Бурбон и секреты

Глава 17

Линкольн

Химия всегда была моим любимым увлечением. Бурбон, конечно, сыграл свою роль; в конце концов, я же Фокс. Но я получаю кайф от того, что чувствую, когда решаю задачу. Соединяю части в целое и помогаю стать чем-то новым. Я знаю точную комбинацию зерен для придания нужного вкуса, прежде чем спирт попадет в бочку. Знание того, что происходит, прежде чем дистиллят даже коснется американского обожженного дуба, — вот что вызывает у меня возбуждение. Я возбуждаюсь, но, очевидно, не так сильно, как заставляет меня Фэй Кэллоуэй. Черт, да что в ней такого?

Я чувствую себя заведенным после ужина. Обычно семейные встречи сглаживают все, что навалилось на меня за неделю, но сегодня я наблюдал, как Фэй так легко влилась в мою семью, что я не мог отвести взгляд. Даже с влечением, которое я к ней испытываю, можно было справиться, но, наблюдая за тем, как она смешит Лили, как она уходит с Лейни и Хэдли на девичник, я не знал, что чувствовать. Мне хотелось поцеловать ее. Снова услышать, как она кончает, только на этот раз я хотел, чтобы это было громко, и чтобы она скакала на моем члене. Я одновременно хотел, чтобы она была и в моей постели, и вне поля моего зрения.

На мой телефон приходит сообщение от братьев.

Эйс: Завтра вечером понадобится помощь.

Грант: Это адресовано кому-то конкретно?

Эйс: Мне понадобятся мускулы.

Я знаю, что это значит. Мы иногда играем в серой зоне, чтобы наш бизнес развивался в правильном направлении. В последнее время я чувствую себя более чем на взводе, так что, если ему нужна поддержка, я с радостью ее окажу. Грант придерживается правил, Эйс любит их нарушать, а мне нравилось удивлять людей и давать волю кулакам.

Линкольн: Я буду там.

Сегодня вечером на улице тихо, гораздо тише, чем в моих мыслях. Холодный воздух делает мое дыхание заметным, но мне нравится находиться в темноте и чувствовать спокойствие, когда она окутывает меня.

— Какого хрена я делаю? — спрашиваю я себя. Но прежде чем я решаю убраться подальше, я слышу как хлопает дверь машины.

— Спасибо, Дел, — говорит Фэй. — Нет, я в порядке. Спасибо, что подвез, здоровяк.

Я опираюсь локтями на колени и слушаю, как она что-то напевает, пока идет по дорожке.

— Этот лифчик — отстой, — говорит она себе, поправляя топ и сбрасывая сапоги, когда добирается до веранды.

— Ты пьяна?

Она вскрикивает, вскинув руку к груди.

— Черт возьми, Фокс! — Она нервно смеется: — Нет, я не пьяна. — Бросив сумку, она подходит ближе. — Навеселе. Но я не хотела рисковать, поэтому позвонила Делу, чтобы он меня подвез.

Внутренне я аплодирую этому решению. Я потерял обоих родителей из-за пьяного водителя, поэтому мне нравится, что она достаточно умна, чтобы не рисковать, независимо от того, насколько близко она была к дому.

— Ты знаешь, что он самый лучший? Дел. Он единственный, кто сделал для меня все возможное. Может быть, за всю мою жизнь.

Я не знал, что она поддерживает с ним связь.

— Это он сообщил тебе, что Мэгги арестовали?

Она наклоняет голову набок и не отвечает.

— Ты совсем ничего не знаешь. — Она смотрит вниз на мой телефон. — И еще меньше я знаю о тебе…

— Сомневаюсь, — говорю я, когда она подходит ближе. Я опираюсь на локти и смотрю вниз между коленями.

Девочки сегодня остались с Гризом, а я, выпив слишком много бурбона, сидел и пялился на ее темный дом, прежде чем принял решение прийти сюда и подождать ее. Что, черт возьми, я думаю, из этого выйдет?

Ее ноги останавливаются между моими, заставляя меня запрокинуть голову и откинуться назад, чтобы посмотреть на нее.

— Ты ведь понимаешь, который сейчас час? — спрашивает она, когда я раздвигаю ноги, приглашая ее подойти еще ближе.

После ужина она, должно быть, переоделась, потому что вместо безразмерной рубашки и черных брюк надела розовый свитер и синие джинсы. Когда она наклоняется, упираясь руками в мои бедра, ее свободный свитер опускается ровно настолько, чтобы открыть лучший за очень долгое время вид на декольте. Она ловит мой блуждающий взгляд и слегка улыбается.

— Что ты делаешь в темноте на моей веранде в такой час, Линкольн Фокс? — ее взгляд опускается к моему паху. Трикотажные темно-синие брюки вполне подходят для сна, но они не оставляют места для воображения. Мой член напрягся еще в конюшне. Теперь, когда она опирается на меня и покусывает нижнюю губу, он стал очень отчетливо увеличиваться, и я знаю, что она заметила это.

— Зачем возвращаться сейчас? — спрашиваю я, надеясь на этот раз получить от нее честный ответ.

