Глава 3

Фэй

Я опускаю окно своего грузовика и вдыхаю холодный воздух, чувствуя, как знакомый запах проникает в горло и кожу. Я бывала в разных уголках Соединенных Штатов, от гор и побережья до мегаполисов и пригородов, но в маленьких городках Кентукки есть что-то особенное. Фиаско, в частности, кажется большим и удушающим одновременно: равнина, тишина, воспоминания, которые я предпочла бы забыть. Возвращаясь домой, я испытываю волнение и муки голода, и мне ничего не остается, кроме как подавлять и то, и другое.

Красная неоновая вывеска на заправке, которая одновременно является рестораном, по-прежнему красиво и ярко светится, даже несмотря на то, что утреннее солнце еще не выглянуло из-за горизонта. Черные железные фонарные столбы вдоль улицы выглядят по-новому. На каждом фонаре висят таблички с надписью «Празднуем 100-летие Bourbon & Horses». В центре городского парка светится знакомый логотип — лиса, обвившаяся вокруг буквы «F».

Я скучала по тому, как воздух приятно обволакивает пальцы — даже зимой. А когда дует северо-западный ветер, воздух пахнет только что испеченными хрустящими круассанами с нотками какао. Вот тогда-то меня и осеняет. Напоминание о том, почему в воздухе Фиаско витают такие восхитительные ароматы. Бурбон. В частности, бурбон Фоксов.

Я делаю глубокий вдох, вспоминая, что весна и лето приносили с собой нотки свежих взбитых сливок, которые смешивались с травами, растущими на клумбах перед домом. А сейчас, в самый разгар зимы, когда соседи сжигают оставшиеся с осени листья и вспоминают о рождественских елках и кострищах, аромат слегка меняется, наполняя воздух запахом жженого сахара и ностальгией по тем временам, когда жизнь казалась не такой сложной.

— Мы не можем испечь торт и съесть его на ужин, — сказала я, бросив сердитый взгляд на сестру. — Мама оставила меня за старшую, пока она в конюшне.

Мэгги запрыгнула на стойку.

— Как ты думаешь, жеребенок будет таким же белым, как кобыла?

Я пожала плечами. Моя сестра и мать одинаково любили лошадей. Они могли часами рассказывать о лошадях, которых тренировала мама, и о том, как она завоевывала их доверие. Я открыла холодильник и уставилась на остатки еды. Курица выглядела серой, а лапша переваренной.

— Давай сделаем бутерброды с арахисовым маслом и желе, — со вздохом предложила я.

Всю неделю мама работала допоздна, поэтому ужинать мы должны были сами.

— В арахисовом масле и желе есть сахар. А хлеб похож на корж. Давай просто испечем торт и съедим его на ужин, — сказала Мэгги, доставая коробку со смесью.

У нее были отличные идеи — даже в одиннадцать лет.

— Хорошо, но я, как старшая, сделаю шоколад. — Усмехаясь, я достала яйца и масло.

— Да! — Она победно взмахнула кулаком в воздухе. — С ванильной глазурью. И если я забуду сказать тебе потом, это был лучший ужин в жизни.

Я не могла не улыбнуться, указывая на нее.

— Ты убираешь.

С сияющей улыбкой она отдала мне честь.

— Договорились. Все равно посудомойке достанется большая часть работы.

Мама даже не рассердилась — на следующее утро она съела кусочек на завтрак, пританцовывая на месте от удовольствия. Я пытаюсь проглотить вставший в горле ком, вызванный воспоминаниями, которые кажутся такими далекими от моей нынешней реальности, что иногда я задумываюсь, а происходило ли это вообще.

Спустя полдесятилетия Фиаско в лучах утреннего солнца выглядит еще очаровательнее, чем я его помню. Благодаря ландшафтному дизайну и вниманию к деталям он не кажется маленьким забытым городком, а больше похож на мечту.

