Бурбон и секреты

Глава 8

Линкольн

По общему мнению, для бурбона еще слишком рано, но я собираюсь с энтузиазмом поднять в воздух два средних пальца и сделать полный оборот вокруг своей оси, посылая Вселенную нахрен. Ни одна чертова вещь сегодня не идет так, как надо.

— Папа, это дорога не в школу, — настороженно говорит Лили с заднего сиденья, поворачивая голову, когда мы проезжаем мимо «Hooch» и направляемся к винокурне.

— Ну, вы решили начать неделю с нарушения закона, поэтому я считаю, что только один человек сможет вас образумить.

Выезжая на длинную гравийную дорогу, я уже вижу Джулеп, терпеливо ожидающую нашего приезда. Должно быть, Грант сказал ей, что девочки приедут. Эта собака считает Ларк и Лили частью своей стаи.

— Мы не нарушали закон, — отвечает Лили.

— По закону вы должны ходить в школу, а вы планировали прогулять ее сегодня... Так что, — я пожимаю плечами, — теперь вы можете обсудить это с дядей Грантом.

Это быстро заставляет ее замолчать. Грант хоть и в отставке, но все еще может произнести устрашающую речь о соблюдении правил, когда это необходимо. Он даже со мной иногда такое проделывает.

В детстве мы с братьями постоянно прогуливали школу. Мы садились в автобус и, как только его двери открывались, находили способ отвлечь дежурившего в нем учителя, чтобы умчаться к опушке леса, который прилегал к территории школы. Когда наши родители были еще живы, мы обычно сначала заезжали к дедушке. Он всегда оставлял несколько бутылок Ale-8 в холодильнике за сараем, а ключ от винокурни висел на крючке.

— Она мне нравится, — говорит Ларк, вырывая меня из воспоминаний. Я смотрю в зеркало заднего вида. — У нее красивое имя.

— У кого? — спрашиваю я, не понимая, о ком она говорит.

— Фэй. Она красивая, — говорит Лили, ковыряя свой свежий маникюр.

— Ты только что привела ногти в порядок, не ковыряй. — Я прочищаю горло. — И тебе не может кто-то нравиться только из-за имени.

— Почему нет? — огрызается Лили, а Ларк тут же перебивает:

— И мне нравится, как она с нами разговаривает.

— Что? — Я смеюсь.

Лили продолжает, как будто ее сестра и не вмешивалась:

— Она вся очень красивая.

— Красивая... — говорю я со вздохом. — Есть и другие слова, чтобы описать это...

Ларк вклинивается:

— Ее ногти были похожи на кинжалы.

— Наверное, использует их как оружие, — бормочу я себе под нос. Я бросаю взгляд на Ларк, которая рассматривает свои ногти. Черт возьми, мне кажется, что я должен пересмотреть свои методы воспитания, если моих девочек так легко покорить красивой женщине. — Нельзя любить человека только потому, что тебе нравится, как он выглядит.

Как только я это произношу, понимаю, что за этим последует. Ларк прищуривается, и ее взгляд словно кричит — ты идиот. Затем она что-то делает в своем девайсе, который в данный момент используется только как источник музыки.

— На ней была крутая футболка Queen. Там было написано «Killer Queen»¹².

— Подходит, — бормочу я.

— У нее такая же родинка. — Лили показывает на свою правую скулу. — Как будто мы родственные души.

Иисус Христос.

— У многих людей есть родинки на лице, Лили.

Я притормаживаю, когда Джулеп появляется рядом с машиной. Ларк опускает заднее стекло, чтобы поприветствовать ее.

— Джулеп, сегодня ты сможешь провести время с еще двумя своими любимыми людьми.

Ларк откидывается назад и смотрит на меня через зеркало заднего вида.

— Папа, она показалась мне милой.

— Нет.

На этот раз Лили огрызается в ответ.

— Откуда ты знаешь?

Я не собираюсь рассказывать ей все причины того, почему Фэй — не такая «милая», как решили мои девочки.

— Я просто знаю.

