Бурбон и секреты

Глава 31

Линкольн

Пусть это всего лишь день, но в Фиаско найдется немало людей, которые готовятся ко Дню святого Валентина так, словно это самый невероятно важный день в году. Тем более, когда он выпадает на выходные. Городская площадь утопает в розовых и красных огнях, а магазины на Мэйн-стрит остаются открыты допоздна ради ежегодного «Galentine's Day Sip & Stroll». Девочки в «Crescent de Lune» сегодня работают допоздна, и я поднимаю руку и машу сестрам, которые управляют заведением, которые держат в ладонях розовое тесто. Когда я спускаюсь по лестнице и прохожу через двойные дубовые двери «Midnight Proof», я оказываюсь в месте, которое окунули в цвета романтики.

Хрустальные люстры заливают зал теплым светом. Обычный чёрный бархат и тёмно-изумрудные портьеры сменили алые бархатные драпировки и глубокий бордо. Полупрозрачный розовый материал тянется от каждой люстры к углам зала. Все это служит фоном для сцены в центре, освещенной розовыми софитами, которая только и ждет, когда моя девочка выйдет на нее и сразит публику наповал.

— Линкольн Фокс здесь в День святого Валентина? — восклицает Хэдли, когда я опускаюсь на единственный свободный барный стул.

— Я не думал, что сегодня здесь будет так много народу. — Я улыбаюсь, пока она достаёт бокал для бурбона и наливает из моей любимой бутылки, которую всегда держит для меня. — Мне нравятся твои крылья.

Она широко улыбается, раскидывает руки и кружится, демонстрируя красные крылья в форме сердца, закрепленные на спине.

— В этом году я решила оторваться. Может, у меня и нет Валентина, зато я собираюсь напоить и возбудить полгорода! Озорной купидон к вашим услугам, — говорит она, отдавая честь.

Я смеюсь, когда она протягивает кулак.

Мы стукаемся костяшками, а затем исполняем наш нелепый ритуал приветствия из захвата пальцами и удара локтями. Это нелепо, но заставляет нас обоих смеяться. В нашей жизни было достаточно моментов, когда смех был единственным спасением, и дурачество помогало.

— Ларк и Лили рассказали мне о поцелуях посреди улицы. — Моя лучшая подруга бросает на меня взгляд, который кричит — я тебе говорила.

— Как они выглядели, когда рассказывали об этом? — спрашиваю я, поднимая бокал, чтобы чокнуться с тем, что она решила выпить сегодня.

— Они сказали мне, что ты хочешь, чтобы Фэй стала твоей девушкой, дальше цитирую — наш отец заслуживает того, чтобы улыбаться так, как он улыбается Фэй.

— Ты, черт возьми, серьезно? — спрашиваю я, откидываясь на спинку стула, и тепло разливается в моей груди. Я не думал, что могу любить своих девочек больше, чем уже люблю, но когда они говорят такое...

— Лили была на седьмом небе от счастья. Она сказала мне, что нам нужно сходить к Перл, ее ясновидящей, чтобы узнать, ждет ли вас «долго и счастливо».

Я фыркаю от смеха, а она поднимает палец, чтобы поставить наш разговор на паузу, и уходит предложить напитки паре в дальнем конце бара. Когда она возвращается, то прислоняется к барной стойке и спрашивает:

— Значит, все серьезно? Ты влюбился в нее?

Джаз-бэнд начинает играть громче, а это значит, что моя девочка вот-вот выйдет на сцену. Я всегда всем делился с Хэдли — даже тем, что Оливия хотела уйти от меня перед смертью. Моя лучшая подруга знает, что я на время потерялся в безликих женщинах, чтобы пережить утрату, но она никогда не знала о моей истории с Фэй. Я никогда не рассказывал ей о шантаже и ночи на кукурузном поле. И теперь мне нравится, что я не сделал этого, мне нравится, что это осталось только между мной и Фэй. Я провожу большим пальцем по губам, думая о том, каково это — просыпаться рядом с ней. Как естественно она вписывается в мою жизнь. Как рядом с ней уходит тревожная привычка всё анализировать и теряться в собственных мыслях.