Когда я наконец подъезжаю к полицейскому участку, утренний свет достаточно яркий, чтобы подчеркнуть все изменения, произошедшие здесь. До моего отъезда он находился в нескольких кварталах дальше и был вдвое меньше. Полицейский участок Фиаско обновили. Думаю, не только за счет налогов. Два крупнейших бизнеса располагаются прямо здесь, в Фиаско, — бурбон и скачки. Я уверена, что люди, которые управляют и тем, и другим, приложили к этому руку. Раньше тут находилось старое почтовое отделение, а теперь это современное здание, в котором разместились полицейский департамент, диспетчерская служба 911 и даже местное отделение ФБР, если верить табличкам, висящим прямо над входом. Он похож на уменьшенную версию Центрального вокзала в тихий промежуток времени между отправлением последнего и первого поезда.

— Извините, я здесь, чтобы внести залог за свою сестру. Мэгги Кэллоуэй, — говорю я дежурному. В том, что он не отвечает, нет ничего дружелюбного. Свирепый и оценивающий взгляд, и «бараньи отбивные»7 — единственная часть его образа, которая кажется легкомысленной. Они сочетаются с причесанными и уложенными волосами. Сунув в рот зубочистку, он возвращается к компьютеру и начинает печатать.

— Мои глаза обманывают меня? — раздается знакомый голос из-за стойки. — Фэй Кэллоуэй зашла в мой участок. Ты наконец-то решилась пойти со мной на свидание?

Я точно знаю, кто это, еще до того, как поднимаю глаза.

— Кортес. — Я смотрю на его темные волосы и глаза, на его лицо, которое стало еще красивее. У него такое строение костей, которое люди показывают пластическому хирургу в качестве примера. Темные волосы, яркая улыбка. — Все еще выглядишь как закуска, — говорю я с улыбкой. Мы оба всегда отлично умели флиртовать.

Алекс Кортес забрался мне в трусики, когда мы вместе учились в полицейской академии. Никогда не забываешь своего первого. И единственного. Но флирт не гарантирует влечения, и я быстро это поняла.

— Привет, малышка, — говорит он, обходя стойку регистрации и обхватывая меня своими крепкими руками. Такого прозвища я не ожидала. — Ты выглядишь потрясающе.

Я опускаю взгляд на его грудь и замечаю, что на нем нет значка и что он не одет в форму цвета хаки, как другой офицер, который наблюдает за нами из-за стойки.

— Ты работаешь или...

— Решил продвинуться по службе и при этом остаться здесь. — По его лицу расплывается улыбка. — Перед тобой четвертая часть подразделения ФБР в округе Монтгомери. Они хотели открыть местное отделение, а так как у полиции Фиаско было для этого помещение, я сменил форму и перебрался из кабинки в отдельный кабинет.

Я удивленно поднимаю брови. Дел подключил меня к наблюдению за Блэкстоуном, так что я знаю, что все мои действия санкционированы ФБР. Я просто не подумала о том, кто будет моим связным здесь.

— Так ты работаешь с Делом? — спрашиваю я.

Подмигнув, он подтверждает:

— Да, мэм. Скорее, Дел оказал мне услугу, когда предложил нанять частного детектива, когда мы хватались за соломинку в этом деле. Потом он упомянул твое имя, рассказал о твоей слежке. Твоя работа чертовски впечатляет.

Я пытаюсь скрыть улыбку, которую вызвал у меня этот комплимент.

— Всегда надеялся поработать вместе, — говорит Кортес с легкостью в голосе. Сжав мою руку, он хмурится.

— Ты приехала раньше. — Он внимательно изучает мое лицо, прежде чем спросить: — Мэгги?

Я киваю, поджав губы.

— Дел позвонил и сказал, что ее арестовали вчера вечером. В каком она состоянии?

Он возвращается за стойку и что-то набирает в компьютере. Я бросаю перед ним свои права, залог и социальную страховку.