— Люди с нами так не разговаривают. Они либо делают грустные глаза из-за мамы, либо восхищаются тобой, — говорит Лили. У меня внутри все переворачивается от того, что я прекрасно понимаю, о чем она говорит. — Я слышала, как мамы из «Девочек-скаутов» говорили о том, что проклятие означает для нас. — Услышав это, я выхожу из себя. Фиаско любит сплетни, но люди в этом городе хотели найти причину, по которой нашей семье пришлось пережить столько трагедий и потерь. Это было нелепо — каждая женщина, которую любил Фокс, в итоге умирала. Но я не собирался поднимать эту тему со своими детьми.

Ларк грустно и задумчиво смотрит в окно, и единственное, что я хочу сделать — убедиться, что с ней все в порядке. Если я не найду здесь какой-нибудь мотивирующий момент, то пожалею об этом.

— Эй, — говорю я, пытаясь заставить ее посмотреть на меня в зеркало заднего вида. — Ларк.

Она бросает на меня косой взгляд, который так напоминает мне ее мать, что я сглатываю ком в горле.

— Послушай меня внимательно. — Я выключаю радио и нажимаю на тормоз. — Вы — девочки Фокс. — Подняв брови, я выпрямляю плечи. — Это сила, дорогая. Ни в этом городе, ни в другом нет ни одной живой души, которая была бы такой же сильной, умной и красивой, как вы.

Подбородок Ларк начинает дрожать при этом утверждении, и мне тоже требуются все силы, чтобы держать себя в руках. Мы часто говорим о их маме. О хорошем. О том, что Оливия была милой и доброй. О том, что, я надеюсь, они унаследуют от нее эти качества, потому что я ими не обладаю. Они будут сильными и верными, умными и думающими, и я надеюсь, что черты, заставившие меня полюбить мою жену, каким-то образом обретут мои девочки.

Ларк быстро кивает, а Лили вскидывает обе руки вверх, растопыривая пальцы, когда повторяет эти слова.

— Мы — девочки Фокс.

Ларк улыбается.

— Отлично. Мы девочки Фокс.

Я доезжаю до подъездной дорожки брата, паркую машину и поворачиваюсь к ним.

— Итак, девочки Фокс. — Я перевожу взгляд с одной на другую. — Больше никаких пропусков школы, даже если хотите увидеть новую симпатичную соседку.

— Видишь? Ты только что назвал ее симпатичной, — со смешком парирует Лили.

Проклятье.

Грант открывает входную дверь в свой дом. Есть только три вещи, которые заставляют моего младшего брата так улыбаться: моя невестка, изготовление бочек и мои девочки.

— Мои маленькие цветочки превращаются в сорняки? Почему мы сегодня прогуляли школу? — восклицает он с излишним весельем.

— Это совсем не похоже на серьезный разговор, — говорю я.

Он скрещивает руки на груди, когда Лили выпрыгивает из джипа, рассказывая ему о своих новых камнях и самоцветах.

— Ладно, дядя Грант, выбирай свой любимый.

Мой брат указывает на маленький непрозрачный белый кристалл.

Лили кладет камень в его ладонь и спрашивает, когда я подхожу ближе:

— Папа, сколько мы пробудем здесь сегодня?

Грант поддается на уловку и отводит взгляд. В этот момент моя дочь прячет камень в карман, и я ей подыгрываю.

— Я заберу вас после обеда. — Я смотрю на Гранта в поисках подтверждения. — Это нормально?

Он кивает.

— Я не против. Сегодня я весь в вашем распоряжении, мои маленькие цветочки.

Она широко улыбается, когда снова обращает на него внимание. Сжав кулаки, она говорит:

— Ладно. Теперь выбери руку.

Ему требуется секунда, чтобы выбрать правую. Ту же, в которой она изначально сжимала камень, но, когда она показывает ладонь, камня уже нет.

Он смеется.

— Лил, как ты это сделала?!

— Хорошо. — Улыбаясь, я хлопаю в ладоши. — Итак, где же мой новый любимый Фокс? — Самый простой способ раззадорить его — пофлиртовать с моей невесткой, Лейни.

— Сегодня она снова помогает Хэдли. Я думал, ты знаешь об этом, раз уж вы три неразлучные задницы.

— Это новая территория для тебя, братишка? — Я говорю тише, чтобы девочки не услышали. — У тебя проблемы с задницей твоей жены? Может, дать тебе пару советов?

