Линкольн
— Есть минутка? — спрашиваю я, пересекая кухню Эйса.
Они с Грантом застывают с кофейными чашками на полпути к губам, потому что явно не ожидали увидеть меня так рано. Джулеп приветствует Кит, бегущую на поводке рядом со мной.
— Сидеть.
Она послушно садится и смотрит вверх в ожидании награды. Я нахожу в кармане печенье размером с монету.
— Ты видел статью, я полагаю? — спрашивает Эйс, прислонившись к стойке.
Я смотрю на Гранта, который протягивает мне телефон. На экране — наша фотография в школьном возрасте. Я помню этот снимок — он сделан на 75-летии «Фокс Бурбон». В то время это было одно из самых больших празднований, которое когда-либо видели в Фиаско. Заголовок статьи гласит: 100 лет бурбона и его главный секрет.
Я смотрю на своего старшего брата, он выглядит довольным. Я прокручиваю страницу вниз, и нахожу свои слова, выделенные курсивом, которые я сказал Мюррею в тот день, и именно сейчас они кажутся особенно правдивыми:..то, что попадает в эти бочки, называется «сердцем» не просто так. Возможно, дело в воде Кентукки, живой культуре бурбона, но я верю, что «Фокс Бурбон» делает лучшим бурбоном гордость, вложенная в эти бочки, и уважение, с которым семья Фокс относится к своему бизнесу. Отмечая 100-летие бурбона, один из самых выдающихся брендов сохраняет сердце, развиваясь вместе с изменяющимися вкусами и поколениями.
Лучшего момента для этих слов и не придумать. Я ставлю на стойку бутылку без маркировки.
— Грант, дай три бокала. — Но он уже двигает их по мрамору. Я отмечаю вязкость этой партии — в этот раз она более глубокого коричневого цвета и больше похожа на бурбон двойной выдержки, чем изначально задуманную одиночную. Мы делали особые купажи для важных событий столько, сколько я себя помню. Это была одна из тех вещей, которые помогали нам отслеживать, какие годы нам нравились больше других.
— В этой партии не было ничего особенного. Это было обычное сусло: 71 % кукурузы, 16 % ржи и 12 % ячменя. Выдерживали в бочках в нашем рикхаусе в течение четырех лет. — Я перевожу взгляд с одного на другого, прежде чем признаться, что я сделал. — А потом я настоял его с тимьяном и персиками в течение двух с половиной недель.
Грант улыбается, вдыхая аромат.
Эйс поднимает бокал к свету, чтобы оценить цвет, прежде чем понюхать его, и бросает взгляд в мою сторону.
— Персик?
Я уверенно киваю ему, а мой младший брат улыбается в свой бокал.
Эйс качает головой.
— Отдаю должное тебе и Гранту, вы оба, засранцы, воспринимаете все буквально, не так ли?
Грант говорит:
— У него отличный вкус.
Я продолжаю.
— Его можно пить со льдом, охлажденным, смешивать — все равно. Но это открывает потенциал для новой аудитории. — Я киваю на свой бокал. — Если мы хотим видеть наш бренд в большем количестве бокалов, то нам нужно привлечь тех, кто обычно не пьет бурбон. Это не оторвет от наших корней и не повредит рынку классического бурбона, но привлечет новых потребителей.
Эйс делает еще один глоток.
— Мне не противно. Возможно, стоит попробовать с большим процентом ржи вместо кукурузы. Рожь добавит пряности и уравновесит сладость. — Он пожимает плечами и говорит: — Посмотрим, что лучше сохранит вкусовую гамму.
Большинство наших купажей всегда производились с преобладанием кукурузы. Это делало наше сусло более сладким. Сахара взаимодействовали с дубом, а перепады температур во время выдержки, как всегда, говорил Эйс, придавали блендам насыщенность. Мы не во всем соглашались, даже с его логикой, но эти слова от него я воспринимаю как победу — самую значимую в моей карьере — я получил одобрение старшего брата.
— Не выгляди таким самодовольным. Это тебе придется сказать Гризу, что ты хочешь подмешать фрукты в его бурбон. И я хочу сидеть в первом ряду на этом дерьмовом шоу.
— Кто-то сказал «дерьмовое шоу»? — в помещение впархивает Хэдли.
Эйс разражается смехом.
— Я и забыл, что это твоя визитная карточка.
Она шипит на него, как злобная кошка.
