Девушки судьбы и ярости

25. Леи

Паника гудит во мне, пока мы пробираемся на юг через дворец по проходам для слуг между стенами дворов. Когда мы пересекаемся со стражниками или горничными, я напрягаюсь, ожидая, что меня окликнут или, по крайней мере, узнают. Но Кироку с лёгкостью играет свою роль, делая едкие замечания, когда кто-то из нас начинает отставать. Она всё время крадётся по центру огороженной дорожки, не обращая внимания ни на кого другого, и все разбегаются, как будто мы здесь по важному делу.

Нас принимают за королевских шаманов, а их все боятся. Это идеальная маскировка.

Сердце сжимается при мысли о том, насколько всё хорошо спланировала госпожа Ацзами. Она явно знала, что Король приготовил для нас сегодня вечером – и что я не смогу жить, если потеряю девушек. Она погибла ради них и ради меня. Потому что если бы я сбежала из дворца, как она устроила несколько недель назад, меня бы сейчас здесь не было, девушек, возможно, не приказали бы казнить, а про госпожу Ацзами, возможно, никто бы не узнал при дворе, что она помогает нам. Как и многие другие, её смерть на моей совести.

Майна как-то говорила мне, что никто не готовит тебя к тому, чтобы отбирать жизнь у других. Она говорила об убийстве, но необязательно забирать чью-то жизнь, вонзая в него клинок собственной рукой. Интересно, получится ли когда-нибудь вернуть эти жизни обратно, или ты продолжаешь существовать без них, будто в доме с трещинами, где ветер свистит по ночам и впускает холод, так что кости вечно промерзают, а на сердце уже никогда не бывает так тепло, как когда-то?

Через 40 минут Кироку выводит нас через арку в самую южную часть Женского Двора.

– Здесь будет спокойнее, – говорит она. – Мы сможем идти побыстрее.

– Госпожа Ацзами велела нам в присутствии командира Разиба идти к Кензо, – говорю я. – Ты уверена, что им неизвестно...

– Сомневаюсь. Наши шпионы распространяют слухи о том, что он скрывается где-то в горах Хребта Демона. Им и в голову не придёт искать вас здесь – по крайней мере, пока. Но рано или поздно весь дворец обыщут.

Мы мчимся по полуночной территории, придерживаясь дорожек между приподнятыми платформами с их крытыми переходами и примыкающими друг к другу домами. При виде ворот Ночных Домов девушка-ящерица поднимает руку.

Шаман выглядывает из-под ветвей ближайшего дерева аденантеры – настоящий шаман, в отличие от нас, с татуировками, покрывающими тёмную кожу.

– Руза! – восклицаю я. Этот юноша помог мне в Храмовом Дворе.

– Маленькая птичка улетает, – декламирует он, игнорируя моё приветствие.

– На крыльях златоглазой девушки, – заканчивает Кироку.

Руза кивает и обводят нас своими светлыми глазами. Он выглядит ещё более уставшим, чем когда я видела его в последний раз, и хотя ошейника на горле у него больше нет, кожа там покрыта кровоподтёками. Тем не менее, первое, что он спрашивает:

– Какие-нибудь раны нужно осмотреть?

Я тянусь за Блю:

– У меня подруга упала на ногу...

– Моя нога в полном порядке, – та отталкивает меня. – Почему бы тебе не попросить его исправить своё ужасное лицо, Девятая? Сделала бы всем нам одолжение.

Чжэнь сипло усмехается. Это немного снимает напряжение.

– Нельзя задерживаться, – говорит Руза, разглядывая стражников, выстроившихся вдоль Ночных Домов. – Слухи о бегстве Леи и девушек распространяются быстро. Нельзя рисковать, что путь к отступлению закроется.

Он прижимает нас к себе, затем закрывает глаза и протягивает руки. Золотые символы вращаются от них, кружась вокруг нас с тёплым жужжанием.

Молодой шаман оседает, когда заканчивает, выглядя запыхавшимся.

– Защитное заклинание, – говорит он. – Оно скроет нас. Давайте. Не отходите.

Никто из стражников не поворачивается в нашу сторону, когда мы проходим через ворота. В нос мне сразу же ударяет мускусно-сладкий аромат жасмина и плюмерии. Я бывала в Ночных Домах только днём, а ночью территория ещё красивее. Фонари освещают извилистую дорожку через сады. Светлячки, не захваченные магией, порхают в ароматном воздухе. В беседках, наполовину скрытых деревьями, сидят парочки, и оттуда доносятся звуки удовольствия, а из зданий вдалеке ветерок доносит музыку и смех.