Он сильно бьет меня по руке, а затем сжимает плечо и наносит удар в живот. Я знаю, что заслужил это. У меня сбивается дыхание, когда он делает то, что обещал — направляет крепкий кулак прямо мне под ребра.

— Ты ведь знаешь, что заслужил этот удар, верно?

Я сгибаюсь в талии, упираюсь руками в колени, чтобы восстановить дыхание. Через несколько секунд я говорю «угу» и киваю.

Еще раз выдохнув, я выпрямляюсь. Черт, как же больно.

— Я напишу тебе после обеда. Мне нужно было быть на винокурне два часа назад. Эйс раздраженно сказал, что хочет меня видеть, а я все никак не доберусь.

Я разворачиваю телефон, чтобы показать Гранту сообщения нашего старшего брата.

Эйс: Ты нужен здесь как можно скорее. Это срочно, тащи сюда свою задницу.

Линкольн: Что случилось? Хэдли снова тебе что-то наплела?

Эйс: И я хочу увидеть Мэгги. Пожалуйста, захвати ее по дороге. Она не отвечает.

— Кто облажался? — спрашивает Грант после прочтения.

— Да хрен его знает.

— Слышал, что новая девушка, танцующая бурлеск в «Midnight Proof» — это Фэй Кэллоуэй. До сих пор удивляюсь, что она не стала копом, если честно. Дел говорил о ней так, что на нее стоило посмотреть.

На нее стоит посмотреть, и чертовски трудно не делать этого. Что, черт возьми, на ней было надето посреди зимы?

— Ты видел ее выступление, когда был там прошлый раз? — Мой брат спрашивает не просто так. Грант никогда не проявляет любопытства без причины. — Лейни сказала, что она невероятная. Вернее, она сказала — она просто отпад, я влюбилась в нее, а Хэдли сказала, что Фэй заставила ее по-настоящему возбудиться.

Прикрывая рот рукой, я прячу улыбку.

— Господи Иисусе, эти двое. — Я прочищаю горло, прежде чем солгать. — Мне не приходило такое в голову, но да, я видел ее, когда был там.

Он прищуривается, глядя на меня, а затем скрещивает руки на груди.

— Хм, это интересно. Она живет по соседству, у Мэгги?

Я стараюсь казаться равнодушным.

— Почему ты спрашиваешь меня?

— Во-первых, ты живешь рядом. А во-вторых, ты ведешь себя странно.

— Я странно себя веду? — говорю я, указывая на себя.

— Да, странно, что ты не упомянул об этом. Тебе всегда есть что сказать о красивых женщинах. Черт, ты до сих пор при каждом удобном случае цепляешься к Лейни. — Он снова бьет меня.

— Вам с женой нужны более интересные темы для разговора. — Я направляюсь к своей машине. — Я поеду. Ларк, Лили, увидимся чуть позже, — кричу я через плечо.

— Ты же понимаешь, что я вижу, когда ты лжешь, Линк?

Я ничего не отвечаю, вместо этого с широкой улыбкой показываю ему средний палец, садясь в машину.

Глаза Лили расширяются, когда она замечает, как я машу средним пальцем у всех на виду. Черт. Я включаю подкаст, чтобы не слышать ее, но смотрю в зеркало заднего вида, как она поднимает вверх большой и указательный пальцы и говорит одними губами: средний палец — десять баксов, папа!

Мне не следовало соглашаться на банку ругательств.

Оглушительная музыка — первое, что я слышу, когда поднимаюсь на веранду дома сестер Кэллоуэй. После стука и ожидания проще просто войти самому. Я сказал Фэй, что вернусь, но сейчас важнее всего привезти Мэгги на винокурню, чтобы поговорить с Эйсом.

С полным ртом хлопьев Фэй выходит в коридор и замирает на месте, увидев меня. Я ожидаю визга или крика, но вместо этого она наклоняет головой и кричит:

— Не можешь держаться подальше, Фокс?

Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не рассмеяться над этими словами. После всего, что я сказал ей перед уходом, — а я знаю, что был груб, — она отвечает сарказмом. Не знаю, почему мне это нравится, но чувствую, что она выбила почву у меня из-под ног. Опять.

