Бурбон и секреты

Глава 4

Линкольн

— Немногие считают фракции⁸ и химию сексуальными, но то, что оказывается в этих бочках, не зря называется «сердцем». Это то, что мы получаем дистилляцией вот этого огромного контейнера с суслом и дрожжами. — Я указываю в сторону помещения, из которого мы только что вышли. Черт, я чувствую возбуждение от одного только разговора об этом дерьме.

Фотограф улыбается мне, и по одному взгляду я понимаю, что безраздельно завладел ее вниманием. И это не имеет никакого отношения к изготовлению бурбона. Но когда я снова перевожу взгляд на ее коллегу, кислое выражение лица репортера «The New York Times» заставляет меня насторожиться.

— Мистер Фокс, это все очень увлекательно...

— Линкольн, — перебиваю я и кладу руку на грудь.

Его рот сжимается в тонкую линию, как будто ему не интересны личные истории о том, как мы создаем наш бренд.

— Линкольн. Я наслышан о научных принципах, лежащих в основе производства бурбона. Математика, процентное соотношение кукурузы и пшеницы или чего-то еще, что делает сусло уникальным. Ты не расскажешь мне ничего нового, чего бы я уже не слышал от других мастеров-дистилляторов или не нашел в Интернете. — Выключив телефон, который он использовал в качестве диктофона, он убирает его в карман. — Это материал о винокурнях, появляющихся по всему Восточному побережью, и, если говорить начистоту, моя точка зрения заключается в том, что отличный бурбон не обязательно производить именно в Кентукки.

Я делаю неглубокий вдох, потому что теперь мне хочется ударить этого парня по лицу. Это такой же высокомерный поступок, как и его слова. Я бросаю взгляд на своего старшего брата, который стоит чуть в стороне. Есть много причин, по которым «The New York Times» может что-то разнюхивать в Фиаско — мы, как известно, притягиваем неприятности. Но сегодня речь идет о том, что моя семья делала на протяжении десятилетий — о бурбоне. И в частности, как Фокс Бурбон производит его лучше всех. О той секретной составляющей, которая делает его отличным от других. И эта составляющая — моя семья. Это наше наследие.

Я отвечаю ему:

— Вы правы, отличный бурбон можно сделать в любой точке США, как и отличную пиццу. Или бейглы, если уж на то пошло.

Судя по тому, как он морщит лоб, мне кажется, он прекрасно понимает, к чему я клоню. Но я хочу доказать свою точку зрения, поэтому продолжаю.

— Если вы выросли на Тихоокеанском Северо-Западе или в горах Колорадо, вы наверняка сможете назвать пиццерии, где готовят лучшую пиццу. Вы будете сравнивать те места, где вы ее пробовали. — Я поднимаю палец и покачиваю им. — Но тут есть оговорка. Нью-Йорк и Нью-Хейвен, черт возьми, даже Бостон изменят ваше представление о том, что вы считаете отличной пиццей. Это касается и бейглов, которые чего-то стоят. Нужно попробовать лучшее, чтобы иметь эталон, с которым можно сравнивать. Может быть, вы человек, который хочет похвастаться успехами своего города или ресторана, но если будете честны с собой, то вы знаете, какая пицца, приготовленная на дровах или вручную, является лучшей, — я наклоняю голову к репортеру, затем к фотографу, — та, откуда вы родом.

Я прохожу дальше вдоль ряда бочек для выдержки и беру длинный медный валинч⁹. Опустив его в открытую бочку, я достаю порцию, чтобы попробовать.

— Прямо как наш бурбон. — Я передаю два бокала, каждый с небольшой пробой, репортеру и фотографу. Поднося свой бокал к свету, я восхищаюсь более глубокими тонами этого специального резерва. Когда они пришли, я заметил, что у него была горсть золотистых карамельных оберток, которые он выбросил в мусорное ведро, и подумал, что, возможно, он предпочтет более легкое сладкое послевкусие двух бочек. Я не буду снисходительным и не скажу ему, чтобы он дал напитку обволочь язык, прежде чем проглотить, но если он это сделает, то вкус будет таким же насыщенным, как у карамели, из которой сделаны его конфеты.

— Дело в воде. И, что еще важнее, химический процесс, происходящий с бурбоном в бочках Кентукки, делает бурбон кентуккийского производства лучшим.

— Не только «Фокс Бурбон»?

