Девушки судьбы и ярости

9. Леи

Только потом – спустя долгое время после того как стражники повалили меня на пол, в подземелье раздались отрывистые приказы, а Король подбежал ко мне, но от ярости не смог произнести ни слова; после того как раздвоенная нога командира Разиба впилась мне в спину; после того как меня отволокли обратно в мою комнату и швырнули внутрь без малейшего намёка о том, какое наказание меня ждёт; после того как я лежала на ротанговом коврике в своей комнате, дрожала и тряслась, вся с ног до головы в тёмно-красной крови Шифу Цаэня, – вот тогда-то я и почувствовала, что толкнула его голову так сильно, что кончик крючка наполовину вонзился мне в ладонь.

Я смотрю на рану – и замечаю браслет на запястье.

От крови Цаэня его золото потускнело. Моя собственная кровь стекает из ещё сочащейся раны на руке и смешивается с его. С унылым сердцем я задаюсь вопросом: у кого ещё из моих друзей сегодня пролилась кровь? И всё же, хотя мысль об этом ужасна – слишком ужасна, чтобы её можно было осознать, – беспокойство почти не чувствуется.

Я слишком переполнена тем, что только что произошло.

Что я только что сделала.

Едва я вошла в ту комнату и увидела висящего Цаэня, я знала, чем это закончится. До того, как он посмотрел на меня и велел не медлить – просто и ясно, без фанфар, как это всегда было в его стиле. Решение было предрешено. Я бы не позволила им пытать его у себя на глазах. Я больше не хотела смотреть, как он страдает. Когда он попросил меня, это только придало мне уверенности, что я поступаю правильно.

Избавление для него могло быть только одно.

Не тяни.

Его слова пробирают меня до дрожи, так похожие на слова Зелле на Лунном Балу. Тогда я подвела её, но не собиралась подводить Цаэня сегодня. Особенно после его прощального подарка, о котором я мечтала каждую секунду своего заточения, с тех самых пор, как увидела серебряные клинки, сверкающие посреди рубиново-чёрной бури.

Она в безопасности. Они все в безопасности.

Я несколько часов лежу на полу в своей комнате, не двигаясь с того места, куда меня швырнул командир Разиб. Прежде чем покинуть подземную комнату, королевские шаманы сплели дао, чтобы скрыть меня от посторонних глаз, а остальная часть дворца не увидела, в каком я состоянии. Должно быть, я выглядела как персонаж из ночных кошмаров – обмякшая девушка с мёртвыми глазами, вся в крови с головы до ног. Хотя чары давно рассеялись, я представляю, как они усиливаются, поэтому с каждым мгновением всё больше угасаю, пока, в конце концов, от меня вообще ничего не останется.

Если бы только можно было просто исчезнуть, спрятаться от самой себя.

Я убивала и раньше, но только защищаясь, во время битвы или опасности – демонов, которых ненавидела, или которые ненавидели меня. Сейчас было по-другому – необходимо, возможно, более важно, чем раньше, но в тысячу раз более ужасно. Сколько бы я ни говорила себе, что это было милосердием, не могу избавиться от тошнотворной вины, от которой хочется сунуть руку себе в грудь и вырвать своё предательское сердце.

Свет исчезает из комнаты, пока я не остаюсь в темноте, нарушаемой только лучами лунного света из открытых окон. Я продолжаю лежать неподвижно, не шевеля раскиданными конечностями, опустошённая и одинокая.

Я провела так много ночей с тех пор, как вернулась во дворец, но сегодня ночью я больше, чем когда-либо, тоскую по Майне – по объятиям её сильных рук, по её прикосновениям, по её утешительным словам, по океанскому аромату её кожи, который никогда не перестаёт успокаивать меня или разжигать во мне огонь.

Больше всего я жажду её понимания, хотя сама не всегда понимала её.

Нахлынуло воспоминание, очень яркое. Ночь в пустыне. Корабль Амалов скользит по тёмным дюнам, его свистящий гул наполняет тишину. Над головой сверкают звёзды. Стоя на коленях лицом к Майне на корме, Хиро сжимает в руках кулон, благословляющий рождение. На золотом корпусе отражается лунный свет.

У нас было одно слово на двоих. Мы с Хиро были кинью.

Каково оно? Какое у тебя слово?

Жертва.

– Майна… – теперь шепчу я и наклоняюсь к окну, из которого на ротанговый коврик струится серебристый свет, похожий на шёлк траурного савана.

Осознание того, что она жива, частично меня успокоило, но и одновременно пробудило нечто другое. Боль от незнания сменилась болью от знания и неспособности что-либо с этим поделать.

Я не знаю, что хуже.

– Майна, на что это похоже – жертва?

Она не отвечает. Вокруг только тишина.

Рука падает на пол окровавленной ладонью вверх, пальцы разжаты. Я жду – чего-то, кого-то.

Я смотрю, как лунный свет медленно скользит по полу, пока его в конце концов не сменяет мягкий свет весеннего утра. Снаружи начинают петь птицы.

Ладонь остается открытой, а мой вопрос – без ответа.

В комнате тепло, её заливает полуденное солнце. Я вздрагиваю от громкого шума и отползаю от приоткрытой двери.

Я первый раз шевелюсь с тех пор, как мы вернулись из подземелья, и раскачиваюсь. Голова кружится. В комнату входят люди. Лёжа на полу, я замечаю лишь шуршание юбок; голая икра мелькает под рваной мантией. Надо мной бормочут приглушённые голоса.

Приглушённые, знакомые голоса.