Одной рукой она держит миску, а другой опускает в нее ложку. Молоко разбрызгивается, когда она опускает свободную руку в карман своего яркого шелкового халата. Движение ослабляет пояс, и он распахивается настолько, что становится видна полоска гладкой кожи от шеи до пупка. Всего лишь немного кожи, но что-то во мне оживает. Так же, как это было в «Midnight Proof». Так же, как в тот краткий миг на кукурузном поле. Черт, я забыл, какого черта я здесь делаю.

Я прочищаю горло и встречаю ее взгляд. Ухмылка на ее губах говорит мне, что она точно знает, куда я смотрел. Она нажимает на экран своего телефона, и музыка выключается.

— Хочешь еще раз рассказать мне, как тебе неинтересно?

Она меняет позу как раз, когда начинается другая мелодия. Ее движение позволяет мне лучше увидеть халат, который, возможно, и покрыт яркими цветами, но материал практически прозрачный. Я вижу достаточно, чтобы рассмотреть и запомнить каждую деталь.

Из колонок, расставленных по всей комнате, доносится музыка, игравшая в тот вечер, когда я наблюдал за ней в «Midnight Proof»: труба, а затем знойный голос Нины Симоне, напевающей о том, как она приворожила кого-то. Я ухмыляюсь выбору песни, потому что она чертовски хорошо умеет приковывать мое внимание. Опустив взгляд, я замечаю, что что-то прикреплено у ее бедра.

— Это что, нож, пристегнутый к ноге?

Она приподнимает бровь.

— Ты что, Фокс, только что подумал, что я рада тебя видеть?

— Гребаный ад, — бормочу я. Те несколько минут, что я провел с этой женщиной, не имеют значения, потому что каждый раз, когда она что-то говорит или делает, это выводит меня из себя. Это бесит меня почти так же сильно, как и заводит.

Я поправляю очки на переносице и провожу рукой по подбородку и губам.

— Где Мэгги? — спрашиваю я, меняя тему.

Перекрикивая музыку, она отвечает:

— Ты понимаешь, что не можешь просто прийти в дом и потребовать...

Но тут она совершенно не права. Мне требуется всего несколько быстрых шагов, чтобы оказаться в нескольких дюймах от нее. Я опускаю глаза, наслаждаясь оттенком кожи и запахом ее тела в непосредственной близости от моего — теплый, дымчато-ванильный. Ее грудь вздымается и опускается.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — говорю я, и мой голос звучит грубее, чем мне хотелось бы. Она вздергивает подбородок, когда мое внимание переключается на ее сжатые губы и задерживается там. — Потому что будь иначе, ты бы знала, что я не спрашиваю. Я плохо воспринимаю угрозы. И я не забываю. — Я наклоняю голову набок, чтобы посмотреть, не хочет ли она что-нибудь сказать в ответ. Но меня встречает молчание. — И я далеко не рад тебя видеть. — Наклонившись ближе, я прижимаюсь губами к ее губам. — Так что я повторю еще раз, Персик. Я не хочу, чтобы ты была здесь.

Она слегка покачивается, когда я делаю шаг назад. Это более приятная реакция, чем следовало бы.

— Мэгги, — кричу я, не сводя глаз с Фэй. — Если ты здесь, ты должна пойти со мной. Эйс хочет тебя видеть.

Через несколько секунд по лестнице сбегает Мэгги.

— Я здесь. Что случилось, Линк?

Одновременно с Фэй, которая повторяет:

— Линк?

Я не могу не отреагировать на то, что лицо Мэгги стало фиолетово-зеленым. Верхнюю губу украшает струп, а на пожелтевших предплечьях видны почти зажившие синяки.

Иисус.

— Что, черт возьми, случилось? — вылетает из меня.

Она бросает взгляд на сестру, которая наблюдает за нашим разговором.

— Я привлекла внимание не тех людей. — Ее глаза наполняются слезами, когда она смотрит на мою грудь, вспоминая произошедшее. — Все шло хорошо. Это была одна из моих лучших серий.

У Мэгги проблемы с азартными играми. Мы с братьями знаем об этом, но пока это не касается нашего бизнеса, кто мы такие, чтобы вмешиваться?

— Это имеет какое-то отношение к...?

Она прерывает меня:

— Нет. Не имеет.

Но судя по тому, как Фэй изучает свою сестру, я не уверен, что она верит в то, что говорит Мэгги. Если это произошло из-за того, что она делала для нас, то я планирую все исправить.