Мне нравится отвечать на этот вопрос. Я улыбаюсь ему.

— У всех разные вкусы. Большинство людей, попробовав наш бурбон, захотят еще. Чтобы лучше распробовать и ощутить многогранность. — Я отпиваю глоток из своего бокала и мгновение смакую его. Мы делаем отличный, мать его, бурбон. Я это знаю, и он это знает, но я могу быть прагматиком. — В бурбоне много старой крови — неподалеку отсюда есть множество брендов, которые любят говорить о том, что они были здесь задолго до «Фокс Бурбон». Но они придерживаются традиций и с трудом приспосабливаются к новым потребителям и вкусам. — Я бросаю взгляд на Эйса, потому что он, как и те старые бренды, любит перестраховываться. Но мы настолько хороши, насколько хорош следующий этап развития нашего бренда. Когда я снова смотрю на Мюррея, я убеждаюсь, что он внимательно слушает и сможет запомнить мой ответ, поскольку я отвечаю на его вопрос прямо. — Но мы выросли, эволюционировали, и все равно «Фокс Бурбон» остается лучшим.

Я подмигиваю фотографу, когда она отвлекается от съемки.

— В Кентукки, — уточняет он, снова доставая из кармана телефон и начиная что-то печатать.

— В Кентукки делают лучший бурбон. А «Фокс» — лучший в Кентукки, — многозначительно говорю я как раз в тот момент, когда фотограф снимает меня.

Я снова бросаю взгляд на Эйса. Веселье, которое он пытается сдержать, заставляет меня ухмыльнуться. Он беспокоился о том, как пройдет это интервью, но старший брат иногда забывает, что я могу с этим справиться. Возможно, у меня не такой подход к бизнесу, как у него, но у нас одни и те же цели: защитить семью и развить бренд. Именно в таком порядке.

— Не возражаете, если мы сделаем несколько фотографий этого места? — спрашивает репортер, все еще набирая текст на своем телефоне.

— Вовсе нет. — Мой взгляд устремляется к фотографу, ее длинные темные волосы перекинуты через одно плечо, сумка с фотоаппаратом висит на другом. Я наблюдаю, как она прислоняется к стене, меняя положение, чтобы получить нужный кадр. Она изучает экран фотоаппарата после нескольких щелчков затвора, и я отмечаю, с какой сексуальной уверенностью она перемещается по помещению.

Я достаточно самонадеян, чтобы понимать, что если заговорю с ней и поинтересуюсь деталями ее профессии, то без труда договорюсь выпить сегодня вечером. Привлечь внимание женщины никогда не было для меня проблемой. Обычно проблема в том, чтобы удержать мое. Я провожу бессмысленные моменты с незнакомками в поисках удовольствия, одновременно пытаясь отыскать в себе кого-то, кроме отца. Или мужа. Или вдовца.

— А в окрестностях Фиаско продается какой-нибудь другой бурбон, кроме «Фокс»?

Я улыбаюсь тому, как тихо она задает мне этот вопрос, подходя ближе. Ее камера щелкает, фокусируясь на бочках с бурбоном, сложенных вдоль задней стены помещения.

— На полках магазинов представлено множество марок бурбона. Встречаются даже коллекционные.

Мюррей прочищает горло, пытаясь вернуть мое внимание.

Я думаю, что сейчас самое время завершить это интервью, поэтому направляюсь к нашим самым старым бутылкам.

— Как насчет того, чтобы достать парочку моих любимых блендов¹⁰ и устроить настоящую дегустацию?

Два часа спустя я узнал, что Мюррей Экройд проработал в полиции Нью-Йорка в общей сложности двадцать четыре часа, прежде чем прислушался к своей интуиции и решил уволиться. Я бы и не узнал об этом, если бы мой брат, Грант, не задержался сегодня в бондарне допоздна. Он по-прежнему занимается обжигом бочек в конце недели. Может, он и создал один из лучших и самых востребованных бурбонов, которые мы продавали в прошлом году, но мой брат по-прежнему наслаждается своей рутиной. Завершение недели в бондарном цехе вместе с остальными членами команды — часть его работы.

— Привет, ковбой, — кричит Лейни, проходя мимо с их собакой Джулеп.

Грант поворачивается к ней с широкой улыбкой.

— Сейчас иду, милая, — он пожимает руку репортеру. — Мой босс готова закругляться, — говорит он, кивая в сторону Лейни.

Мюррей смеется и тоже кивает.