— Мне кажется, серьезно, — говорю я. — Я бы не позволил ей приблизиться к моим девочкам, если бы думал, что это не так. — И именно это должно меня беспокоить. Это нелогично и неразумно, но это гребаное проклятие всегда таится где-то под поверхностью. Мысль о том, что я хочу ее и забочусь о ней, не заставляет меня отступать, наоборот, мне хочется быть рядом и защищать ее. Ловить каждый момент и принимать всю неопределённость, потому что я слишком хорошо чувствую себя рядом с ней.

Но тут Хэдли задает единственный вопрос, на который у меня нет ответа.

— Значит, она планирует остаться?

Прежде чем я успеваю подумать, что ответить, труба издает низкий гул, а затем берет высокую ноту, привлекая внимание толпы. Я пробую свой бурбон — с более насыщенным дубовым привкусом и нотками карамели. И вспоминаю, насколько больше мне нравится этот вкус, когда я пью бурбон с красивой женщиной, стоящей под розовым софитом. Я выдыхаю и отвечаю на повисший вопрос. Она планирует остаться?

— Мы еще не говорили об этом... но я хочу, чтобы она осталась.

Хэдли тихо постукивает по столешнице бара.

— Звучит так, что вам есть о чем поговорить. Используй свое фоксовское обаяние, чтобы мы могли ее оставить, Линк.

Вступают струнные, и настроение меняется, когда певица начинает напевать слова «At last». Музыка звучит медленнее, чем обычно, и освещение в зале меняется на более теплое, когда появляется Фэй с огромным атласным красным бантом, идеально повязанным на груди, в то время как остальная часть атласной ленты туго обхватывает всю ее фигуру. Мое тело вспыхивает. Волна дрожи устремляется прямо в член. Черт возьми, я хочу ее. Лента заканчивается в верхней части ее бедер, где мелькает лишь полоска кожи, а дальше ноги обтягивают красные чулки. Я не могу удержаться от улыбки и наблюдаю, как она флиртует с парой за ближайшим к ней столиком.

Ее красные кружевные перчатки гармонируют с чулками, и она зажимает кончик среднего пальца между зубами, медленно стягивая ткань и дразня публику этим простым движением. Черт возьми, она сногсшибательна, но то, как она умеет работать с залом, более чем впечатляет. Этому таланту нельзя научиться или приобрести с опытом. Ее светлые волосы сверкают в свете софитов — такие же блестки были разбросаны по всему моему дому после ее веселья с макияжем на вечеринке у Ларк. Положив руки на барную стойку, я поправляю очки и откидываюсь назад, глядя, как плавно и чувственно она идет сквозь толпу.

— Черт возьми, Линк. Она заставила всех тут буквально пускать слюни, а сняла только перчатки, — восхищенно говорит Хэдли.

— Красавица, — шепчу я, не отрывая глаз от губ Фэй, которая соблазнительно улыбается, пока продолжает перемещаться по залу. Я провожу большим пальцем по нижней губе, думая о том, как буду позже наслаждаться каждым сантиметром ее тела. Мой пульс учащается, когда я ловлю ее взгляд, и мне кажется, что она искала именно меня, потому что на ее губах, накрашенных красной помадой в тон крошечным сердечкам в уголках глаз, появляется улыбка, предназначенная только для меня. Ее траектория меняется, и она направляется в мою сторону, ее чувственная походка приковывает к ней мой взгляд.

Песня достигает финала ровно в тот момент, когда она подходит к стойке. Приблизившись еще немного, она поворачивается лицом к залу и легко запрыгивает рядом со мной.

Как только её попка оказывается на барной стойке, Хэдли подаёт ей высокий бокал шампанского. Фэй поднимает его вверх, а зал взрывается криками и аплодисментами.

— За любовь!

