувствую старику.

Вихрь мрачных мыслей заполняет мою голову, когда я запрыгиваю в "Веспу" Сэла и выезжаю на тихие улицы. В течение нескольких дней я обдумывал, что бы я сказал Сартори, как я мог бы заставить его признаться в стрельбе и, что более важно, как заставить его изменить свое мнение о возмездии.

Или, скорее, может быть, мне просто следует указать ему правильное направление.

Тогда я был гребаным идиотом, прикрывая своего отца. Я делал это не столько ради него, сколько ради своих братьев. Если бы Энрико знал, что Papà был тем, кто перерезал Лауре горло, я бы осталась сиротой.

В двадцать лет ложь казалась лучшим выходом. Я взял на себя всю вину за смерть Лауры, но лгал сквозь зубы. Я сказал ее отцу, что меня там не было, когда это случилось, что я нашел ее тело только постфактум. Он понятия не имел, что я был там, в том подвале, держал ее в последние минуты жизни, когда она хватала ртом воздух, наблюдая, как свет гаснет в ее живых, проникновенных глазах.

Воспоминания о Лауре проносятся в моем подсознании, ее улыбке, ее голосе, аромате лепестков роз, который всегда оставался на ее коже. Яркие образы подобны удару под дых, и я остаюсь хватать ртом воздух, лавируя по пустым улицам. Слезы подступают к уголкам моего зрения, но порыв воздуха с крыши "Веспы" уносит их прочь, прежде чем они успевают упасть.

Я похоронил все мысли о ней на долгие годы. Я зарекся избегать женщин, предаваясь связям только на одну ночь, потому что поклялся никогда больше не испытывать такой боли потери. Но вот я здесь, десять лет спустя, и по глупости влюблен в другую женщину, которая может снова разбить мое сердце.

И что еще хуже, я подверг ее жизнь риску из-за себя.

Я сворачиваю с главной дороги, направляясь под тусклыми уличными фонарями в район Parioli, где вдоль широких проспектов расположены элегантные апартаменты и искусно ухоженные парки. Прошло десять лет с тех пор, как я был здесь в последний раз, и до сих пор все остается таким, каким я его помню.

Отпуская дроссельную заслонку, я снижаю скорость "Веспы" до тех пор, пока не обретаю очертания знакомого роскошного здания. Классический римский фасад, увитый вьющимся плющом, залит лунным светом, придающим древнему строению из белого камня потустороннее сияние. По периметру расположены кованые ворота, на каждом углу большого поместья расставлены охранники.

Я бросаю взгляд на одно из больших арочных окон, сквозь которое уже пробивается свет. Энрико всегда вставал рано, и я полагаю, что за последнее десятилетие не так уж много изменилось. В тот момент, когда я подъезжаю к тротуару и глушу двигатель, на меня набрасываются двое охранников, каждый держит руки в миллиметре от пистолетов.

Они лают на меня по-итальянски, но как только я называю им свое имя, главный парень уходит, прежде чем прижать палец к коммуникатору в ухе. Я стою на тротуаре, мое сердце тараном бьется о ребра.

Согласится ли Энрико встретиться со мной?

Я что, гребаный идиот, чтобы вообще рисковать, находясь здесь прямо сейчас?

НЕТ… Я должен это сделать. Ради Изабеллы.

Тяжелые шаги поворачивают мою голову через плечо к приближающемуся охраннику. Его хмурый взгляд настолько глубок, что кажется, будто он навсегда запечатлелся на его лице. — Signor Сартори сейчас примет вас. — Он указывает на ворота, и один из других охранников отпирает их, затем толкает настежь. От резкого пронзительного звука каждый волосок на моем теле встает дыбом. Он останавливается у входа, его темный пристальный взгляд сосредоточен на выпуклости на моей куртке. — Мне, конечно, понадобится твой пистолет.

— Certo. — Залезая во внутренний карман, я достаю "Глок" и протягиваю его ему. Он ничего не говорит о моем ноже, поэтому я не протягиваю его. Маленькое лезвие заткнуто за штанину, где оно и находится постоянно.

— Следуй за мной. — Охранник кивает головой на мраморные ступени, ведущие ко входу.

Еще один сотрудник службы безопасности открывает входную дверь, и когда я переступаю порог, фойе такое же, каким я его запомнил. Парадный вестибюль отличается высокими потолками, а на полированных мраморных полах нет ни пылинки. Центр зала украшает эффектная лестница, ведущая на верхние этажи с замысловатыми коваными перилами.

На верхней площадке лестницы стоит Энрико Сартори.

Он смотрит на меня сверху вниз, шелковый халат, серебряные пряди в его волосах и на десять лет старше, которые не сделали ничего, чтобы сгладить его резкость или угрожающее поведение.

— Это настоящий сюрприз, Раффаэле. Ты последний человек, которого я ожидал увидеть на пороге своего дома в такой ранний час.

Он удивляет меня английским с сильным акцентом. Человек, которого я знал, отказывался говорить на чем-либо, кроме своего родного языка, несмотря на то, что полностью владел несколькими языками.

— Scusi. Прошу прощения, что явился без предупреждения, но это важно.