— Было приятно, Грант.

Похлопав меня по плечу, брат говорит:

— Сегодня я собираюсь провести время с моими маленькими цветочками, верно? Они хотели повидать Джулеп, так что, возможно, я возьму ее с собой. Лили сказала Лейни, что ей нужно научиться быть собачьей мамой.

— Я не хочу знать, что, черт возьми, это значит. — Я с улыбкой качаю головой, засовывая руки в задние карманы. Мои девочки любят браться за проекты: строить птичий заповедник, продавать полевые цветы на обочине дороги, а последним было создание описи браслетов дружбы каждого жителя Фиаско. Но если прислушаться к интуиции, скорее всего, они снова заведут разговор о собаке. — Что бы ты не предложил, я не против. Приходи около семи вечера.

У меня нет конкретных планов, просто мне нужен вечер вне дома. Мои родные с удовольствием проводят время с девочками. Это дает мне шанс сделать что-то для себя, что практически невозможно, когда ты единственный родитель.

Я снова бросаю взгляд на фотографа. Она как раз в моем вкусе — красивая, легкая и нетерпеливая. Это единственный тип взаимодействия, который мне нужен — поверхностный. Провести вместе вечер, пофлиртовать, потрахаться, а потом вернуться к своей жизни.

— В большинстве статей и социальных постов, которые я видел, предполагалось, что ваша ковбойская серия — это дань уважения трудолюбивым мужчинам этой страны, но, кажется, я только что выяснил истинную причину, — говорит Мюррей с легкой улыбкой.

Если кто-то и мог очаровать их, то не я, а моя невестке Лейни.

— Разве не женщина обычно стоит за самыми лучшими вещами? У меня дома две девочки, которые пробуждают во мне все самое лучшее.

Он мягко кивает и улыбается в знак согласия.

— Если мне удастся убедить редактора скорректировать тон этой статьи, то незадолго до публикации с ней поработает специалист по проверке фактов. — Он складывает руки на груди. — Обычно убедить меня непросто, Линкольн. Но я ценю историю. Историю, которая объясняет причины. — Наклонив голову в сторону баков с суслом, он добавляет: — Даже больше, чем науку, лежащую в основе того, что вы здесь делаете.

Я догадываюсь о просьбе, которая сейчас последует, по языку его тела.

— Твой брат, Грант, раньше работал в полиции Фиаско, — говорит он, пока я жду вопрос. — У него, случайно, не осталось кого-нибудь в полиции, с кем я мог бы поговорить о хаосе, творящемся на границе Теннесси и Кентукки?

Это не тот разговор, который заводят спонтанно. Ясно, что у Мюррея были скрытые мотивы. Небольшой участок Фиаско проходит вдоль юго-восточной границы Кентукки, прилегая к границе штата Теннесси.

— В последнее время там неспокойно. Поступают сообщения о пропаже лошадей, а потом находят их расчлененные останки, — говорит он, снова убирая телефон в карман. — Очень тревожно. Особенно в стране лошадей.

И хотя я беспокоюсь о безопасности нашего маленького городка, я избегаю того, что не имеет отношения ни ко мне, ни к «Фокс Бурбон». Это одна из таких вещей.

— Я вырос в Фиаско, Мюррей. Тут все всех знают. И ходит множество сплетен о том, кто сбежал от несчастливого брака или пропал без вести. Возможно, тебе стоит поискать информацию в «Teasers». От этой команды ты узнаешь гораздо больше, чем от полиции Фиаско. Особенно от моего брата. — Грант не станет разговаривать с этим парнем, ни за что.

— Справедливо, — говорит он, со смехом поднимая руки.

Фотограф улыбается, подслушав разговор.

— В городе есть неплохой бар, «Midnight Proof». У них лучший бурбон «Фокс». А еще это заведение моей лучшей подруги. Что думаете? — Мое приглашение предназначено для тех, кто захочет присоединиться ко мне.

— У меня крайний срок, — отказывается Мюррей. — Но спасибо, что уделил время, Линкольн. — Он пожимает мне руку и просит фотографа сделать определенные снимки.

Она кивает в ответ на его указание и начинает щелкать затвором. Я наблюдаю за тем, как она улыбается экрану своей камеры, а затем оглядывается в мою сторону. И по ее взгляду я понимаю, что понял все правильно. Красивая, легкая, страстная и, что самое главное, только на одну ночь.