Сделав глоток, она тут же переводит взгляд на меня. Её ноги плавно поднимаются вверх — сначала одна, потом другая, затем она с изяществом соскальзывает с барной стойки и встает рядом со мной. Она прогибается в талии, выставив попку напоказ толпе, и мне стоит невероятных усилий не сорвать выступление и не поцеловать её прямо сейчас. Протянув мне конец ленты от своего банта, она мягко просит:

— Разверни меня, пожалуйста.

Я не могу не улыбнуться этой просьбе и... ей самой. Я вообще не понимаю, как можно быть одновременно такой дьявольски сексуальной и до одури милой. Но у неё это получается.

И я делаю в точности то, что она просит. Группа исполняет финал мелодии, пока я тяну за ленту. Она кружится, распутывая красный атлас от груди до самых бедер, и остается только с красными кисточками-сердечками, идеально прикрывающими соски, и крошечных трусиках в форме красного сердечка, соединенного двумя тонкими ниточками с другим сердечком на ее заднице. Адреналин бурлит, кровь шумит в ушах.

Когда она упирает руки в бёдра и слегка подпрыгивает так, что кисточки на сердечках начинают кружиться, толпа сходит с ума — все до единого хлопают, улюлюкают и свистят.

Сотни глаз смотрят на мою девочку, но это все, что они получат. Шоу. Фантазию. Это и близко не сравнится с настоящим наслаждением — поклоняться этой женщине, чувствовать, как я ее возбуждаю, как отдаю её телу всё, чего оно требует.

Она улыбается мне в губы.

— Ты не должен был оказаться таким.

— Каким? Великолепным в постели? — Я смеюсь, пытаясь пошутить. — Значит, моя репутация подводит меня.

Она скользит кончиками пальцев по моему подбородку.

— Я кое-что слышала в туалете в «Bottom of the Barrel» и на родео… о распутном отце-одиночке.

— Очень кстати, — я морщусь, лениво проводя пальцами по ее коже. — В Фиаско все время о чем-то болтают. Пусть уж это будет про секс и случайные связи. Лучше, чем про несчастного, одинокого вдовца.

Она поднимает голову, опираясь на локоть.

— С распутством я могу справиться. Но это... — Она вглядывается в мое лицо и опускает взгляд к груди. — Ты не должен был быть веселым и милым. И ты определенно не должен был быть сексуальнее, чем уже выглядел. И это не должно было ощущаться...

Моя шея нагревается, а в груди возникает тяжесть.

— Как ощущаться, Персик? — Я хочу, чтобы она сказала больше. Мне нужно, чтобы она произнесла это, потому что если я ошибаюсь и для нее это просто приятное времяпрепровождение...

Но она избавляет меня от сомнений и говорит:

— Это не должно ощущаться так правильно. Мы не должны чувствовать себя вместе так правильно.

Меня охватывает облегчение. Услышав от нее это признание, я чувствую, что у нас появился новый секрет, который я хочу сохранить, потому что он особенный и предназначен только для нас.

— Мммм, — бормочу я, позволяя этим словам просочиться внутрь и унять беспокойство. Наконец-то я рядом с той, с кем должен быть. — Может, и не должно, учитывая, как всё началось, но я не думаю, что это может помешать нам жить дальше так, как мы захотим. — Когда я провожу кончиками пальцев по изгибу ее груди, она улыбается и издает легкий, удовлетворенный стон.

— Ты опасен, Фокс, — говорит она с ленивой улыбкой. Мне нравится, как она это произносит. Как будто это я задаю тон во всем этом, хотя на самом деле это делает она. Она ведет себя так, будто ей нечего бояться. Я понимаю, что имели в виду мои дочери, когда говорили, что им нравится, как она с ними разговаривает. Она кажется честной и настоящей. Во всем, что она делает, чувствуется забота и тепло. — Твоя улыбка и вот эти ямочки, — она проводит пальцем по одной из них, — это твое секретное оружие, потому что благодаря им ты кажешься милым.

— Я такой и есть.

Она игнорирует мое замечание, но уголки её губ всё же подрагивают. Я поворачиваю голову и хватаю ее палец зубами, отчего она смеется.