— Она протрезвела к середине третьей смены. Она была сама жизнерадостность, когда я сказал, что не могу ничего дать ей от похмелья, — говорит он мне.

Рассмеявшись его сарказму, я разглядываю стоящего передо мной мужчину. Знакомый, но другой. Друг. Может быть, когда-то и больше. Но незнакомец из жизни, которую я оставила много лет назад. На его левом пальце нет кольца.

— Я не женат, если тебя это интересует.

Я улыбаюсь и вижу, что его карие глаза изучают меня в ответ.

Он прочищает горло, и шутливость, которая была в нем мгновение назад, исчезает, когда он говорит:

— Я слышал, что, когда ее привезли, все было довольно плохо. Но я не думаю, что она была пьяна до того, как ее избили.

Мэгги — сестра Кэллоуэй, которую все знают, именно она взяла на себя управление фермой, когда умерла мама. Дочь, которая осталась и заботилась о женщине, нуждавшейся в уходе, а не только в кукурузных полях и животных, чтобы вылечиться. Жители Фиаско уважали это, а я стала в их глазах предательницей из-за того, что уехала. Они понятия не имеют, что произошло — какие сделки я заключила. Что я сделала, чтобы все уладить. Но сейчас моя сестра совсем не в порядке.

С насилием легче смириться, когда оно не касается тебя лично. Я должна спросить:

— Есть идеи, кто мог это сделать?

Он делает несколько пометок, а затем на мгновение отходит в сторону. Я наблюдаю, как он направляется в дальний конец участка и отдает несколько бумаг, которые я должна подписать, одному из офицеров. Когда он возвращается, то не подходит к компьютеру, а идет дальше и подает мне знак следовать за ним. Когда мы проходим мимо комнаты ожидания и идем по коридору, он прочищает горло.

— Послушай, Фэй. — Последовавший за этим вздох заставляет меня приготовиться к тому, что он собирается сказать. — Твоя сестра — это проблема. В Фиаско найдется не так много людей, которые считают иначе. А проблемы имеют тенденцию притягивать к себе другие проблемы.

Я не согласна, и это не отвечает на мой вопрос.

— Проблемы могут означать все что угодно, Кортес. Не забывай, для чего меня наняли. Это очень похоже на проблемы.

— Справедливо. Я неправильно выразился, — говорит он, решив уступить.

— Позволь мне уладить дела с сестрой и устроиться до моего первого выступления. — Я наклоняюсь ближе и достаю свой телефон, чтобы наше общение выглядело непринужденным. В пределах слышимости никого нет, но все, что касается Блэкстоуна, требует конфиденциальности. — Нам нужно договориться о месте для встреч, но, конечно, не здесь.

Он улыбается, и ему требуется несколько секунд, чтобы ответить.

— Ты приглашаешь меня выпить, Фэй?

Я не обращаю внимания на его слова, потому что, как бы мне ни нравился флирт, Кортес теперь мой коллега. Конечно, коллега, который видел меня обнаженной, но, как и все остальное здесь, это осталось в прошлом. Это работа, и я не намерена ничего менять.

Дверь с жужжанием открывается. Моя сестра прислонилась к стене и выглядит как человек, которого я бы не узнала, если бы встретила на улице. Мне требуется вся моя выдержка, чтобы не броситься к ней, и одна секунда, чтобы убедиться, что мои планы, возможно, и не изменились, но теперь их нужно скорректировать. Я никак не могу оставить ее одну, если ей угрожает какая-либо опасность. Ее волосы то ли мокрые, то ли грязные, а черный свитер растянут у горловины и свисает с плеча. В левом ухе у нее один золотой обруч, второй отсутствует. У ее обтягивающих светло-голубых джинсов большая дыра на колене, грязная и немного окровавленная. Но весь этот беспорядок затмевается тем, что ее правый глаз почти полностью заплыл, и на нем — неприятное омбре из фиолетового и синего цветов, а ее разбитая губа припухла и придает ей недовольный вид. Красные полосы украшают ее шею и исчезают в вороте свитера. Как будто кто-то вцепился в нее когтями. Я с трудом сдерживаю эмоции.

