Девушки судьбы и ярости

17. Леи

Пока экипаж проталкивается сквозь ревущую толпу Церемониального Двора, я нащупываю в складках своего чёрно-золотого ханфу спрятанный обрывок письма Лилл.

Прошлой ночью я тайком прочитала её сообщение, когда остальные девушки уснули. Я и не осознавала, насколько скучаю по ней. Как и Аоки, моя юная горничная-лань из Касты Стали поддерживала меня на протяжении стольких лет пребывания Бумажной Девушкой своим милым, оптимистичным характером. Я плакала счастливыми слезами, смеясь над её шутками и яркими описаниями жизни в Ночных Домах, где куртизанки души в ней не чаяли, как она того и заслуживает. Затем я вырвала один иероглиф из её письма и поднесла бумагу к фонарю. Края загнулись и почернели, каракули Лилл превратились в пепел.

– Хватит вертеться, – рявкает мадам Химура. – На ужине нужно выглядеть подобающе.

Теплота, которую подарило мне письмо Лилл, теперь почти иссякла.

Я складываю руки на коленях и прижимаюсь щекой к окну – очень не хотелось смотреть на размытые демонические лица, проплывающие мимо. Их шум подобен волне, которая, кажется, колотит по паланкину, хотя носильщики крепко нас держат. Наряду с вишнёвым закатом, он только напоминает мне о том, что я только что видела.

Точнее, на что меня заставили смотреть.

– В этот раз они не вышли сами, а? – лукаво спрашивает мадам Химура.

Я стискиваю зубы, пытаясь отогнать образы. Злая ухмылка Короля. Наджа и пятеро стражников поднимают клинки. Багровые всплески и грохот шести тел, падающих одновременно. Дикий рев зрителей, жаждущих крови, или, возможно, просто крови, которая им не принадлежит, благодарных каждый раз, когда Король наказывает другого, потому что это означает, что их пощадили.

Ещё одна казнь. И на этот раз нет Майны, чтобы утешить меня. Некого тайком взять за руку. Никаких тайных подношений или молитв небесам.

Со своего места рядом с Королём я практически ощущала запах ужаса демонов, когда те были вынуждены опуститься перед нами на колени. Даже несмотря на то, что их лица были наполовину закрыты пустыми масками телесного цвета, обычными для дворцовых казней, их страх и непокорность судьбе были очевидны. Одна из них, женщина-кабан, которая держала прилавок в Городском Дворе, где готовили лучший чендол во дворце, закричала после того, как Король приказал стражникам взять оружие наизготовку. Отчаянный крик: "Боги видят правду!" – а потом удар меча заставил её замолчать.

– Нет, я такого не помню, – отвечаю я.

Мадам Химуры явно меня провоцирует. Во мне поднимается жар, но я сдерживаюсь.

– Да и какое это имеет значение? – продолжает она, давя мне на невидимую мозоль. – Если они вызвали достаточно подозрений, чтобы Богоподобный Властелин приказал их казнить, дворцу будет лучше без них. И всё же – кто они? Простые владельцы ресторанов и магазинов из Городского Двора. Откуда у них могли взяться средства устроить такой взрыв? Нет, – говорит она, – что-то подобное пришлось бы тщательно планировать. В этом виден более глобальный заговор. Не иначе, что-то происходит внутри двора. Демоны, обладающие властью, связями… – она щёлкает клювом. – Я уже давно размышляю об этой самодовольной хозяйке Ночного Дома.

– Вот как? – переспрашиваю я. – Не лучше ли мне тогда сказать Королю, что он поторопился с сегодняшней казнью и что вы готовы ему это доказать?

Орлиные глаза мадам Химуры вспыхивают. Она выглядит так, словно раздумывает, не схватить ли меня за шею.

Как легко это было с любой из нас. Интересно, не является ли это частью извращённого наказания Короля – каждый день быть рядом с теми, кого вы ненавидите, не имея возможности ничего с этим поделать, и быть с теми, кого вы любите, а они тебя больше нет?