Я тру глаза, забывая, что рука покрыта запёкшейся кровью, и отчаянно моргаю, чтобы потом оттереть их. Словно сквозь сон, я слышу вздох девушки и бормотание – теперь скорее взволнованное, чем нервное.

– Она...

– Что произошло...

– Леи…

– Только посмотрите на это безобразие! – пронзительно кричит мадам Химура. – Повсюду кровь! Как будто у меня и без того было мало работы, а теперь ещё придётся менять коврик. Девочки, принесите таз. На уборку этой грязи уйдёт весь день. Вам лучше начать.

– Но м-мадам Химура… – голос девушки едва слышен, но я узнаю его где угодно. Сердце замирает. – Она… она же ранена. Разве ей не нужен врач...?

Слышится суматошное движение. Звук удара тростью разносится по комнате.

– Не смей мне перечить, глупая девчонка! Ты больше не Бумажная Девушка. Одним богам известно, почему Король решил оставить вас пятерых при себе, но не забывайте о своём новом статусе. Здесь Леи-чжи… – от отвращения она произносит мое имя с уважением, – …теперь Лунная Избранница, а вы – её служанки. Ваша задача – присматривать за ней и успевать убирать.

Позади мадам Химуры я замечаю отблеск золота на бледной коже. Она хватает одну из девушек за запястье, выкручивает его – и девушка, которой оно принадлежит, резко вдыхает.

– Сколько раз тебе ещё напоминать? Твоя судьба связана с Леи-чжи, Аоки. Так что скажи ей, чтобы она сто раз подумала, прежде чем вести себя столь опрометчиво, иначе в следующий раз пострадает не только твоя рука, но и всё остальное.

Она отталкивает девушку в сторону, а потом набрасывается на меня и поднимает на ноги. Пронзительные жёлтые глаза заполняют мне обзор – она притягивает меня ближе.

– Давай внесём ясность, Леи-чжи. Никто из нас не рад, что ты по-прежнему жива после всего того, что ты устроила вчера – и меньше всего Король. Но теперь уже поздно поворачивать назад. Твой путь рядом с ним был предначертан богами, и мы пройдём его с тобой до конца – неважно, хотим мы того, или не хотим, – она внимательно смотрит на меня с поднятыми от презрения перьями. – Кееда – вот как нужно называть таких, как ты. Только черви выживают после такого – даже несмотря на полное отсутствие таланта или силы. Но даже паразитам не дано выживать вечно. Однажды ты вернёшься в землю, из которой пришла, и мы, наконец, станем свободны от твоего общества.

Она отпускает хватку – меня шатает от её злобы.

– Через час придут шаманы залечивать раны Леи-чжи, – рявкает мадам Химура одетым в лохмотья девушкам, стоящим кучкой. – Подготовьте её. Она должна выглядеть безупречно. Остальной двор не должен знать о вчерашнем.

Затем, усмехнувшись напоследок, она стремительно выходит из комнаты.

Дверь захлопывается, но никто из нас не двигается и не произносит ни слова – ни я, ни пятеро девушек, которые продолжают пялиться на меня. Мускусный аромат мадам Химуры витает в воздухе, и я будто переношусь назад во времени, хотя очевидно, что мы все изменились и у каждой из нас по-разному сложилась судьба с тех пор, как мы в последний раз видели друг друга.

Наконец, одна из девушек выходит вперёд. Тонкие пряди обрамляют острые скулы, бросается в глаза глубокий лазурный оттенок её волос, когда она вздёргивает подбородок и они отражают свет.

– Не обнимешь и не поцелуешь? – спрашивает она. – Это совсем не похоже на тёплую встречу, которой я от тебя ожидала, Девятая.

– Блю… – мой голос срывается.

Но чары рассеиваются, и внезапно Блю закатывает глаза, когда с одновременным криком “Леи!” трое других девушек отталкивают её, и меня заключают в крепкие объятия – такие крепкие, что едва удаётся дышать, но мне всё равно, потому что это Ченна, Чжэнь и Чжинь, живые и невредимые.

Когда мы отрываемся друг от друга, я смахиваю слёзы, любуясь их прекрасными лицами. Близняшки ухмыляются. Ченна одаривает меня своей умной, кривой улыбкой, не выпуская моих рук. Затем поверх их голов взгляд встречается с глазами последней девушки.

Большие зелёные глаза – зелёные, как леса под дождём, как морские глубины.

Волосы цвета ржавчины, отросшие после короткой стрижки.

Лицо такое же круглое и милое, каким я его помню, хотя щёки впали, а кожа побледнела.

Аоки держится поодаль от нас – от меня. Я хочу подбежать к ней, обхватить руками её прекрасное лицо, обнять её всю. Но от выражения её лица у меня не получается сдвинуться с места.

В отличие от остальных, она совсем не рада видеть меня.

По крайней мере, Блю хотя бы выдавила насмешку и едкий комментарий – для неё это практически радостный приём. Но губы Аоки остаются плоскими.

– Аоки… – выдыхаю я, и снова наворачиваются слёзы, хотя на этот раз не только от облегчения и счастья.

Я иду к ней – она отодвигается.

– М-мадам Химура сказала приниматься за работу, – заикаясь говорит она. – У нас много дел.

И хотя она быстро натягивает рукава обратно на запястья, где они засучились, я успеваю заметить браслет, обвивающий ей левую руку. Это точная копия моего, только её толще – такой толстый, что, должно быть, врезается в кость. Кожа вокруг браслета покрыта свежими кровоподтёками.

Я подавляю рыдание. Как и рана на моей ладони и тот, кого я убила, чтобы получить её, в травме Аоки, её боли – только моя вина.