— Господи, Мэгги, — выдыхаю я.

— Я ей не звонила, — говорит Мэгги, глядя на офицера, расстегивающего наручники. — Кто ей сообщил? Потому что я точно не звонила.

Может, и нет, но я все равно прибежала.

— Это я позвонил, детка, — вклинивается Дел из-за моей спины. Я оборачиваюсь и, улыбаясь, бросаюсь в его раскрытые объятия с ощущением, что они сильно запоздали. Приятно обнять того, с кем давно не виделась.

— Фэй, — бормочет он, крепко обнимая меня. Когда мы отстраняемся друг от друга, он касается моего подбородка костяшками пальцев. — Прошло слишком много времени, малышка. — Он смотрит через мое плечо на Мэгги. Она скрестила руки, как будто все происходящее раздражает ее.

— Фэй внесла залог, и ты передана под ее опеку. Ты обязана явиться в суд в конце января. Пожалуйста, ради всего святого, не попадай под арест до этого времени.

Кортес пытается скрыть улыбку, опустив глаза.

— Кортес, ты все еще мудак, — огрызается Мэгги. — Ты рад ее видеть только потому, что все еще одержим ею. — Ее глаза опускаются к его промежности. — Смирись с этим, парень, ты сорвал ее вишенку. Она пошла дальше.

Чертова Мэгги.

Он указывает на нее пальцем.

— Осторожно. А то окажешься в наручниках еще до того, как выйдешь отсюда.

— Ты такой скучный. Может, поэтому ты и попал во френдзону, — улыбается она с уверенностью, что выиграла этот раунд. Она идет по коридору, откуда мы только что пришли, и кричит через плечо: — Фэй, теперь можешь отправляться домой.

Почти смешно, как быстро она хочет отделаться от меня. Смеяться и тихо называть ее сволочью легче, чем думать о том, как больно ранят эти слова. Мы с Делом идем следом за ней к выходу из здания.

— Мне нужно что-то знать? — тихо спрашивает Дел. — Между тобой и красавчиком ФБР что-то было?

— Это все уже история. Проблем не будет. — Я снова смотрю на Кортеса, проходя через участок, и машу ему рукой.

— Был рад повидать тебя, Фэй, — отвечает он. Теперь у нас есть аудитория, пусть и не слишком большая в этот ранний час, но все равно здесь слишком много людей, которым не нужно знать, что я здесь, чтобы помочь.

Как только я выхожу за двери, покидая участок, в моей руке вибрирует телефон.

Неизвестный: Я буду на связи.

Я заглядываю внутрь и вижу, как Кортес набирает текст на своем телефоне.

Фэй: Я не давала тебе свой номер, Кортес.

Неизвестный: ФБР, помнишь?

Когда я поднимаю глаза от телефона, Мэгги уже нет.

— Черт возьми, куда она подевалась?

Дел фыркает от смеха, стоя рядом со мной на бетонных ступенях.

— Наверное, завтракает. Ее машина на штрафстоянке. Подумал, что будет неплохо убедиться, что она не соберет деревья или телефонные столбы, пока будет разбираться с тем, что ее привело сюда.

Я не планировала быть опекуном своей сестры, пока нахожусь здесь. На самом деле я не строила никаких планов в отношении нас с Мэгги, когда узнала, что меня отправляют в Фиаско. Я не могла позволить себе даже думать об этом — она ненавидела меня за то, что я уехала, и я не могла простить ей этого.

— Она связалась не с теми людьми. Сначала совершала мелкие правонарушения. Но теперь... — Он покачал головой. — Теперь я точно знаю, что она замешана во что-то серьезное. И может пострадать. Поэтому, что бы она ни говорила, ей нужна твоя помощь.

