Божественная одержимость

Глава 20

Настоящее

Сладкий, конфетный аромат духов Натальи задержался в моей голове, как будто он исказил и укоренился так глубоко в моем сознании, став частью меня, отказываясь отпускать.

Ее образ… Растрепанные волосы цвета карамели, мягкие припухшие губы, розовый румянец на скулах… Это бьет меня в грудь каждый раз, когда я закрываю глаза.

Прошлой ночью она была в ужасном состоянии.

Я был еще хуже.

По правде говоря, я не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась.

Впервые в жизни мне не хотелось, чтобы моя голова коснулась подушки и утром я мог проснуться свежим.

Впервые в жизни мне хотелось остановить время и провести всю ночь с ней.

Ее ногти впились мне в спину, мои руки запутались в ее волосах, и все остальное исчезло. Только она и я, захваченные чем-то, чего ни один из нас не мог остановить.

А потом последствия.

Я не осознавал, как сильно нуждался в ней, пока не почувствовал, как прохладный воздух коснулся меня, когда она отстранилась, и все было кончено. Она прислонилась к столу, переводя дыхание, а я уже пялился на запертую дверь, злясь, что у меня нет другого предлога держать ее привязанной ко мне.

Поэтому я вытащил свой Glock и выстрелил в ручку двери.

Выражение лица Натальи. Ее недоверчивая усмешка. Она знала, что я мог сделать это с самого начала.

Это дало мне понять, что утром, когда она будет меньше злиться на меня, мне придется извиняться.

Ее ждал автомобиль, скромно припаркованный в конце квартала, как будто он стоял там уже несколько часов. Это не должно было меня удивлять. Наталья, казалось, всегда умела ускользнуть. Я настоял на том, чтобы отвезти ее, но она только покачала головой, бросив на меня свой понимающий взгляд.

А потом она ушла.

И вот я здесь, все еще ощущаю ее вкус на своих губах, призрак ее рук отпечатался на моей коже. Все еще схожу из-за нее с ума.

Сегодня она прогуляла урок Дэвиса. Я знал, потому что посмотрел на ее место, как только вошел в класс. Но когда я проверил, наш проект уже был загружен — отточенный и совершенный, как я и ожидал. У нее был способ удивлять меня. Заставляя меня гадать. Заставляя меня хотеть большего.

Неважно, как сильно я ненавидел отказываться от контроля, часть меня наслаждалась осознанием того, что я могу откинуться назад и позволить ей делать со мной все, что она захочет, и я бы приветствовал это.

В коридоре за раздевалками было тихо, если не считать слабого гула верхнего света и отдаленной толпы. Мое сердце билось ровно, в том же ритме, который я всегда ощущал перед игрой; спокойное снаружи, острое и сосредоточенное внутри.

Я прислонился к стене за углом, скрестив руки на груди, ожидая. Моя команда уже была в спортзале, предматчевая болтовня гудела на задворках моего сознания.

Но я не думаю о команде. Или об игре. Или об адреналине, который вот-вот хлынет в кровь.

Я думаю о Наталье.

Я наблюдаю, как команда поддержки заходит по двое и по трое, смеясь и встряхивая волосами. Натальи с ними нет. Я знал, что ее не будет. Она всегда оставалась позади — что-то о том, что ей нравится тишина перед хаосом. Я задавался вопросом, знала ли она, что я был поблизости, чувствовала ли, что я жду ее здесь.

Наконец коридор опустел, и приглушенный шум из спортзала, казалось, доносился за милю.

Дверь в раздевалку для девочек слегка скрипнула, когда я толкнул ее и запер за собой. Я остановился внутри, меня окутал слабый аромат ванили. Ее аромат. Мгновение спустя мои глаза нашли ее.

Она стояла перед своим шкафчиком спиной ко мне, поправляя форму болельщицы.

Я подошел ближе. Тихо.

Напряжение перед игрой было тем, в чем я преуспевал — контролировал, просчитывал, вкладывал в каждую игру, в которой участвовал.

Все было совсем не так.

Это я не смог сдержать. Сколько бы я ни убеждал себя, что должен.

Я наблюдаю за ее движениями; спокойными, уверенными, совершенно не подозревающими о моем присутствии.

Когда я остановился позади нее, она замерла.

Ни слова. Ни звука. Едва заметное движение ее плеч. То, как у нее на мгновение перехватило дыхание.

— Ты не должен быть здесь, — наконец сказала она мягким голосом. — Я не хочу тебя видеть.

— И все же я здесь. — Мой голос был низким, ровным; я даже не пытался скрыть скрывающиеся за ним темные намерения.

Она медленно повернулась, ее шоколадные глаза встретились с моими. Страха не было, но было что-то более темное, что соответствовало огню в моем взгляде. Что-то более страшное, чем мы оба могли себе представить.

Теперь ее дыхание было медленным, размеренным, как будто она пыталась сохранять контроль. Я ухмыльнулся, уголок моего рта приподнялся, когда мои пальцы протянулись и слегка коснулись ее руки.

— Ты затеял игру. — Ее слова были едва громче шепота.

— И ты засунула мою голову туда, где ее быть не должно, — ответил я, и правда вырвалась наружу прежде, чем я смог ее остановить.

Какое-то мгновение мы просто стоим, забыв о шуме внешнего мира, мы оба точно знаем, чем рискуем.

Но в этот момент мне все равно.

У Натальи перехватило дыхание, ее пальцы задрожали от моего прикосновения, но она не отстранилась. — Нам не следовало этого делать, — пробормотала она едва слышно. — Прошлая ночь была ошибкой.