— Видишь? Опасный.

Я закрываю глаза, когда она проводит пальцами по линии роста моих волос, и мне становится так хорошо, что я могу думать только об одном — я хочу больше таких моментов.

Вздохнув, она оглядывает квартиру над «Midnight Proof». Хэдли отдала мне ключ и сказала, чтобы я повеселился сегодня вечером. Это отличная студия, здесь все сделано по высшему разряду, роскошно, потому что это Хэдли. Она оставила нам записку и тюбик смазки:

На всякий случай... приятного секса, влюбленные!

— Слава богу, что есть Хэдли и это место, — говорю я. — Не думаю, что я смог бы дождаться возвращения домой после твоего сегодняшнего выступления.

Она проводит пальцами по моей груди и с любопытством смотрит на меня.

— Вы всегда были только друзьями?

Удивительно, что она не спросила раньше.

— Просто друзьями — между нами ничего не было. Сначала она стала частью нашей семьи, а где-то по пути превратилась в мою лучшую подругу. Мы любим друг друга, но это та же любовь, которую я испытываю к своим братьям. Я знаю, что это относится и к ней. — В истории Хэдли есть еще много интересного, но я позволю ей самой когда-нибудь рассказать об этом Фэй, если она захочет.

Она кивает мне, улыбаясь.

— Она стала мне хорошей подругой, когда я вернулась. Я понимаю, почему ты считаешь ее семьей.

Слегка приподнявшись, Фэй проводит пальцами по моей шее и груди.

— Это приятно. Продолжай, — говорю я, приоткрывая глаза, чтобы понаблюдать за ней. Уголки ее губ подрагивают, и она проводит пальцами ниже по животу, пока не замечает, что я уже снова твердый.

— Я думала, тебе уже почти сорок, Фокс?

— Еще нет, Персик. — Я приподнимаю голову, мрачно усмехаясь. — С таким комментарием ты просто напрашиваешься, чтобы я тебя отшлепал.

Она отвечает той самой дьявольской улыбкой, переворачивается на живот и выгибает спину так, что грудь упирается в подлокотник дивана, а её идеальная попка поднимается вверх. Ее грудь трется о кожу, мне хочется пометить каждый дюйм упругих бедер и соблазнительных изгибов. Она смотрит на меня — возбуждённая и готовая выполнить все, что я скажу.

Приподнявшись, я впиваюсь зубами в ее ягодицу, отчего она вскрикивает и дразняще покачивает бёдрами, прося ещё.

Я шлепаю по тому же месту, а затем растираю. Стиснув зубы, я говорю:

— Твое тело чертовски сексуальное. Но этот рот... — я встаю перед диваном, проводя большим пальцем по её нижней губе. — Я столько раз фантазировал об этом рте. Открой. Высуни язык.

И, черт возьми, она делает это без колебаний.

Я провожу головкой члена по ее языку. Один. Два. Три раза, затем медленно проталкиваюсь глубже. Выхожу и провожу по губам, пока её глаза смотрят на меня — полные готовности принять всё. Снова, один, два, три раза, мой член становится мокрым и скользким.

— А теперь обхвати меня этими красивыми губами, — едва слышно выдыхаю я, потому что она уже делает это, до того, как слова успевают слететь с языка. Вытаскивая член, я провожу им по ее губам, и меня пробирает дрожь. — Держи свою попку приподнятой для меня, малышка.

Она издаёт приглушённый стон вокруг моего члена.

— Тебе нравится, когда я так тебя называю? — Малышка. Но вместо того, чтобы дать ей возможность ответить, я вхожу глубже, двигая рукой по центру ее спины. Она берёт меня так глубоко, что давится. Но когда я пытаюсь выйти, её рука обхватывает мою ногу и тянет обратно. Чёрт.