— Да, я уже поняла, что все серьезно. С такими травмами, — говорю я, проводя пальцами по запястью.

Он прочищает горло, прежде чем сказать:

— В этом деле много деталей. Готова ли ты к этому, малышка?

Он имеет в виду мое участие в деле Блэкстоуна, но я лишь часть команды. Частные детективы не видят всей картины в целом. Но я готова.

— Пока люди верят в нашу ложь, и сплетни не дойдут до Блэкстоуна раньше, чем мы получим то, что нужно, все будет в порядке.

— Действуй с умом. Если что-то вызывает сомнение, подожди.

Я быстро киваю ему. Дел потерял свою дочь при исполнении служебных обязанностей. Она пошла по следу без необходимой поддержки, и он нашел ее истекающей кровью на месте преступления. Через год я уехала из города, но он следил за тем, чтобы я была в курсе происходящего. Кого арестовали, кто погиб, какой хаос охватил Фиаско, закончившись пожаром в рикхаусе и, я уверена, чем-то большим. Я отказалась от своих планов поступить на службу в полицию, но Дел позаботился о том, чтобы я не потеряла свои навыки в том, в чем была хороша и чему училась.

Я открыла электронное письмо с темой: Способы быть полицейским, не будучи им.


Фэй, вот пара имен в Луизиане, которые постоянно ищут частных детективов. Их отделы слишком малы для того дерьма, с которым им приходится иметь дело. Может, стоит применить то, чему ты научилась. Твоя мама упоминала, что ты работаешь в кофейне. Ты подаешь вкусный кофе и пироги. Марла бы гордилась. Но если уж на то пошло, я знаю, что ты внимательна к деталям. Больше, чем большинство. Мы оба знаем, что дьявол всегда кроется в деталях:) Скоро поговорим, малышка.


— Дел

Я тяжело вздыхаю и осматриваю тротуары по обеим сторонам дороги. Через пару минут я нахожу ее в конце квартала перед уличной распродажей.

— Мэгги, — кричу я, подбегая ближе.

Она хватает со стойки кепку дальнобойщика и продолжает идти. Серьезно?

— Я не просила звонить тебе, — кричит она. — Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь.

Я быстро иду за ней.

— Это мило. Но мне не нужно твое одобрение, чтобы находиться здесь.

Она резко останавливается, и я натыкаюсь на ее спину. Когда она поворачивается, то смотрит на меня с чистым раздражением.

— Отправляйся домой, Фэй.

Я вернулась сюда не для того, чтобы перекинуться с ней парой слов.

— Мой дом здесь. По крайней мере, на некоторое время.

Она моргает, как будто из всего, что она ожидала от меня услышать, это было последним. Когда она сдвигает кепку на затылок, я снова вижу синяк, который занимает всю правую сторону ее лица, а не только область вокруг глаза. Это больше, чем просто удар или пощечина. Это избиение.

Я тихо спрашиваю:

— Кто тебя обидел?

За годы работы я повидала немало избитых лиц. Черт, я и сама раскрасила парочку по необходимости, но, когда это твоя семья, все по-другому.

— Ты хотела спросить — что ты натворила, Мэгги? — жестко говорит она.

— Нет. Я не думаю, что женщина может сделать что-то, оправдывающее такое отношение.

Внешние края ее роговицы скорее голубые, чем зеленые. Как у мамы. Все говорили, что у нее красивые глаза. Я отмахиваюсь от воспоминаний.

Я не имею права спрашивать подробности, но все равно спрашиваю.

— Во что ты ввязалась?

Мэгги засовывает руки в карманы своей объемной куртки и смотрит на меня всего секунду. Я не могу удержаться и ищу в ее лице хоть какой-то намек на мягкость, который напомнил бы мне о моей сестре.

Более спокойно она спрашивает:

— Почему тебя это волнует?

