Бурбон и секреты

Глава 27

Фэй

Фокс: Вижу, что Лили стащила мой телефон. Спасибо, что развлекаешь ее. Мне действительно нужно сменить пароль.

Фокс: Куда ты сбежала, Персик?

Фокс: Кортес спросил, не видел ли я тебя. Опять бросила его? Парень, должно быть, паршиво ухаживает.

Фокс: Я буду у Эйса вечером после родео, хочу тебя увидеть.

Я не знаю, что ему ответить. Мои мысли полностью заняты тем, что сказала мне Мэгги. Я просидела в кабинке туалета все время родео, чувствуя себя так, словно застыла во льду. Кортес дважды звонил мне, но я не знала, как вести себя с ним. Должно быть что-то еще, но я точно знаю, что если ФБР нацелилось на кого-то, то это не только Ваз Кинг. Он идет в комплекте. И это заставляет меня вспомнить слова Кортеса — более широкий размах крыльев...

Я воспроизвела в памяти каждую деталь той ночи, которую смогла вспомнить, и ни разу в моей голове не возникло мысли, что кто-то другой мог убить Таллиса. Я потрясена этим и тем фактом, что последние пять лет я верила во что-то совершенно ошибочное. От этого у меня болит сердце и сводит желудок. Поэтому я говорю ему именно то, что хочу.

Фэй: Я тоже хочу тебя увидеть.

Может, тут и не весь город, заполнивший дом и территорию Эйса и Гриза Фоксов, но, черт возьми, ощущение такое. Я провожу ладонями по своей футболке с поясом, которую уже не раз надевала как платье на сцене, но здесь она кажется немного коротковатой. Скидываю куртку у двери и отдаю в совершенно официальный гардероб. Мои фиолетовые ковбойские сапоги не подходят для родео, но на вечеринку, где полно тестостерона и женщин, жаждущих внимания, можете не сомневаться, я надену свои любимые сапоги.

В каждой комнате, мимо которой я прохожу, полно ковбойских шляп, но я ищу очень специфическое лакомство для глаз. В частности, мужчину в очках и с убийственной ямочкой. На просторной кухне большая компания наездников на диких лошадях потягивает бурбон, а Гриз отпускает шутки. Его густые белые усы подкручены вверх, он наслаждается каждой минутой общения с этими парнями. Я понимаю, почему он приглянулся моей маме. Он симпатичный пожилой мужчина, и из тех парней, которые привлекают внимание. В нем полно обаяния и харизмы — и в Линкольне тоже.

Когда я прохожу следующую комнату и оказываюсь на открытой площадке, это выглядит как монтаж вечеринки. Только эта состоит из ковбоев, бурбона и лёгкого налета сексуальности, витающего в воздухе. Как будто ни один человек не уйдет отсюда, не выпив чего-нибудь вкусненького и не гарантировав себе перепихон. По правде говоря, я тоже хочу и того, и другого.

Оглядевшись, я замечаю Хэдли, сидящую на барной стойке в окружении группы мужчин. Я улыбаюсь тому, как легко она стала моей подругой.

— А вот и она. Фэй! — Она машет рукой, чтобы я подошла. — Это, безусловно, самая талантливая... — Наклонившись ко мне, она говорит: — Заранее прошу прощения, что смущаю тебя. — Затем она садится выше и заканчивает фразу. — И самая сексуальная танцовщица бурлеска, на которую я когда-либо смотрела. Если вы еще не были в «Midnight Proof», то это знак — сходите, пока она не уехала.

Внутри все сжимается при мысли о том, что мое время здесь подходит к концу.

Один из парней говорит:

— Она уже здесь — как насчет того, чтобы показать нам, дорогая?

Я никогда не понимала, почему чье-то внимание, пока я танцую, дает мне такую силу, но это так. Есть много способов сделать это уродливым, если кто-то задастся целью, но, по правде говоря, это просто приятно. Я улыбаюсь мужчине, который подкинул эту идею.

— Сначала мне, наверное, нужно выпить.