Расслабив горло, она удерживает меня внутри и — с влажным, низким мурлыканьем, будто всё это её заводит ещё сильнее — глотает. Моя голова откидывается назад, глаза закрываются, и я благодарю высшие силы. Она делает это снова, и я практически вижу звезды, когда движение ее горла втягивает головку моего члена. Я шиплю сквозь зубы и пытаюсь держать себя в руках, но, черт возьми, это может меня просто прикончить.

Медленно выскальзывая, я чувствую, каким влажным и скользким сделал меня ее рот, и поднимаю пальцами ее подбородок.

Она смотрит на меня из-под густых ресниц, глаза блестят от слёз.

— Ты гребаная богиня, — говорю я, проводя большим пальцем по ее губам, по которым теперь размазаны остатки красной помады. — Это было идеально... — Я наклоняюсь, целую ее, а затем обхожу, чтобы добраться до того, чего я хочу. — Подними попку, малышка.

Она еще больше выгибается, а я встаю на колени позади нее и провожу пальцем по линии попки и мокрой киске прямо к набухшему клитору. Она стонет, когда я играю с ним, скольжу между ягодиц, поднимаюсь выше и вывожу маленький круг прямо в том месте, куда собираюсь ударить. Одним быстрым движением я шлепаю ее по заднице и тут же развожу бедра. Мне нужно попробовать ее. Я провожу языком по всей ее мокрой киске, наслаждаясь ее всхлипами и тем, как она толкается в меня. Я не упускаю ни одного дюйма, начиная от её сморщенного колечка и заканчивая киской, которую мне нужно трахнуть.

Она умоляет о большем, звук моего имени заглушается подушкой.

— Это не будет нежно, малышка, — говорю я, раскатывая презерватив по своей длине. Ее бедра влажные от того, как ее это заводит, и она сжимает их в предвкушении.

— Хорошо, — стонет она. — Покажи мне.

Я вхожу в ее влажную, набухшую киску одним быстрым движением и одновременно сильно шлепаю ее по заднице. Проклятье.

Она смеётся, задыхаясь от стона.

— И это все?

Я смотрю, как мой член выходит из нее. Зрелище грязное и прекрасное — её киска ярко-розовая, мокрая, вознаграждает меня, покрывая член блеском возбуждения. Обхватив рукой за грудь, я притягиваю ее спину к своей груди. Уткнувшись носом в изгиб ее шеи, я вдыхаю ее аромат.

— Скажи мне, чего ты хочешь. Я сделаю все, о чем ты меня попросишь.

Она мурлычет и тянется к поцелуям, которыми я осыпаю ее кожу. Она находит мои пальцы и опускает руку к своему клитору, пока я двигаюсь в ней.

— Поиграй со мной. И я кончу на твой восхитительный член.

Это все, что мне нужно услышать. Я вколачиваюсь в нее жёстко и глубоко, каждый раз вырывая из неё короткие вздохи, пока мои пальцы скользят по её клитору. Её тело начинает дрожать в моих руках.

— Я собираюсь... — выкрикивает она, как раз перед тем, как ее киска начинает пульсировать и сжиматься вокруг меня.

Я трахаю ее так глубоко, как только могу, но мне все равно кажется, что этого недостаточно. Даже когда она стонет мое имя, прижимаясь ближе. Затем она переворачивается, ложится передо мной и сжимает свою грудь.

— Везде, Фокс.

Я срываю презерватив и делаю то, о чем она просит. Я заливаю ее грудь и живот своей спермой, когда оргазм проносится через мое тело, оставляя после себя кого-то, кого я едва узнаю. Я опускаюсь на пятки, наблюдая за тем, как она втирает сперму в свою разгоряченную кожу. Это высвобождает какую-то первобытную потребность, о существовании которой я и не подозревал. Такое ощущение, что я присвоил ее — грязно и чертовски горячо.

Она улыбается, когда я помогаю ей размазать беспорядок по груди.

— Мне это нравится.

Я выдыхаю и притягиваю ее к себе. Она смеется, не обращая внимания на пот и сперму.

— Да, Персик. — Я провожу губами по ее плечу и шее. — Мне это тоже чертовски нравится.