Если бы я моргнула, то не заметила бы, как остекленели ее глаза. Или как опустились плечи, когда она вздохнула. От меня не ускользает, что о ней некому позаботиться. Это единственное, что нас объединяет. У нас обеих больше никого нет.

Но гудок минивэна возвращает нас обоих в реальность, и это заставляет ее широко распахнуть глаза и взглянуть на часы.

— Подожди, какой сегодня день? — торопливо спрашивает она.

Смена темы кажется слишком резкой, но я отвечаю.

— Понедельник.

— Французский тост с персиками и сливками, — говорит она, секунду глядя на меня через плечо, а в следующую — проскакивая мимо.

Я точно знаю, куда она направляется.

Мы идем до конца квартала, минуя две заправочные станции, и толкаем дверь, над которой звенит колокольчик, когда она открывается. Он звучит так, будто заржавел и злится, что в него все еще звонят. Деревянные панели придают «Hooch» винтажный вид. Это вызывает ностальгию, как рождественская музыка каждый год. Это гостеприимно, знакомо, и на моих губах появляется легкая улыбка. Винил в кабинках обновили, вместо красно-оранжевого, который я помню, теперь глубокий клюквенный. Стены по-прежнему украшают награды и газетные заметки о десятилетиях спонсирования бейсбольных команд и местных фестивалей. Столы обновлены, а планировка изменена, но длинная стойка осталась прежней. Доски дубовых бочек окантовывают горчичного цвета столешницу из искусственного камня, протянувшуюся по всей длине ресторана-заправки Фиаско.

Головы поворачиваются, когда мы подходим к женщине, которая в одной руке держит кувшин с кофе, а другую уперла в бедро. Марлу Хуч трудно назвать гостеприимной. Туристов, иногородних и даже сезонных посетителей не встречают в «Hooch» с распростертыми объятиями. Для этого нужно быть жителем города. Посещение этого места не предвещает ничего хорошего.

— Что будешь, милая? — Марла спрашивает Мэгги.

Не утруждая себя церемониями, она отвечает:

— Кофе и специальное блюдо.

— Привет, Марла, — улыбаюсь я. — Мне то же самое. — Я должна была попытаться.

У Марлы на лице первоклассное выражение расслабленной сучки. Так было всегда. Она бросает на меня косой взгляд, почти не удостаивая вниманием, и это задевает. В детстве я много времени провела у этой стойки, и если кто-то и имел право затаить обиду за то, что я не приезжала, то это Марла Хуч. Она обижалась на дерьмовые чаевые и людей, которые забывали выключить телефон за ужином.

Мэгги хмыкает себе под нос.

— Ты действительно думаешь, что она принесет тебе завтрак?

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на сестру. Она уже не та, с кем я выросла, но что-то еще осталось. Она немного выше и стройнее меня. Ее блонд темнее моего. Видно, что она красит волосы, но прошло уже немало времени, — корни прилично отросли. Бейсболка надвинута достаточно низко, чтобы скрыть лицо, но я удивлена, что даже Марла не спросила в чем дело.

Марла толкает бедром распашные двери кухни, держа поднос с едой в одной руке и кружку в другой. Поставив ее перед Мэгги, она наливает ей горячий кофе с запахом лесного ореха. Вернув кувшин на подогреватель позади себя, она обходит стойку и направляется к столикам. Именно угловая кабинка вызывает у меня тревожное чувство. Обычно здесь играют в покер пожарные и полицейские, вышедшие в отставку, иногда — компания старшеклассников, но сегодня это Уилер Финч и Ваз Кинг.

«Finch & King» — самый известный бренд в сфере конного спорта. Они имеют отношение к каждому аспекту индустрии — от разведения и тренировок до скачек и азартных игр. Уилер Финч пользуется уважением. Возможно, даже больше. Его почитают. И дело не только в том, что у него неприлично много денег. И не в том, что он не забывает напоминать об этом. А в том, что он помогает другим людям разбогатеть.