Мы с Грантом обмениваемся понимающими взглядами, когда Эйс говорит:
— Твой уровень зрелости не перестает меня удивлять, Хэдли.
Она запрокидывает голову, смеется и смотрит в потолок.
— Слишком легко. — Затем она сосредотачивается на Эйсе. — Но я здесь не ради тебя. — Она переводит взгляд на меня и говорит: — Я заходила к тебе домой, чтобы оставить контакты архитектора, а Мэгги сидела у тебя на крыльце. Она сказала, что ей нужно с тобой поговорить. Подумала, что застану тебя здесь. — Она бросает взгляд на бутылку на столе и поднимает брови, молча спрашивая, как все прошло. Она знает, что я собирался рассказать об этом сегодня.
Я довольно улыбаюсь и подмигиваю.
— Хорошо. Когда будет готов, я возьму ящик. Думаю, это мгновенный хит.
— Черт возьми, — выдыхает Эйс.
— В любом случае, — говорит Хэдли, направляясь к выходу. — Она в конюшне с Гризом.
— Спасибо, Хэдс, — кричу я ей вслед.
Я бросаю взгляд на Гранта, желая услышать его мнение. Я хочу убедиться, что делаю правильный выбор, прежде чем продвигать идею дальше.
— Грант. — Я киваю в сторону коридора. — Мне нужна секунда.
Он хмурится, но вопросов не задает. Когда мы остаёмся наедине, я говорю:
— Гипотетическая ситуация.
Грант скрещивает руки на груди.
— Хорошо, — бурчит он. Ворчливый ублюдок. — Гипотетическая, — выдыхает он.
Я копирую его позу, скрещивая руки.
— Если кто-то пытается построить уголовное дело, но получение ордера на обыск или наблюдение может насторожить подозреваемого и поставить дело под угрозу — что бы ты сделал?
Складка между его бровями становится еще глубже.
— Я хочу знать, о чём именно речь?
Я качаю головой.
Он делает глубокий вдох.
— Хорошо, гипотетически. Следовать правилам при расследовании — это то, что обеспечит надежность дела. Но я предполагаю, что, если получить ордер невозможно, это значит, что судья или высшее начальство могут быть слишком близки к ситуации? Динь, динь, динь. В яблочко. Он продолжает говорить без моего ответа. — Источники и свидетели были бы лучшим вариантом для такого дела.
Именно это делает Кортес. Именно это ставит Мэгги в центр того, что замышляют Финч и Кинг.
Я киваю, хлопаю брата по плечу и прохожу мимо.
— Спасибо.
Грант окликает меня, когда я уже подхожу к двери:
— Общественный резонанс.
Я оборачиваюсь, чтобы послушать.
Он на минуту опускает глаза, подбирая слова, прежде чем продолжить:
— Если бы это попало в социальные сети или если бы фигуранта упомянули в новостях хоть в какой-то связи с этим преступлением, это могло бы подтолкнуть дело. Сложно игнорировать ситуацию, когда она смотрит тебе в лицо. Давление общества может стать одним из вариантов.
Вот, что мне нужно было услышать. Я стучу пальцами по дверному косяку и киваю.
— Спасибо.
Он сдержанно кивает в ответ:
— Будь осторожен.
Я больше ничего не добавляю, хоть мне хочется. Когда я прихожу в конюшню, Гриз и Мэгги стоят, склонившись над стойлом жеребенка, родившегося поздней осенью прошлого года. Я слышу, как Гриз говорит ей:
— Исправив ситуацию, ты не вернешь ее. Что бы ты ни делала, это нужно прекратить, пока кто-нибудь не пострадал.
— В большинстве случаев он дает дельные советы, — говорю я, привлекая их внимание. — Гриз, ты не против, мне нужно поговорить с Мэгги?
Он целует ее в висок, а затем, уходя, кладет руку мне на плечо.
— Полегче, ладно?
Я не знаю, как Гриз понимает некоторые вещи. Может, дело в моей позе или в том, как я сверлю взглядом женщину, чьи действия могут задеть тех, кого я должен защищать.
Как только Гриз скрывается из виду, я сразу перехожу к делу и говорю предупреждающим тоном.
— Я знаю, что ты играешь в опасные игры. Не морочь мне голову, Мэгги. Что у тебя с «Finch & King»?
Она смеется.
— Какое тебе дело, Линк? Я все еще делаю то, для чего вы с Эйсом меня наняли. Я только что распродала большую часть вашего резерва. Твой бурбон продается и за приличные деньги.