Толпы во Внешних Дворах исчезают, когда мы возвращаемся в сердце дворца. Тени сгущаются по мере того, как солнце опускается за стены.

Сегодня вечером праздничный банкет – потому что, конечно же, казнь будет отмечаться– проводится в саду Королевского Двора. Идеально подстриженная лужайка тянется до высоких каменных стен, увитых глициниями и розами. Их красные бутоны похожи на зияющие раны. Слуга приветствует меня, когда я выхожу в сумеречный весенний вечер. Под навесом волшебно подвешенных фонарей копошатся демоны. После всего того, на что мне пришлось смотреть, их праздная болтовня раздражает.

– Стой прямо, – шипит на меня мадам Химура. – Скажи честно, ты ничему не научилась у госпожи Эйры и у меня?

– Я узнала о жестокости, – говорю я. – И о предательстве. Я узнала, что некоторые, самые слабые, пойдут на всё ради толики власти или комфорта, даже если ради этого им придётся растоптать других.

И на этот раз мадам Химура выглядит так, словно ей дали пощечину.

Пока она оскорблённо таращится на меня, подходит командир Разиб.

– Леи-чжи, мадам Химура, идите сюда.

Мы пересекаем оживлённую лужайку к изумрудной пагоде в дальнем конце сада. Беседа течёт под звуки свирелей и льющуюся музыку урху. В основном это обычная придворная болтовня, которая сопровождает подобные мероприятия: обсуждение запасов сливового вина между двумя финансовыми консультантами; жена чиновника, любезничающая с коллегой: "О, вам надо посетить лотосовые пруды в Мараци. Они просто потрясающие в это время года!" Но на полпути через лужайку мои уши улавливают явно неуместный приглушённый шёпот.

– Ты слышал, что случилось с Хуа-Линями?

– Ужасно, это просто ужасно! Как с семьями генерала Брама и советника Ли во время восстания в восточном Сяньцзо. Бедный советник Ли с тех пор безутешен. Он даже не пришёл сегодня на казнь. Скорее всего, он симулировал болезнь, хотя, не дай бог, известие дойдёт до Короля. Погибло так много хороших демонов.

– А сколько ещё погибнет, пока Король не примет меры?

– Тише! Нельзя так говорить, Йонг. Не здесь...

Я замечаю удаляющиеся спины двух мелких придворных. Мадам Химура сердито смотрит им вслед, без сомнения, отмечая в уме их имена.

– Какое восстание в восточном Сяньцзо? – спрашиваю я у неё.

– Тебя это не касается.

– Я оттуда родом. Меня это точно касается.

– Теперь твоя провинция – Хан.

– Провинция Хан для меня ничто.

Со взъерошенными перьями мадам Химура тащит меня в тень ближайшей магнолии, приближаясь ко мне настолько, что моё испуганное лицо отражается в её стеклянных жёлтых глазах.

– Послушай меня, девочка, – рычит она, обдавая меня своим прогорклом дыханием. – Думаешь, теперь ты настолько важная, что приобрела некоторый статус при дворе? Что ж, наслаждайся своими резкими замечаниями. В конце концов, мы обе знаем, как мало это значит. Как только война закончится, с этим фарсом Лунной Избранницы будет покончено, и Король избавится от тебя, как от никчемной кееды, которой ты и являешься.

– Уж вам-то это хорошо известно, – парирую я, – если вспомнить, с какой лёгкостью он отбросил вас в сторону.

Мадам Химура, кажется, увеличивается в размерах вдвое, а её перья встают дыбом.

– Я по-прежнему нужна Королю, поэтому он и держит меня при дворе. Как думаешь, что случилось с госпожой Эйрой, глупая девчонка? Её казнили. Что ещё? – на мгновение её устрашающий взгляд дрогнул. Та усталость, которую я заметила в ней, когда мы впервые встретились после моего возвращения, снова проступает за невозмутимой внешностью. Затем её клювообразное лицо снова искривляется в уродливой ухмылке. – Положение госпожи Эйры при дворе было ненадёжным – так же, как и твоё. Так что продолжай, отпускай свои остроумные замечания. Гордись жалкими восстаниями своих сородичей. За каждую горстку демонов, которых Бумаге удаётся убить, мы уничтожим ещё тысячу таких, как ты, – она проводит когтистым пальцем мне по лбу. – На этот раз доктор Уо не понадобится. Когда ты будешь уже не нужна Королю, я лично поставлю на тебе клеймо. Ты не просто испорченная девочка, ты и есть гниль. Ты принесла во дворец яд. Ты всё разрушила.