Когда-то эти чувственные звуки одновременно смущали и волновали меня. Сегодня вечером я думаю только о том, что это неправильно – люди веселятся, когда совсем недавно я побывала посреди кошмара и видела, как умирают двое моих друзей.

Тела двух моих друзей по-прежнему в той комнате, как и многих других наших союзников.

Ченна. Госпожа Ацзами.

Ченна.

Когда мы достигаем главной поляны, мы обходим здания с их бурлящей болтовнёй и шумом. Хотя мне больно, что Лилл близко, мне будет слишком опасно пытаться увидеть её. Руза приводит нас к небольшому павильону, стоящему в стороне от остальных. Вход закрывают зелёные створки цвета павлиньего крыла. Вместо растяжек, украшающих другие здания с иероглифом йе, обозначающим их как дом дворцовых куртизанок, каллиграфическая надпись на этом здании обозначает его как чайный домик.

– Мы будем следить за вами, – говорит Руза, облегчённо выдыхая, и снимает свою защитную магию. Потом они с Кироку провожают нас внутрь.

Я едва успеваю пройти через вход, как останавливаюсь, пошатываясь.

– Привет, Леи, – хрипло говорит Кензо, приподнимая уголок губ.

Я бросаюсь к нему. Сильные мохнатые руки демона-волка смыкаются вокруг меня, я зарываюсь лицом в его шею. Меня окутывает его успокаивающий аромат – древесного дыма и нефритово-зелёных полей – и на мгновение меня охватывает такое облегчение, что я готова рассмеяться. Затем я замечаю, насколько изменилось на ощупь его тело: кости проступают на теле; клок меха облез над воротником его одежды, там, где прижимается моя щека. Даже держится Кензо чопорно и осторожно.

Я отстраняюсь, глядя на него остекленевшими глазами:

– Кензо...

Он мотает головой. Хотя он заметно похудел, его блестящие бронзовые глаза не изменились, и он бросает на меня свирепый взгляд:

– Не надо меня жалеть. Прошу. Я жив, и мы почти свободны – вот что важно.

– Прошу прощения, – голос Чжэнь отвлекает нас. – Не хочу показаться грубой, но у нас слишком мало времени...

Блю фыркает от такого преуменьшения.

Кензо бросает взгляд на девушек. Видно, что он заметил отсутствие Ченны – хотя он не знал её лично, он провёл достаточно времени в качестве личного стражника Короля, чтобы знать, кто она такая. Он хмурит брови, но ничего не замечает по этому поводу, за что я ему благодарна.

Я пока не могу произнести эти слова вслух.

– Ну так? – спрашиваю я. – Каков план? Полагаю, мы выберемся тем же путём, каким я собиралась сбежать в прошлый раз?

Девушки с любопытством смотрят на меня.

Кензо кивает.

– Наши шаманы контролируют поблизости часть стены, – объясняет он им. – Руза вырвался на свободу, чтобы доставить нас туда в целости и сохранности.

– А потом? – Чжинь выглядит испуганной. – Нельзя же просто уйти, нас найдут. Нам не скрыться – не получится. О, боги, мы умрём, как Ченна...

Чжэнь успокаивает сестру.

– Мы спланировали отвлекающий манёвр, – говорит Кензо. – Он должен отвлечь королевских солдат, пока мы спрячемся в лесу, а они пойдут. Кироку сейчас вернётся к Королю, чтобы отвлечь двор. Те должны заглотить наживку.

– Должны? – усмехается Блю. – А если не поверят?

– У тебя есть идея получше? – огрызаюсь я.

– Пусть шаманы ещё наколдуют.

– Ты не понимаешь, чего это им стоит, Блю, – говорю я.

Она сердито смотрит на меня.

– А вдруг пойму? – холодно отвечает она. – Если бы ты потрудилась посвятить нас во всё это до того, как нас потащили на смерть...

От громкого хлопка снаружи мы все замираем.

Слышен топот бегущих шагов, смех. Ещё один хлопок двери.

Кироку просовывает голову сквозь занавески.

– Нам пора, – говорит она. – Стражи начали обыскивать дворы.

Кензо протягивает мне рюкзак с припасами, взваливая себе ещё на плечо. Когда мы выходим из чайного домика, Кироку останавливает меня в дверях:

– Чуть не забыла, – она вкладывает что-то мне в руку. – Кажется, это твоё.