Мэгги обхватывает меня за талию и прижимается лбом к моей груди. Это нетипичное поведение. Обычно я не обнимаю Мэгги Кэллоуэй, но за последние несколько лет она стала почти членом моей семьи, не говоря уже о том, что она хорошо относится к моим девочкам, так что я не чувствую ничего противоестественного в том, чтобы немного утешить ее.

— Когда это случилось? — спрашиваю я, наблюдая за Фэй.

Она скрестила руки на груди и выглядит чертовски злой.

— Давай, расскажи Линку. Мы обе знаем, что ты ни черта не расскажешь мне о том, во что и с кем ты ввязалась.

Но вместо того, чтобы поддержать сестру, Мэгги отстраняется, ее лицо мокрое от слез, и она спрашивает:

— Эйс хочет меня видеть?

Я киваю ей и натянуто улыбаюсь.

— Мэгги. Ты не должна никуда идти, — раздраженно говорит Фэй, когда ее сестра выходит за дверь. С растерянным видом она спрашивает меня: — Во что ты и твоя семья втянули мою сестру?

— Не думаю, что мне стоит обсуждать это с тобой. — Я киваю головой в сторону двери. — Если бы она хотела, чтобы ты знала, то, думаю, она бы тебе сказала.

Рев двигателя привлекает наше внимание, и Фэй бросается к окну.

— Она только что забрала мой грузовик?

Я смеюсь в ответ.

— Ага. — Я кручу брелок в пальцах. — Твоя сестра иногда бывает немного взбалмошной, вот пример.

Она смотрит на грязь и пыль, вздымающиеся за грузовиком, а затем ее глаза, полные огня, обращаются ко мне.

— Ты спишь с ней?

Я с возмущением поднимаю голову.

— Что?

— Ты слышал меня, Фокс. Ты. Трахаешь. Мою. Сестру?

Она не может говорить это серьезно.

— Ты не можешь спрашивать об этом серьезно.

Я знаю, какую репутацию приобрел за последние несколько лет. И это никогда меня не беспокоило. До сегодняшнего дня. Я не знаю, спрашивает ли она об этом, потому что хочет защитить Мэгги, или уже наслушалась сплетен, которые роятся вокруг меня, или просто хочет вывести меня из себя.

Я некоторое время смотрю на нее, любуясь родинкой на ее щеке, которую мои девочки тоже заметили. Тихий вздох срывается с ее губ, когда я провожу кончиками пальцев по ее ладони.

— Ты правда серьезно? — Но, должно быть, так и есть, потому что она даже не моргает в ожидании ответа.

Когда я не отвечаю, она прочищает горло. Облизав нижнюю губу, она говорит:

— Отвечай на вопрос, Фокс.

— Это имеет какое-то значение? — поддразниваю я.

Ее глаза опускаются к моим губам, прежде чем она отводит их, осознав, что только что сделала. Это простое движение заставляет меня хотеть большего.

— Д-да, — заикаясь, произносит она, когда ее глаза встречаются с моими.

Черт. Это не тот ответ, которого я ждал. Он пробуждает что-то глубоко внутри меня, определенно возбуждение, но что-то еще, полное жара и любопытства. Я уже не уверен, что это ее способ одержать верх. Я чувствую себя уязвимым. Когда я отступаю назад, она тянется ко мне, хватаясь руками за рубашку. Не думаю, что она планировала это сделать, поскольку ее взгляд устремляется туда, где ее кулаки сжимают материал.

— Не надо, — тихо выдавливаю я.

Мой тон возвращает ее в реальность. И я тут же начинаю ненавидеть себя за это, когда ее руки ослабляют хватку. Она разворачивается и на мгновение замирает, прежде чем направиться к лестнице.

Не оглядываясь, она говорит:

— Если ты хочешь, чтобы я уехала, мне нужно поговорить с твоим братом. А поскольку Мэгги только что угнала мой грузовик, ты меня подвезешь.

И по какой-то причине я жду ее. Десять минут спустя она свирепо смотрит на меня, когда я открываю для нее дверцу своего джипа. Вместо благодарности, когда я закрываю за ней дверь, она продолжает набирать текст в своем телефоне, останавливаясь только для того, чтобы показать мне средний палец.