— Я в курсе, и мы оба знаем, что это не имеет никакого отношения к делу.
— Фэй? — спрашивает она, протягивая лошади морковку.
— Если с тобой что-то случится, она пострадает. Если ты ввяжешься в какое-то дерьмо, она станет рычагом давления. Я стану. Моя семья. Мои девочки. И я не позволю этому случиться.
— Линк, — говорит она, опустив голову на сложенные руки. — Она ведь все тебе рассказала, правда?
Я киваю.
— Она не станет сидеть сложа руки и надеяться на лучшее. — Я пристально смотрю на нее и вижу по глазам, что она думает так же. Она нервничает, но не признается в этом.
Я достаю телефон, пролистываю контакты и набираю номер.
— Привет, Мюррей. — Я улыбаюсь, когда он берет трубку на втором звонке.
— Линкольн Фокс, я все гадал, когда ты выйдешь на связь, — говорит он бодрым тоном. — Как тебе статья?
Мэгги с любопытством наблюдает за мной, когда я говорю:
— Отличный материал. Я хотел поблагодарить тебя лично.
— Благодарить не за что, — доброжелательно говорит он. — Я посетил множество винокурен, и ни одна не оставила у меня таких чувств после интервью, как ваша. У вас действительно есть что-то особенное.
Я принимаю комплимент.
— Я тоже так думаю. — Я бросаю взгляд на Мэгги, надеясь, что все сложится так, как надо. — Послушай, Мюррей, здесь есть человек, который может ответить на твои вопросы о том, что происходит на скачках. Подумал, что ты захочешь послушать, что она скажет.
Это привлекает ее внимание, но она явно не в восторге. Выпрямившись, она качает головой, будто пытается меня остановить.
В трубке слышен шорох, Мюррей, похоже, включает диктофон или готовит блокнот.
— Ты назовешь мне имя, чтобы я мог связаться позже?
Но больше я ему ничего не говорю.
— Я оставлю это на ее усмотрение. Просто хотел, чтобы ты знал, что я не забыл о твоей просьбе.
Мы обмениваемся еще несколькими любезностями, прежде чем я завершаю звонок.
Мэгги скрещивает руки и почти кричит:
— Какого черта, Линк?
Я прислоняюсь к стулу справа от нее и наши глаза оказываются на одном уровне.
— Ты веришь в то, что ФБР разберется с этим и добьется, чтобы люди, причинившие вред твоей семье, в конце концов понесли наказание. Я не верю в это. — Она разбирается в скачках и азартных играх, и я вижу, когда мои слова доходят до ее сознания. — Если все это закончится не так, как ты хочешь, — я протягиваю ей карточку Мюррея, — у тебя есть другой вариант.
Она с сомнением смотрит на нее.
— Это ничего не исправит. Это приведет к хаосу.
— Иногда, чтобы всё исправить, нужно устроить хаос.
— Линк, я уже наделала ошибок, — говорит она, наклоняет голову и крутит в руках визитную карточку репортера, ее тон меняется. — Я скрывала все от сестры, от мамы. И от Кортеса. Гребаное ФБР давит на меня. Но мне плевать, я хочу только одного — чтобы Ваз заплатил за то, что сделал. — Она едва сдерживает рыдание. — И всё зашло слишком далеко...
Я по-фоксовски сжимаю ей плечо и прерываю.
— Я знаю, каково это — оказаться в тупике. Когда выбора нет, и ты делаешь то, чего от тебя требуют. Но иногда поступить правильно означает защитить тех, кого любишь. — Я касаюсь визитки в её руках. — Это другой путь.
Она всматривается в мое лицо, пытаясь понять, что я на самом деле хочу сказать. А затем издает хриплый смешок.
— Ты любишь ее, — говорит она так, как будто для нее это неожиданность.
У меня в груди разливается тепло и я улыбаюсь.
— Я защищаю то, что принадлежит мне, Мэгги. Теперь это касается и Фэй.
Она смотрит на свои ногти, напоминая мне Ларк, когда та уходит в себя.
— Тебе пришлось долго хранить тайну. Я знаю, как это тяжело, когда чувствуешь, будто тонешь в ней. Но ты сильная, Мэгги. Как и твоя сестра. И сейчас ты в таком положении, что все карты в твоих руках. Если это станет слишком опасно для тебя или для нее... — Я еще раз киваю на визитку в ее руке, отступая. — Вот твоя страховка.