Хэдли протягивает мне бокал с крупным кубиком льда и бурбоном как минимум на два пальца. Коричневый цвет на несколько тонов светлее, чем тот, что я пробовала с Линкольном, но, тем не менее, я хочу сделать глоток. Когда я делаю шаг, чтобы взять у нее бокал, из-за спины появляется рука — запах дуба и терпкой вишни, и я тут же готова упасть в знакомые объятия, которые так хорошо помню. Но прежде чем я успеваю взять стакан, он исчезает из моих пальцев. Линкольн откашливается и обращается к собравшимся на освещенном огнями патио.

— Вообще-то Фэй предпочитает пить бурбон иначе.

Я запрокидываю голову, чтобы посмотреть на него, и, черт возьми, не могу не улыбнуться его намеку. То, как закатаны его длинные рукава, открывая начало татуировки, которая спускается чуть ниже локтя, заставляет меня сдержать стон удовольствия. Я знаю эту татуировку. Где она изгибается и как заканчивается. Оконные стекла, красивые и все еще незавершенные, которые несут в себе столько смысла. А если добавить к этому ямочки на щеках, которые появляются, когда он подносит к губам мой бокал, я буквально падаю в обморок.

Я забираю бокал обратно, не дав коснуться его губами.

Краем глаза я вижу одну из женщин, которая шепталась у ограждения во время родео, намекая на то, что если бы она хотела его, то могла бы получить. Я так не думаю. Сейчас Линкольн Фокс мой.

Я прекрасно держусь на публике и чувствую прилив дерзости — и немного мелочной злости.

Я отстраняюсь от тепла тела Линкольна, стоящего у меня сразу за спиной, и поворачиваюсь к нему, поднимая свой бокал.

— На самом деле вкус похож на «1910»-й, но, может быть, ты скажешь точнее, Фокс.

Он ухмыляется, пока я иду к Хэдли, все еще сидящей на барной стойке.

Я подмигиваю ей и говорю:

— У меня была частная дегустация на винокурне...

Когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Линкольна, этот мужчина смотрит на меня... как будто хочет поглотить, попробовать на вкус снова. Я пальцем маню его к себе, выходя в центр.

Хэдли включает музыку, и девушки, с которыми мы виделись ранее, подаются вперед, чтобы лучше видеть происходящее. О, дамы, просто подождите...

Когда Линкольн, повинуясь моему жесту, подходит ближе, он наклоняется к моему уху и шепчет:

— Ты сейчас такая чертовски сексуальная. Собираешься показать всем этим людям, что я твой, Персик?

От центра моей груди до кончиков пальцев прокатывается «да». Я смотрю назад и медленно киваю, давая ему понять, что именно это я и собираюсь сделать.

— Ты мне доверяешь? — спрашиваю я, чуть громче.

Он усмехается — звук, который я чувствую между ног — и оглядывается вокруг.

— Да, Персик, доверяю.

Не знаю, чего я ожидала от него услышать, но его подтверждение подстегивает меня. Я вздергиваю подбородок и ухмыляюсь ему, прежде чем сказать:

— Хорошо. На колени, Фокс.

Свист и одобрительные крики, доносящиеся со всех сторон, заставляют меня прикусить губу, чтобы сдержать широкую улыбку. Но даже так она все равно вырывается наружу.

Хэдли присвистывает и бросает подушку с барного стула, которая попадает ему прямо в лицо, заставляя расхохотаться.

Он настолько выше меня, что даже опустившись на одно колено, а затем на другое, он остается на уровне моих глаз.

— Если вы все хотите посмотреть бурлеск-шоу, то можете прийти в «Midnight Proof» и заплатить за это. Но сейчас, — я не могу сдержать улыбку, которая появляется, когда я смотрю на Линкольна сверху вниз. Он наблюдает за мной, пока я обращаюсь к небольшой аудитории, которую мы собрали, — мы в «Фокс Бурбон». И мне выпала роскошь узнать от мастера-дистиллятора, как лучше всего наслаждаться хорошим бурбоном.

Его глаза встречаются с моими, и он смеется, прекрасно понимая, что я задумала.