Когда мы выезжаем на частную дорогу к «Фокс Бурбон», она говорит:

— Я давно здесь не была.

Мы едем по винокурне, и она все рассматривает. Территория всегда была большой, но сейчас она разрослась до нескольких зданий, от винокурни и офисов до рикхаусов, внешних патио и развлекательных площадок.

— Многое изменилось с тех пор, как ты... — я ищу подходящее слово, — уехала. — От хруста гравия под моими шинами на главной дороге до гордости, которую я испытываю каждый раз, когда вижу одну из наших бутылок на полке магазина или когда ею наслаждаются, одно остается неизменным. Мне нравится все, что мы здесь делаем.

Она смотрит в окно, за рикхаусы, на спокойный пейзаж нашего родного города.

— Чем бы ты занимался, если бы не это?

Вопрос удивляет меня, но я отвечаю на него честно.

— Я никогда не думал, что буду заниматься чем-то другим. Это единственное, чего мои братья никогда не понимали. Почему я не хотел большего, чем то, что всегда делал. — Я смотрю на нее. Она изучает каждую деталь, мимо которой мы проезжаем. — Некоторое время оба мои брата занимались чем-то другим. В конце концов, они вернулись. Но я — исключение. Я всегда знал, чего хочу. Всегда знал, что буду проводить здесь каждый свой день до последнего. Даже когда все... — Я на мгновение запинаюсь на этой мысли. Я не хочу думать о днях, когда я приходил сюда в состоянии войны между тем, что чувствовал, и тем, как я должен был себя вести. — Приходя сюда, я всегда чувствую себя хорошо.

Когда она наконец переводит взгляд на меня, я борюсь с желанием посмотреть на нее. Я не хотел делиться столь многим. И хотя ничего из этого не является секретом, я все равно чувствую себя именно так. Я рассказал ей что-то личное, делающее меня уязвимым, чем я никогда ни с кем не делился. Не знаю, почему мне кажется естественным поделиться этим с ней.

— У меня тоже было такое чувство, — тихо говорит она. И когда я думаю, что услышу что-то еще, она открывает дверь и поспешно выходит.

Я догоняю ее, чтобы прервать этот побег.

Она останавливается и со вздохом поворачивается ко мне.

— Я уже знаю, что ты собираешься сказать.

Это влечение, которое я испытываю, совершенно неуместно. У нас было соглашение. Я спустил все на тормозах, когда умерла ее мать и она приехала домой на похороны — в глубине души я чувствовал себя чудовищем из-за того, что заставил ее уехать, но она шантажировала меня, и мы заключили сделку. Люди должны выполнять свои обещания.

— Я хочу, чтобы ты уехала, Фэй. Как я уже говорил, если ты забыла, ты меня шантажировала. Я не знаю, что происходило в твоей жизни, точно так же, как ты не знаешь, что происходило в моей. Но я не хочу, чтобы твое безумие приближалось к людям, которые мне дороги.

Я наблюдаю за тем, как она пытается противостоять тому, что я говорю. Ее глаза ищут мои, но, прежде чем она успевает ответить, ее внимание привлекает что-то за моей спиной. Я поворачиваюсь и вижу Гриза, который сидит в своем гольф-каре и разговаривает с ее сестрой.

Привязанность между моим дедушкой и Мэгги не осталась незамеченной — между ними сразу возникло товарищество. И оно сохранилось даже после смерти мамы Мэгги и Фэй.

— Фэй Кэллоуэй вернулась в Фиаско? — кричит Гриз из своего гольф-кара, прерывая свой разговор.

Она улыбается старику и подходит к нему.

— Гриз, как поживаешь? — Она говорит это с гораздо большей теплотой, чем мне.

Он заключает ее в объятия, а затем поднимает руку, чтобы покружить ее в истинно гризовской манере. Когда она заканчивает кружиться, он говорит:

— Ты похожа на Шелби.

Я наблюдаю за тем, какое впечатление производит на нее этот комплимент. Ее плечи расслабляются, и она легко улыбается; как будто ей нужно было услышать что-то доброе от кого-то знакомого. И я не знаю, почему это заставляет меня чувствовать себя дерьмово.

Гриз смотрит на меня.

— И судя по выражению его лица, похоже, что ты, как и она, берешь крепости штурмом.