Что-то болезненное скрывается за тоном мадам Химуры. Ясно, что королевская немилость ранила гораздо больше, чем она показывает. Но я не собираюсь ей сочувствовать, потрясённая новостями о госпоже Эйре. Её красивое, безмятежное лицо проплывает перед моим взором – и комок ужаса скручивается под рёбрами. Потому что, как бы сильно она меня ни подвела, я всё равно её уважала и надеялась, что её пощадят после Лунного Бала. Хотя мадам Химура права – они обе пострадали из-за меня.

– Достопочтенные члены двора! – громкий голос разносится по саду, музыка стихает. – Представляем нашего Богоподобного Властелина, благословенного нашими богами правителя и повелителя всех существ, обитающих в царстве смертных, Короля Демонов!

Шуршит одежда, все мы опускаемся на колени. Пока мы ждём стука копыт, в голове у меня продолжает гудеть от откровений мадам Химуры. Я мрачно отмечаю, что слышала официальное заявление Короля столько раз, что могла бы повторить его во сне…

Я делаю резкий вдох.

Сегодняшнее объявление было другим.

Король Демонов. Королевские глашатаи раньше называли его просто "Королём" – зачем уточнять? Конечно, любой Король Ихары будет демоном. Я пытаюсь убедить себя, что это ничего не значит, когда слышу стук копыт Короля, приглушённый травой. Тем не менее, я уже достаточно хорошо знаю, что при дворе ничего не делается без умысла.

Когда мы поднимаем головы, Король стоит на пагоде, широко раскинув руки.

– Лунная Избранница, – зовёт он, – подойди ко мне.

Я не двигаюсь.

По толпе пробегает шёпот. Пока длится ожидание, раздаётся неловкое покашливание.

– Лунная Избранница, – повторяет он уже твёрже.

Титул звучит как приговор. Избранница… за что я избрана? "За величие", – говорили мне родители. "За силу и целеустремлённость", – говорил Кетаи. "За то, что приносишь удачу", – говорили покупатели в нашей травяной лавке. Для Короля и его двора я – благословение богов. Бумажная Девушка, прикованная к своему Королю Демонов.

– Иди! – тычет меня тростью в бок мадам Химура, даже не пытаясь проявлять такт.

Я вскакиваю на ноги. Глаза демонов сверлят меня, куда бы я ни повернулась. Гулкое биение сердца отдаётся в подошвах ног, когда я иду сквозь толпу. Только стражники остаются стоять, готовые действовать по первому сигналу.

Добравшись до пагоды, я наконец встречаюсь взглядом с Королём.

Его руки, одетые в чёрное с золотом, по-прежнему широко раскинуты, и, подойдя ближе, я замечаю, что они дрожат. Его улыбка кажется натянутой, странной и дрожащей по краям, как будто она приколота к его лицу.

Я понимаю, что Король нервничает.

Почему?

Мрачное предчувствие оживает в груди.

Моя тень становится тяжелее, когда я подхожу, чтобы встать рядом с ним на пагоде. В тот момент, когда я оказываюсь в пределах досягаемости, он хватает меня за руку. Я инстинктивно отстраняюсь, заставляя его повозиться, прежде чем он хватает меня за пальцы.

– Члены двора, мои собратья-демоны! – обращается он к ожидающей толпе. – После отвратительного, но необходимого дня я рад предложить вам что-то более… приятное.

От того, как он произносит это слово, оно звучит как раз наоборот.