Вес сразу становится знакомым – мой кинжал.

– Выкрала его из покоев Наджи, – говорит она.

– Спасибо, – говорю я.

Когда мы выходим обратно в тёмную ночь, я прячу его под мантию, уже чувствуя себя смелее. Кинжал и раньше выручал меня из трудных ситуаций. Будем надеяться, он поможет мне снова.

– О, боги! – восклицает Чжэнь, когда мы входим в Храмовый Двор.

Зная, чего ожидать, я приготовилась, что сейчас увижу скованных шаманов. Теперь я жалею, что не догадалась предупредить остальных. Но как подготовить кого-либо к чему-то подобному? Как объяснить вид сотен скованных людей, стоящих так плотно, что им негде пошевелиться? Цепи и ошейники на их шеях, которые хуже, чем те, что крестьяне надевают на свою скотину? Вонь телесных выделений и грязь? Испуганную поза шаманов, их измождённые, впалые щёки?

Лицо Блю искажается от отвращения, когда мы пробираемся через переполненный зал.

– Что это такое? – шипит она. – И королевские шаманы живут здесь?

– Это цена магии, – говорю я, не получая от этого никакого удовлетворения.

Ритмичное пение и потрескивание заклинаний шаманов звучит в ушах. Это похоже на движение сквозь муссонный шторм, воздух будто обретает плоть. Его золотой блеск был бы прекрасен, если бы источник его создания не был столь ужасен.

– Где этот проход? – спрашивает Чжинь в панике, когда мы останавливаемся у дальней стены, выложенной из того же зачарованного камня, что и остальной Храмовой Двор. – Здесь его нет! Мы в ловушке!

Чжэнь гладит её по плечам, пытаясь успокоить. Руза, стоящий ближе всех к стене, протягивает руку и дотрагивается до неё.

Его рука проходит насквозь.

Близняшки ахают. Блю ругается. У меня самой сводит всё внутри. Даже после всех невероятных магических подвигов, которые я видела, это что-то другое. Дворцовые стены, великая защита Сокрытого Дворца, который простояла почти 200 лет, теперь разрушены рукой молодого шамана.

Руза убирает руку, и близняшки снова ахают, словно не веря, что она снова появится.

– Это не больно.

Кензо выстраивает нас в шеренгу перед потайным отверстием.

– Выходим по одному, – говорит он. – Как только выйдете, спрячьтесь за деревьями. Не идите дальше. Подождите меня.

– Ты идешь с нами? – спрашиваю я Рузу.

– Мне нужно вернуться на место, – мотает головой он. – Иначе поймут, что что-то не так.

– Не может быть… – говорит Блю с отвращением. Она оглядывает ряды скованных шаманов. – Ты... ты не можешь...

– Я должен – и сделаю, – Руза переглядывается с каждой из нас, на его губах та же решительная улыбка. – Берегите себя, Бумажные Девушки. Надеюсь скоро увидеть вас всех снова.

Он задерживает на мне свой взгляд, затем отступает, и Кензо подводит меня к стене, которая так долго держала меня в плену.

Я задерживаю дыхание и переступаю порог.

Боли нет – но есть буйство ощущений: покалывание, звуки и пульсация в ушах и электрические мурашки, от которых язык скручивается во рту. Я бреду дальше, ослеплённая чарами, словно миллионом световых пятен от созерцания солнца.

Затем, так же внезапно, как это началось, всё исчезло.

Я вышла.

Дворец остался за спиной.

У меня нет времени наслаждаться этим. Дезориентированная внезапной темнотой, я, пошатываясь, подхожу к ближайшему бамбуковому дереву и прижимаюсь к нему. Странный гул Храмового Двора сменился слабыми ночными звуками: снующие в лесу животные; далекий топот и крики стражников; шелест листьев на ветру. Затем следует резкий вдох – и появляется Блю, материализуясь, как призрак, из прочной на вид стены.

Она бросается ко мне, оглядывается по сторонам. Грудь её вздымается, рассеянный свет от жаровен на высокой балюстраде отражается в её чернильно-чёрных глазах и отблескивает на лазурных волосах.

– Боги… – только и может вымолвить она.

– Я знаю, – шепчу я.

Чжинь следующая, за ней быстро следует Чжэнь, которой приходится тащить сестру за собой под тень деревьев, зажимая ей рот рукой. Затем Аоки и, наконец, Кензо.

Я смотрю на стену, как будто Ченна тоже может выйти из неё, со сверкающими серьёзными глазами и сжатым в жёсткую, решительную линию губами.