— Наклоните бокал и оцените цвет. — Я подношу бокал к свету от каминных столов, окружающих пространство. — Затем вам следует немного пожевать его по-кентуккийски²¹. — Сделав небольшой глоток, я перекатываю его во рту. Из небольшой толпы раздается несколько выкриков, когда его руки поднимаются по задней поверхности моих бедер и оказываются под подолом моего платья, оставляя восхитительные мурашки.

Я сокращаю оставшееся между нами расстояние, прижимаясь нижней частью тела к его груди, а его руки скользят вверх и вниз по моим бедрам, притягивая к себе и побуждая придвинуться еще ближе. Я втягиваю воздух через нос и глотаю.

— Дайте ему покрыть ваш рот, а потом насладитесь жжением, прежде чем позволить ему скользнуть вниз по горлу.

Настроение меняется с шумного веселья на тот самый эротичный накал, от которого я завожусь. Я смотрю на двух женщин, которые обсуждали, что они хотели бы сделать с этим мужчиной, и улыбаюсь, глядя на их расширенные глаза.

Я перевожу взгляд с них на него.

— Готов к дегустации, Фокс?

Его ямочки появляются, когда он улыбается, но ничего не говорит. Вместо этого он поднимает голову как раз в тот момент, когда я провожу рукой по его шее. Мои пальцы скользят по его волосам, приподнимая их достаточно высоко, чтобы запутаться и ухватиться за них. Я подношу бокал к губам, выливаю в рот остатки бурбона, а затем откидываю его голову назад — так, как я хочу.

Его руки обхватывают мои бедра, когда острота и жар обволакивают язык, а затем его рот открывается для меня, когда я наклоняюсь вперед. Соединяя наши губы, я даю ему именно то, что обещала — вкус бурбона. Но он не останавливается. Его влажные губы встречаются с моими, и мое тело вспыхивает. Я не обращаю внимания на капли, стекающие по подбородку, и на толпу вокруг нас, которая замерла за несколько мгновений до того, как наши губы соединились, а затем взорвалась улюлюканьем и свистом. Я таю от того, что он не побоялся сделать это перед всеми. Об этом еще долго будут говорить после того, как мы уйдем.

Он проглатывает каждую каплю, и затем ясно даёт понять, что никто не должен трактовать наше поведение неправильно. Его язык играет с моим, когда он тянет меня к себе и прижимает как можно ближе к своему коленопреклоненному телу.

Поэтому для меня становится неожиданностью, когда он быстро поднимается и закидывает меня на плечо. С моих губ срывается пронзительный смех, когда он говорит:

— Надеюсь, вы нас извините.

Затем он проносит меня через дом и на улицу через парадную дверь. Я едва замечаю, мимо кого мы проходим, но от меня не ускользает, что Мэгги видит это шоу. Она разговаривала с Гризом и наездницей, которую я видела раньше. Я слышу, как Гриз восклицает:

— Чертовски вовремя!

Линкольн кивает Гризу и бормочет себе под нос:

— Старик возомнил себя чертовым сводником.

Он торопливо спускается по ступенькам веранды, и я не могу удержаться от смеха, когда он шлепает меня по заднице, едва коснувшись ботинками дорожки.

— Ты можешь меня опустить.

— Ни единого гребаного шанса, — говорит он, открывая пассажирскую дверь своего джипа. Снимая меня со своего плеча вниз по груди, он целует мои губы и шепчет:

— Ты знаешь, как меня чертовски завело, когда ты заявила на меня права? — Его пальцы зарываются в мои волосы, и он впивается в мои губы с такой страстью, что я понимаю, что именно он чувствовал. От ощущений у меня трепещет грудь и слабеют колени. Отстранившись, он прижимается лбом к моему, а я обхватываю его ногами, сидя на сидении его грузовика. — Восемь минут.

— Что произойдет через восемь минут? — Я улыбаюсь ему в губы, отвечая на еще один поцелуй.

— Ты окажешься в моей постели, будешь тереться своей киской о мое лицо и напомнишь мне о моем новом любимом вкусе.

Я одобрительно хмыкаю и откидываюсь на пассажирском сидение, когда он закрывает мою дверь и спешит усесться за руль, сдавая назад и выезжая с подъездной дорожки.