Я провел языком по зубам, позволяя оскорблению слететь с моих губ. Моя рука скользнула от ее пальцев к внутренней стороне запястья, ощущая ровное биение пульса.

— Ошибка? — Эхом повторил я, в моем голосе прозвучали опасные нотки. — Забавно, что ты, казалось, так не думала, когда я был глубоко внутри тебя.

Она с трудом сглотнула, ее грудь поднималась и опускалась все тяжелее. Ее взгляд скользнул вниз, туда, где моя рука касалась ее кожи, тепло ее тела пробуждало что-то первобытное, скрытое внутри меня.

— Тревор, — прошептала она, почти умоляя меня держаться подальше. Но я не могу.

Я подошел ближе, сокращая расстояние между нами, пока не почувствовал исходящий от нее жар. — Скажи мне остановиться.

Ее пристальный взгляд встретился с моим, и на мгновение я подумал, что она ответит. Я думал, она оттолкнет меня и разрушит эту извращенную связь между нами. Но вместо этого она молчала, невысказанное желание гудело между нами.

Рычание сформировалось глубоко в моей груди. — Ты не можешь, не так ли?

— Это не значит, что мы должны... — Наконец она призналась, ее голос слегка дрогнул, признание, которое ни один из нас не мог проигнорировать

Я наклонил голову, мой большой палец коснулся нежной кожи ее подбородка. — Не должны. Но мы сделаем это, — пробормотал я, обещание тяжелым грузом повисло между нами.

Ее глаза закрылись, когда я наклонился, мои губы оказались прямо над ее губами. Дразнящие. Манящие. Моя свободная рука скользнула вокруг ее талии, притягивая ее к себе.

Я дал ей последний шанс отстраниться.

Но когда ее руки добрались до моей груди, сжимая ткань моей рубашки, как будто это было единственное, что ее поддерживало...

Я захватил ее нижнюю губу своей, поцелуй начался медленно, но быстро перерос во что-то более отчаянное, более всепоглощающее. Она утоляла мой голод своим собственным, ее рука скользнула к моему затылку, прижимаясь ко мне.

Когда мои руки опустились к ее заднице, чтобы задрать юбку, ее руки опустились к моим брюкам, чтобы расстегнуть их.

— Черт, — Я застонал, когда она просунула руку в штаны и провела ладонью по моей твердой длине поверх боксеров. — Я думал, это ошибка?

— Ты так сильно мне нужен, — захныкала она, когда я просунул руку под ее стринги, чувствуя, какая она влажная.

— Ты нужна мне больше, детка. — В моих устах эти слова прозвучали как-то по-иностранному. Я не только никогда не использовал грязные выражения, но и никогда не проявлял привязанности — никогда.

Опустив голову к ее шее, целуя и покусывая, я собирался опуститься ниже, но она остановила меня.

— Ты нужен мне прямо сейчас, — выдохнула она. — Пожалуйста.

— Прямо сейчас, amai?

— Прямо сейчас.

Не успел я опомниться, как мой член вылез из штанов и заскользил между ее гладких складочек, когда я прижал ее к шкафчикам — так, как я хотел с той первой ночи, когда увидел ее в костюме чирлидерши. Затем я стал толкаться в нее, медленно, так глубоко, как только мог.

— О, Боже мой. ДА. — Она застонала, ее ногти впились в мою спину, когда я начал толкаться.

— Как ощущения, детка?

— Так чертовски хорошо...

— Да?

— Да...

— Да? — снова спросил я, мой тон стал более резким по мере того, как я все грубее входил и выходил из нее, моя нижняя часть пресса хлопала по ее мягкой киске.

Это жестко, быстро и умопомрачительно напряженно.

Наталье пришлось зажать рот рукой, когда она кончала, чтобы не закричать, а мне пришлось сдержаться, чтобы не кончить в нее, вместо этого вытащив и пролив свою сперму на ее киску и внутреннюю сторону бедер.

Ее дыхание было тяжелым и измученным в моем ухе, хотя мы не могли трахаться дольше пары минут.

Медленно опустив ее на землю, я развернул ее так, чтобы ее задница прижалась к моему все еще твердому члену. Моя грубая ладонь пробралась между ее ног, двигаясь взад-вперед, втирая сперму в ее нежную кожу. По ее чувствительной, влажной киске. Между ее дрожащих бедер. По нижней части ее живота. Пока она не стала частью ее самой.

Наталья прижалась ко мне, но не сделала ни малейшего движения, чтобы остановить меня.

Как только я, наконец, закончил, я стянул ее трусики сбоку, вернул на место и шлепнул ее по заднице — почти обезумев от того, как она подпрыгнула от моего шлепка.

Когда она повернулась, ее руки обвились вокруг моей шеи, притягивая меня к себе. Я, не колеблясь, наклонился и прижался губами к ее губам, целуя ее неряшливее, чем раньше, и потерял свой гребаный разум, когда она ответила взаимностью — мой язык кружил вокруг ее языка, посасывая его, покусывая ее губу — пока она не начала задыхаться.

— Ты не можешь вытирать мою сперму до конца игры. Поняла? — Мрачно пробормотал я ей в губы.

Она вздрогнула, когда мы продолжили целоваться, и темная, извращенная часть меня наслаждалась реакцией, которую я получил от нее.

— Ммм, — ответила она, как только мы оторвались друг от друга, подняв подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом.

Я заглянул в ее мягкие глаза, и теплый эспрессо проник мне в грудь.

Теперь пути назад нет.

Мы.

Наши желания. Наши секреты. Наша опасная игра.

Я был более чем готов играть.