Но, конечно, она не выходит.

Рядом со мной Кензо вглядывается в лес. Жутковато-белые стебли бамбука испускают слабое жемчужно-зелёное свечение, и я вспоминаю, что лес тоже покрыт шаманскими чарами. Не успеваю я спросить Кензо, не повлияет ли это на нас, раздаётся оглушительное карканье.

Кензо подносит палец к губам.

Над головой дугой изгибается большая тень.

Чжинь опять хнычет. Сестра крепче прижимает её к себе. Рядом Блю держит Аоки, которая по-прежнему спокойна, хотя слёзы текут по её круглым щекам. Губами она продолжает твердить ту же беззвучную молитву: "Мой Король… мой Король…"

Мы мучительно ждём, пока летящая фигура двинется дальше. Я не знаю, из Цумэ ли он, элитной королевской гвардии птицедемонов, или из Белого Крыла Канны. В любом случае, демон ищет нас. Когда они проносятся над дворцом, взмахивая сильными крыльями, Кензо жестом выводит нас вперёд.

Едва мы делаем шаг, как снова раздаётся карканье.

На этот раз Чжэнь не успевает закрыть рот сестре.

Встревоженный крик Чжинь не такой громкий, но, как треск ветки в полуночном лесу, он разносится по тишине.

Птицедемон визжит и пикирует прямо на нас.

Мы срываемся с места и, спотыкаясь, углубляемся в лес. Испуганные рыдания Чжинь сопровождают наш топот и неистовое дыхание. К крику первого птицедемона присоединяется ещё один крик. Что-то колышет листву над головой. Раздаётся треск ветвей, сверху летят листья. Крылатая фигура проносится сквозь лес.

Пронзительный крик девушки сотрясает воздух.

Всё происходит слишком быстро, чтобы в этом был какой-то смысл. Мы в панике разбегаемся. Непонятно, кому принадлежит крик, пока птицедемон в форме огромной вороны, облачённой в золотые доспехи Цумэ, не взмывает вверх, а в её острых, как бритва, когтях болтается девушка.

– Аоки! – кричу я.

Я бросаюсь к ней, но слишком поздно, она поднимается слишком высоко, что я не успеваю её ухватить...

Раздается шорох серого меха.

Демон-ворона визжит и отклоняется в сторону.

Она цепляется крылом за деревья и кубарем падает на землю в лесу. Кензо хватает её. Ему повезло, что демонесса не раздавила его, упав на бок. Он карабкается к покрытой перьями шее и с рокочущим рычанием проводит лезвием по горлу.

Когда тело демонессы обмякает, её когти разжимаются, и Аоки освобождается.

Я обнимаю её, убирая медно-рыжие волосы ей с лица.

– Аоки! – кричу я, в панике забыв о всякой скрытности. – Аоки, поговори со мной! Ты ранена? Аоки!

Она стонет. Её лицо бледное. В уголке рта вздувается кровавый пузырь. Мои колени кажутся влажными. Я опускаю взгляд и вижу лужу крови – блестящие струйки, хлещущие из её живота. Моё ханьфу обычное чёрное с золотой отделкой, у Aoki – светло-зелёное, но оно уже темнеет.

Там так много крови, что я сначала не могу разглядеть её рану.

Едва мне это удаётся, земля уходит у меня из-под ног.

Откуда-то поблизости доносится лязг когтей о металл. Кензо сражается со вторым птицедемоном. От их взмахов волосы разметались по моим щекам, но я едва замечаю это, склонившись над обмякшим телом Аоки. Слёзы капают на её запрокинутое лицо. Я вытаскиваю пакет с припасами, который дал мне Кензо, и в отчаянии опустошаю его, хватая первый попавшийся рулон ткани и прижимая его к её израненной плоти.

Он пропитывается насквозь в одно мгновение.

Всхлипывая, я сжимаю зазубренную линию на её животе, где его порвала острым когтём демон-ворона, но кровь продолжает пульсировать под моими пальцами, исчезая из них, как рука Рузы в стене. И вот Кензо здесь, заключает Аоки в объятия, и другие девушки возвращаются, едва сдерживая крики при её виде. Блю цепляются за мою руку тонкими пальцами, и мы снова мчимся через тёмный лес. Нас преследуют крики других птицедемонов, но мы бежим и бежим, оставляя кровавый след Аоки на земле.

Её призрачно-бледное лицо висит над плечом Кензо, а губы больше не шевелятся.