Он смотрит на меня, сжимает рукой мое бедро и раздвигает ноги.

— Я думала, что больше всего ты любишь бурбон, — игриво говорю я. Я почти ничего не пила, но все равно чувствую себя словно под кайфом. Его близость, то, как он обнимает меня, смотрит на меня, так ощутимо жаждет меня.

— Значит, ты была невнимательна, Персик. — Он облизывает нижнюю губу, одна рука лежит на руле, а другая держится за меня, словно он не может не прикасаться. — Ты знаешь, что я не могу перестать думать о тебе?

Я поворачиваюсь так, что моя спина прижимается к пассажирской двери, отчего мое платье задирается, когда я раздвигаю для него ноги.

— И о чем же ты думаешь?

Он пристально смотрит на меня и смеется, словно не может поверить в то, что происходит.

— О, Персик, ты собираешься устроить мне приватное шоу?

Не задумываясь, я позволяю словам сорваться с губ.

— Я сделаю для тебя все, что ты захочешь, Фокс. Только попроси.

— А если я попрошу большего? — Его глаза устремляются ко мне, потом на дорогу и снова возвращаются ко мне.

Мой желудок сжимается. Я не готова дать определение своим чувствам к нему. Я просто знаю, что он тот, с кем я хочу быть сегодня. А может, и дольше.

— У тебя такое лицо, будто это сложный вопрос, Персик.

— Ты знаешь, что это так. Это... сложно. У тебя целая жизнь с детьми и... — Я обвожу глазами кабину, чувствуя, как меня захлестывает волна уязвимости. — У тебя есть собака и корова, черт возьми. У меня даже нет своей квартиры. Это звучит...

Я осекаюсь, когда он резко поворачивает руль и съезжает на обочину, отстегивает ремень безопасности и придвигаясь ближе. Его руки скользят по моим ногам, а затем под бедра, и я ахаю, когда он притягивает меня к себе.

— Я никогда никого не хотел так, как тебя. Это безрассудно, и у меня нет объяснений, почему и как. Я просто знаю, что мне нравятся чувства, которые я испытываю к тебе.

— Чувства, которые ты испытываешь? — Я прикрываю глаза, как только произношу это, потому что мне вдруг становится стыдно за то, что я такая женщина — слишком жаждущая подтверждения и настойчиво требующая большего, чем он готов дать.

Но он останавливает меня, отводит мою руку и поднимает подбородок, чтобы я посмотрела на него. Голубой свет от приборной панели тусклый, но я вижу, что он улыбается мне. Это милая улыбка, и что-то в ней отличается от того, как он улыбался мне раньше.

— Посмотри на меня.

Я делаю то, что он просит.

— Ты заставляешь меня чувствовать, что мне не нужно притворяться, когда я рядом с тобой. Что я могу быть именно тем, кто я есть, не строить из себя никого другого, кроме мужчины, влюбленного в красивую женщину.

— Влюбленного? — поддразниваю я и прикусываю губу, чтобы сдержать улыбку.

Он кивает, но не останавливается на этом. Он нежно сжимает пряди, убирая их за ухо.

— Я хочу женщину, у которой нет других целей, кроме как помогать людям, которых она любит. Я хочу быть тем мужчиной, который достаточно хорош для такой женщины.

Я наклоняю голову на кожаное сиденье.

— Ну ты и загнул.

— Да, загнул. — Он уверенно улыбается. — Уже боишься?

— С того момента, как ты первый раз назвал меня Персиком, — честно отвечаю я. Очень трудно не позволять бабочкам порхать в животе, когда он смотрит на меня вот так — с его кокетливыми ямочками на щеках и глазами, полными надежды, и не сказать ему, что я хочу его не меньше, чем он меня.

— Я говорю серьезно. Я стал другим с тобой. Но если это слишком, я пойму. У меня две замечательные дочери. И, судя по всему, теперь еще и животные, — шутит он. — Мудрый дедушка. Братья, без которых я бы не выжил. Город, который считает, что мы прокляты, — это еще одно чертово препятствие, с которым, я не уверен, что полностью справился. И бизнес по производству бурбона, который выматывает и иногда так чертовски сложен... но он определяет все во мне.