Но она, как и ожидалось, игнорирует мой вопрос и вместо этого расстегивает пуговицу на джинсах. Я откидываюсь назад и кладу руки на спинку качелей на веранде. Если это можно так назвать. Это скорее кушетка, подвешенная на толстых веревках к потолку веранды. Она спускает штаны и выходит из них, ее руки опускаются на мои плечи. Чуть переместив свой вес, она размещает колени по бокам от моих бедер и нависает надо мной. Я хмыкаю, прежде чем сказать:

— Здесь холодно. Не хочешь зайти внутрь?

Она медленно качает головой.

— Мне нравится здесь, — тихо говорит она, устраиваясь у меня на коленях и подталкивая мой член, чтобы устроиться поудобнее.

Я беру одеяло, которое лежит рядом со мной, и укрываю им ее спину.

— Этот дом больше не кажется мне домом. Все изменилось. — Она делает глубокий вдох. — Мэгги тут все переделала и избавилась от всего привычного, кроме этих качелей. Мне кажется, что здесь я могу перевести дух и подумать.

Я убираю ее волосы с лица.

— О чем ты думаешь?

Она улыбается.

— Я думаю о той ночи. На кукурузном поле. С тобой. Чаще, чем мне хотелось бы, если быть честной. Та ночь изменила меня так, что я до сих пор пытаюсь понять. — Ее брови хмурятся. — Я думаю, моя сестра ненавидит меня.

— Я не думаю, что она тебя ненавидит. Она злится на тебя… — говорю я, проводя пальцами по ее ладони, все еще лежащей на моем плече.

— О нет, — смеется она, но это звучит грустно. — Мэгги не может смириться с тем, что я здесь. Она злится, что я уехала, но не хочет, чтобы я вернулась в ее мир. Она не знает всей истории. И даже если бы знала... — Покачав головой, она замолкает. — Мэгги — моя единственная семья, и я ее не знаю.

Такая большая пропасть между мной и моими братьями была бы невыносимой. Я бы не пережил последние пять лет без них. А она делала это в полном одиночестве.

— Кто-то избил ее. И она не хочет об этом говорить. Никто в этом городе, где все в курсе всех дел, ничего не знает. Что-то не так, детали не сходятся. — Она возвращает свое внимание ко мне, как будто пытается что-то решить в своей голове. — Не знаю, зачем я тебе это говорю, — бормочет она, собираясь соскользнуть с меня, но я останавливаю ее.

— Не надо. — Я прочищаю горло, положив руку ей на бедро, чтобы удержать на месте. — Мне нравится, что ты здесь.

— Почему? — спрашивает она, ее веки тяжелеют. — Почему мне так приятно быть рядом с тобой?

— Не знаю, — отвечаю я со вздохом. Но я тоже это чувствую. Я не понимаю этого, но, черт возьми, я тоже это чувствую.

Она подается вперед, задевая мой член. Когда ее глаза встречаются с моими, я не могу понять, о чем она думает. Она интригующая, непредсказуемая, и то, что происходит между нами, опасно.

— Я немного ненавижу тебя.

Я не могу сдержать улыбку, потому что, произнося эти слова, она слегка покачивает бедрами.

— Я тоже тебя немного ненавижу, Персик.

Улыбка, которая мгновение назад играла на ее губах, исчезает.

— Ты называешь меня Персиком, как будто я сладкая, но Фокс, ты же знаешь, что это не так. Я совсем не сладкая.

— Видишь, вот тут ты ошибаешься. — Я дергаю ее бедра вперед. Это движение заставляет ее грудь прижаться к моей. — Я никогда не пробовал ничего настолько сладкого, как то, чем ты залила мои пальцы.

Она прерывисто вздыхает, изучая мои губы.

— Когда я вижу тебя в очках, со мной что-то происходит, — говорит она вкрадчивым тоном с сексуальной улыбкой. Она сосредоточенно тянется обеими руками к краям моей черной оправы, аккуратно снимает ее с переносицы и убирает с лица.

Я смотрю, как она складывает очки и тянется вперед, чтобы положить их на выступ позади нас.

Когда она снова оказывается лицом к лицу со мной, теперь уже ближе, в ее глазах появляется выражение, которое я понимаю еще до того, как она произносит слова.

— Поцелуй меня, — требует она шепотом. Теплое дыхание, вырывающееся из ее губ, смешивается с холодным ночным воздухом, так что я не только чувствую, но и вижу, о чем она просит.

Обхватив одной рукой ее поясницу и прижав ее тело к своему, я позволяю себе сдаться. Другой рукой я обхватываю ее челюсть, большим пальцем провожу по нижней губе, а остальные пальцы запускаю в ее волосы. Никаких уговоров или колебаний, только голодный стон, который вибрирует в моей груди, когда наши губы встречаются. Она тает в моих руках, сладко стонет мне в рот, когда ее губы приоткрываются, а язык встречает мой в соблазнительно медленном темпе.

Я теряюсь в том, как она прикасается ко мне, как ее ногти впиваются в мой затылок, как покачиваются ее бедра, как ее губы притягивают и дразнят меня. В этот момент я раб ее губ, и единственное, о чем я могу думать — это то, что я никогда не хочу прекращать целовать ее.