– Как ваш Король, – говорит он, – я всегда изо всех сил старался объединить три наши Касты. Двор должен стремиться к единству, терпению, миру. Мы усердно работаем, чтобы каждый демон и человек могли занять предписанное им богом место в нашем великом королевстве. И всё же нам приходится воевать с теми, кого когда-то мы считали своими друзьями. Неужели наши усилия были напрасны?

Тишина сгущается. Мой взгляд скользит по собравшимся, задерживаясь на пяти фигурках, стоящих на коленях прямо перед пагодой.

Бумажные Девушки.

Они выделяются в море демонов. На каждом лице, даже на лице Блю, читается шок, но меня ломает выражение лица Аоки. По её лицу текут слезы. Её рот приоткрывается в беззвучном крике. Она сжимает в кулаке свою мантию, как будто это единственное, что мешает ей вскочить на ноги и убежать отсюда, от Короля.

От меня.

И тогда я понимаю, что предчувствие меня не обмануло.

– Возможно, тебе интересно, зачем я отправил их к тебе?

– Да, мой король.

– Не волнуйся. Скоро узнаешь.

Маниакальная ухмылка Короля становится шире, его ногти впиваются в мою кожу, и на секунду я чувствую жалость – такую сильную, что всё остальное уходит на второй план; жалость к этому печальному, полусумасшедшему демону, оказавшемуся в такой же ловушке, как и я, вынужденному изо дня в день носить маску, пока она не прирастёт к его коже. Как он вообще может дышать, если это удушает так же, как та маска, которую он мне навязал?

Король говорил, что моя жизнь похожа на кошмар, но он и сам живёт в кошмаре – тень себя в этом умирающем мире.

– Боги говорили со мной! – восклицает Король. – В час войны мы должны сплотиться ещё сильнее, чем раньше. Вместо разногласий мы должны взращивать гармонию. И поэтому я объявляю, что точно так же, как боги благословили меня наследником, они не просто так благословили меня возвращением Лунной Избранницы. Через 8 дней, под благоденствующим оком полной луны, Леи-чжи займёт место рядом со мной в качестве моей жены – нашей Бумажной Королевы!

На мгновение, растянувшееся, кажется, на целую вечность, ничего не происходит. Всё застыло: сад, зрители, моя душа, воздух.

Затем раздаётся несколько неуверенных возгласов, прежде чем внезапной волной шума толпа сходит с ума. Меня захлёстывает силой этого рёва. Как и во время казни, демоны кричат, рычат и топают ногами так дико, что невозможно сказать, возбуждены они или встревожены, радостны или обезумели от ярости. Их перекошенные лица смотрят на меня, но мой взгляд прикован к подругам.

Аоки в отчаянии. Она медленно мотает головой. Руки, которыми она сжимает грудь, трясутся, словно пытаясь удержать разбитое сердце.

Когда мы были Бумажными Девушками, она призналась мне, что Король подумывает сделать её своей Королевой. А теперь я та, кем мечтала быть она.

Мечта Аоки – мой кошмар.

Когда Король поднимает наши руки в притворном торжестве, на первый план в моём сознании всплывает единственная мысль: иероглиф, скрытый под одеждами. Единственное слово, нацарапанное неряшливым почерком Лилл.

Любовь.

Вот, что я вижу на сломленном лице Аоки.

Вот, что я надеялась однажды разделить с той, за которого выйду замуж – не по принуждению, а по собственному выбору.

Не с мужем, а с женой.

Девушка с тёплыми кошачьими глазами и ямочками на щеках, когда она улыбается, что случается нечасто, но когда это случается, это похоже на волшебство. Девушка, которая дала мне надежду, когда всё казалось потерянным. Которая поставила меня на ноги, когда я считала, что, возможно, всегда буду слепо ползать на четвереньках в темноте. Девушка, которая научила меня, что сердце может быть столь же сильным, как клинок, даже если прямо сейчас это кажется худшим из всего. Потому что, хотя клинок можно сломать только один раз, сердце можно разбить восемь тысяч раз.

Продолжая держать наши руки высоко поднятыми, Король шипит на меня краем губ:

– Улыбнись.