— Не все, — шепчу я. Я улыбаюсь, делая выбор. — Ты просто замечательно владеешь языком...

Он откидывается назад, прищурившись, и понимает, что я пока не готова двигаться дальше. Я не готова сказать ему, чего хочу. По правде говоря, я и сама не знаю.

— И? — поддразнивает он.

— И твои руки. — Я провожу пальцами по своей шее. — Твои пальцы, и то, как ты точно знаешь, как доставить мне удовольствие. Просто думая о том, как ты можешь играть со мной...

Он наклоняется вперед и заводит руку мне за спину, притягивая к своим губам, чтобы поцеловать. Это не сладко и не нежно. В этом поцелуе нет ничего нерешительного. Его язык скользит по моему, и я чувствую его движения на своей коже и прямо в киске. Но вместо того, чтобы продолжить, он, тяжело дыша, отстраняется, а затем возвращается на водительское сиденье.

— Тебе лучше сказать, чего ты хочешь от меня, Персик.

— Хорошо, Фокс. Я хочу тебя.

Выезжая на дорогу, он давит на газ.

— Отлично. Теперь сними трусики и покажи мне, насколько.

Я не могу не улыбнуться смене темы. Этот мужчина может в мгновение ока превратиться из серьезного в похотливого. Мгновение назад он говорит мне, что я изменила его, а в следующее — принимает то, что я не готова определить наши отношения. Может быть, дело в том, что он старше, или в том, что у него была целая жизнь до того, как в нее вошла я, но мне это нравится.

Дрожь, которую вызывают его слова, пробегает по моим рукам, и я снова делаю то, о чем он просит, обнажаясь перед ним.

Он буквально рычит:

— Дай мне попробовать.

— Ты такой грязный, Фокс, — говорю я, улыбаясь и проводя двумя пальцами по губам своей киски.

— Да, но тебе это нравится, не так ли, Персик?

Я двигаюсь, чтобы дать ему то, что он требует. Я встаю на колени на сидении, и подношу свои влажные пальцы к его губам, но когда он приоткрывает их, я дразню его и отдергиваю их в сторону. Я цокаю и, вместо того чтобы дать ему облизать, провожу ими по его нижней губе.

Но прежде чем я успеваю наиграться, он хватает меня за запястье и засовывает мои пальцы в рот. То, как он стонет и проводит языком по подушечкам пальцев, заставляет мое тело жаждать большего и сжиматься в ожидании того, что будет дальше.

— Черт, — стонет он. Он тянет за ремень безопасности и пристегивает меня, прежде чем направить машину по дороге, на которой я выросла. Проходит еще около минуты, прежде чем он въезжает на подъездную дорожку, паркуется, обходит вокруг грузовика, распахивает дверь и протягивает мне руку.

— Где девочки? — Я не подумала о том, что они могут быть дома.

Он останавливает меня в дверях и целует — достаточно долго, чтобы у меня слегка закружилась голова, и достаточно быстро, чтобы я захотела большего. Когда он отстраняется, то переплетает свои пальцы с моими и говорит:

— Грант и Лейни забрали их и Кит на вечер.

Мы заходим внутрь, и он ведет меня мимо лестницы, через гостиную и дальше по коридору к гостевой спальне на первом этаже. Включив свет, он слегка приглушает его и протягивает мне свой телефон.

— Сегодня ночью единственное, о чем я могу думать, — это ты.

Он заводит руку за голову и тянет за воротник рубашки, снимает ее и отбрасывает в сторону. Линкольн Фокс, без рубашки, решающий, как он меня хочет, пока расстегивает пряжку своего ремня, — зрелище, которое я никогда не забуду.

— Все, что я хочу? — спрашивает он, повторяя то, что я обещала. Ни одна часть меня не заинтересована в том, чтобы взять свои слова обратно. Поэтому я прислоняюсь к двери, пока он идет к кровати и садится на край, широко расставив ноги.

— Все, что захочешь.