— Полагаю, что так. — В уголках его усов появляется усмешка. — Я думал, ты умный человек, но, похоже, я ошибался. — Он медленно спускается, растягивая каждую ступеньку. Когда мы оказываемся почти лицом к лицу, он смотрит на меня снизу-вверх, воплощение уверенности, несмотря на то, что я на фут выше него. — Прежде чем войдешь в мою гостиную, достань этот нож, где бы он ни был спрятан.

Мне потребовались все годы тренировок, чтобы не вздрогнуть. Очевидно, этот человек не утратил хватки и в старости. — Certo. — Я наклоняюсь и вытаскиваю лезвие из штанины, затем вкладываю его в его ожидающую ладонь.

— Ты получишь его обратно в конце твоего визита.

— Вполне справедливо.

Один из охранников ведет меня в гостиную, в то время как другой следует на шаг позади меня. В большой гостиной ждет еще один страж, стоящий за тяжелыми бархатными портьерами.

Энрико опускается в кожаное кресло с высокой спинкой цвета моего любимого виски. Затем его быстрый взгляд поднимается на меня. — Зачем ты пришел сегодня?

Я остаюсь стоять, потому что по какой-то чертовой причине мне кажется, что я обвиняемый, который пришел изложить свое дело перед судьей. Опять же, эти слова, кажется, намекают на меня, несмотря на то, что я сто раз повторял свою речь за ночь, когда мне следовало бы спать.

— Раффаэле Феррара, у меня нет времени тянуть время…

— Вовсе нет. Я пришел только задать важный вопрос.

— Тогда спрашивай.

Я сцепляю руки вместе, чтобы они не сжимались в кулаки. — Как вам, возможно, известно, я приехала в Рим около месяца назад с клиентом. Она пробудет здесь еще месяц, затем мы вернемся в Штаты. На прошлой неделе кто-то подослал стрелка к ее квартире, и мне нужно знать почему.

Его бровь в серебряную крапинку приподнимается дугой. — Ну, она твоя клиентка. Разве у тебя не должен быть ответ?

— Я поймал стрелка, но имя, которое он мне назвал, было посредником, не более чем албанцем из низов, который заключает контракты по найму. — Я замолкаю, пытаясь действовать осторожно, несмотря на ярость, бурлящую в моих венах. — Ты помнишь Арджана Колу, не так ли?

Тень улыбки тронула морщинистый край его губ. — Имя действительно звучит знакомо… — Его глаза сужаются, когда он смотрит на меня. — Но, насколько я помню, твой отец также использует этого человека. Что заставляет тебя думать, что он не несет ответственности и за это тоже?

— Тоже? — Выпаливаю я.

— Ммм. — Он барабанит пальцами по подлокотнику. — Я слышал, твой отец пытается расширить империю Феррары на Манхэттен. Разве ты не знал?

Я качаю головой, чувствуя, как лед разливается по моим венам. Dio, я помню, как он говорил об этом, когда я был совсем ребенком. Это была мечта дурака…

— На самом деле, я так понимаю, несколько месяцев назад какие-то русские расстреляли популярный бар, принадлежащий Кингам. Возможно, ты слышал об этом? Velvet Vault.

Мой желудок скручивает, кислота разъедает внутренности. Нет. Этого не может быть…

— Кинги предпринимали шаги на территории твоего отца в Риме, Раффа, так что для него было вполне естественно нанести ответный удар. Ты бы знал, если бы не бросил свою семью. Такой решительный шаг… Я часто задаюсь вопросом, что могло его ускорить?

Игнорируя его вопрос, я выплевываю пропитанные ядом слова, вертевшиеся у меня на кончике языка. — Вы хотите сказать, что это мой отец организовал стрельбу в Velvet Vault?

— Это определенно кажется логичным выводом, не так ли?

Мои мысли возвращаются назад, на все те месяцы назад. Атака была на первых полосах всех нью-йоркских газет, как печатных, так и цифровых. И каким-то образом в ту ночь таинственное текстовое сообщение привело меня в ту самую прачечную рядом с эксклюзивным клубом, где я впервые встретил дочь Луки Валентино.

Cazzo, мог Papà это тоже скоординировать?

— Но почему? — спросил я.

— Я никогда не был слишком привязана к тебе, Раффа, особенно после того, как моя Лаура забеременела от тебя, но ты никогда не был глупым человеком. — Он наклоняется вперед, обжигая меня своим мрачным взглядом. Даже сидя, старик пугает. — Тебе не кажется, что это удобно, что ты нашел работу телохранителя королевской principesse?

— Нет… — Я рычу. Выхода нет. Papà ни за что не смог бы так оказать свое влияние, находясь за тысячи миль отсюда. Я получил работу, потому что заслужил ее. Потому что я был лучшим выбором. И снова мои мысли возвращаются в прошлое, к тому счастливому дню, когда я оказался в нужном месте в нужное время, когда те гангстеры пытались расстрелять машину Изабеллы. Cazzo, это тоже устроил мой отец? У меня кружится голова, тошнота подступает к горлу.

Все это не имеет смысла.

Я повторяю эти слова снова и снова.

Но они делают это.… в них есть смысл. Что может быть лучше для того, чтобы поиметь своего врага, чем проникнуть в его внутренний круг? И с совершенно ничего не подозревающим дураком?

Есть только одна часть, которая не сходится.

— Тогда почему Papà пытался убить меня?

— Ах, Раффа, это был не твой отец. Это был я.