Каждая сфера конного бизнеса так или иначе связана с Уилером Финчем. Все началось в тот день, когда братья Кинг приехали в Фиаско. Таллиc и Ваз Кинг были тренерами, которые готовили лошадей-победителей тройной короны — подбирали жокеев и выстраивали стратегию, которая раз за разом приносила результаты. Братья Кинг поставляли лошадей, а Уилер Финч связывал все воедино с помощью спонсоров, онлайн-ставок и любых других схем, способных принести прибыль. Всегда ходили слухи о том, как Уилер ведет бизнес и как Кинги манипулируют другими тренерами. «Finch & King Racing» — это мощная компания.

Но единственное, что в этом всем имело значение для меня — это то, что Таллис Кинг взглянул на мою мать и решил, что она — то, что ему нужно. И наши жизни больше никогда не были прежними.

Я наблюдаю, как Марла без улыбки ставит две тарелки на их стол. Я знаю, что она их не любит, но в Фиаско есть люди, с которыми не стоит связываться. Финч и Кинг — именно такие.

Когда она возвращается, то ставит передо мной маленький пустой стакан, а затем впервые с тех пор, как я переступила порог этого заведения, смотрит мне в глаза, наливая воду из запотевшего кувшина.

Я вздыхаю, прежде чем спросить:

— Как дела, Марла?

— Звучит как вопрос человека, которому что-то нужно, а не того, кто действительно хочет знать ответ. — Она приподнимает бровь.

Ради всего святого.

— Ну ладно. Можно мне кофе?

— У нас есть только вода, — говорит она, поворачиваясь к кухне.

Я фыркаю от смеха. Этот гребаный город.

— Я же говорила, — с довольным видом комментирует Мэгги.

Если бы они знали, почему я была вынуждена уехать, может быть, они не вели бы себя как сучки. Я снова бросаю взгляд на угловую кабинку, а затем наклоняюсь ближе к сестре, почти касаясь ее уха.

— Я здесь на месяц.

Мэгги смотрит на меня без особой реакции.

Я планировала держаться на расстоянии — выступать в «Midnight Proof» и делать то, для чего меня наняли в отношении Блэкстоуна. Но это было раньше. Поэтому я продолжаю.

— У меня были планы остановиться в маленькой квартирке, пока я здесь, но теперь я передумала. Пока не расскажешь мне, во что ты ввязалась, я поживу с тобой.

Мэгги разражается смехом, когда Марла ставит на стол тарелку с дымящимися французскими тостами, политыми персиками, пропитанными бурбоном, и увенчанными шапкой взбитых сливок.

— Я так не думаю, — бурчит она.

У меня во рту скапливается слюна, а желудок предательски урчит от одного только запаха этого завтрака. Проведя ночь в дороге, я съела только пакетик миндаля, и с тех пор больше ничего. Я от природы склонна к полноте, но придерживаюсь диеты и ем каждые три часа, что помогает мне контролировать свои изгибы. Побаловать себя — это одно, а вот забыть поесть — это для меня совершенно не свойственно.

Я не собираюсь спорить с ней здесь.

— Увидимся дома, Мэгги, — говорю я, отталкиваясь от стойки. Я намеренно не встречаюсь глазами ни с кем, особенно с двумя влиятельными мужчинами в угловой кабинке. Когда я ухожу, в моем кармане вибрирует телефон.

— Твоя комната переделана в спортзал, — бросает Мэгги через плечо. Она такая сволочь.

Я не обращаю внимания на головы, поворачивающиеся в мою сторону, игнорирую то, что мне здесь не рады, и достаю телефон.

Блэкстоун: Рози Голд, похоже, я увижу тебя в «Midnight Proof» в эти выходные. Как насчет того, чтобы немного помочь мне продержаться...

Загрузка...