От звуков борьбы Кетаи и Майны в палатку врываются стражники. В мгновение ока руки людей и демонов хватают Майну и пытаются оттащить её от отца. От неё исходят ледяные волны магии. Она настолько сильна, что требуется больше десяти из них, чтобы оторвать её от него, но она снова бросается на него. Им с трудом удаётся держать её. Прибежали Нитта и Лова. Я слышу, как Лова кричит:
– По крайней мере, убей его тихо! – и у меня вырывается безумный смех, который обрывается вздохом.
Грудь Майны вздымается. Её глаза белы, как свежий снег или смерть. От её силы дрожат стены палатки.
– Как ты смеешь… – рычит она на отца, а потом падает на четвереньки.
Воздух застывает – она выходит из транса Сиа.
– Майна! – я отталкиваю Лову.
Она задыхается и дрожит всем телом. Её рвёт, и я убираю волосы с её лица, хотя ничего не выходит. Я обнимаю её и оглядываюсь через плечо.
Кетаи лежит на полу. Несколько членов клана суетятся вокруг него, но он отмахивается от них и приподнимается на локте. Он кашляет, потирая шею, где видны отпечатки пальцев дочери. Его тёмные глаза встречаются с моими.
Я не вижу ни стыда, ни сожаления, даже сострадания – только чистую, холодную решимость.
– Что, во имя Царствия Небесного! – рявкает один из членов клана – дородный усатый мужчина из Касты Бумаги. – Я вам говорил, милорд. Этой девушке нельзя доверять!
Все его игнорируют.
– Видишь...? – голос Кетаи похож на скрипучий шёпот. У него ранено горло, но я слышу каждое слово, как будто он говорит прямо мне в ухо. – Её магия... слабеет. Как думаешь, что произойдёт... завтра?
– Прекрати! – слабо огрызается Майна. Она пытается встать, но удаётся поставить только одну ногу, потом она снова оседает.
Я крепко прижимаю её к себе. И всё же мой взгляд прикован к Кетаи. Его слова звенят у меня в ушах и глубоко врезаются в кожу, как клеймо.
Её магия слабеет.
Как думаешь, что произойдёт завтра?
Видишь?
И самое ужасное, что я действительно всё вижу.
Стражники и члены клана ошеломлённо глядят на всех и на меня. Собрав всю свою грацию, Кетаи встаёт. Он проводит рукой по своей свалявшейся копне серо-чёрных волос.
– Вон, – приказывает он. – Все вон.
– Чёрта с два, – рычит Лова.
– Я тоже, – кипит Нитта.
– Какая наглость! – бушует мужчина. – Какая наглость! Эти...
– ВОН! – оглушительно орёт Кетаи.
Усатый мужчина выглядит так, словно ему дали пощёчину. Когда другие члены клана выбегают из палатки, мужчина бросает на нас с Майной полный отвращения взгляд, а потом тоже выходит.
Лова и Нитта не двигаются.
– Делайте, как он говорит, – говорю я им. – Нам лучше обсудить это наедине.
– Но… – нефритовые глаза Нитты наполняются беспокойством.
– Всё в порядке, Нитта. Прошу тебя.
Лова обращает яростный взгляд на Кетаи.
– Мы будем прямо за дверью, – рычит она. – Если почуем, что назревает проблема, мы тут же вернёмся, чтобы закончить то, что она начала.
Затем она выходит из палатки вместе с Ниттой.
– С тобой всё в порядке? – шепчу я, прижимаясь лбом ко Майне. – С тобой всё будет в порядке. Ты устала, любовь моя. После Цзяны ты никак не можешь остановиться. Мы попросим шамана и врача осмотреть тебя, а потом ты отдохнёшь.
– Ты не принесёшь себя в жертву, – выдавливает она, продолжая вздрагивать. – Ты не сделаешь этого, Леи – ни для меня, ни для кого-либо ещё.
– Я знаю. Не волнуйся, – я смотрю на Кетаи. – Ей нужно спокойное место для отдыха: коврик для сна, пища...
– Оставайтесь здесь, – говорит он. – Я пришлю всё, что ей нужно.
Майна поднимает голову, на лбу у неё проступают капельки пота. Она говорит дрожащим голосом, но решительно:
– Ты её тоже не получишь, Кетаи.
Хотя он хорошо это скрывает, я замечаю удивление, вспыхнувшее в нём, когда она назвала его по имени. После паузы он говорит:
– Как скажешь.
Он выметается из палатки, распустив кобальтовую мантию.
– Леи, – начинает Майна, как только мы остаёмся одни, – мне так жаль. Я понятия не имела...
– Тихо.
Я опускаю её. Её веки трепещут, по телу пробегают судороги. От ярости я будто накалилась добела. Сколько магии она потратила, чтобы дойти до такого состояния? Сколько жизненных сил – сколько себя– она израсходовала, чтобы выполнить приказ отца, стать идеальной воительницей Сиа, которую все хотят в ней видеть?
Я накрываю её мехами и кладу её голову себе на колени, провожу кончиками пальцев по изгибам и впадинам лица, которое знаю так хорошо, что могла бы нарисовать его с закрытыми глазами – каждую крошечную веснушку, каждый шрам, каждую безупречную деталь.
– Отдыхай, – говорю я. – Я здесь, с тобой, Майна. Я никуда не уйду.
Её ресницы вздрагивают, взгляд расфокусирован.
– Обещаешь? – шепчет она так просто и доверчиво, как ребёнок спрашивает взрослого.
Как и многие взрослые, я отвечаю ложью:
– Обещаю.
Кетаи ждёт меня у конюшни с несколькими членами Ханно и некоторыми другими лидерами кланов. Увидев меня, он что-то говорит им и направляется ко мне. Как раз заходит солнце. На темнеющем небе цвета мятой сливы начинают появляться самые яркие звёзды.
Те, с кем был Кетаи, провожают его взглядом. Вслед летят шепотки. Новость о его ссоре с Майной, должно быть, облетела лагерь. Интересно, догадался ли кто-нибудь об ужасной причине, стоящей за ней? Но откуда им… Даже после смерти семьи Хиро и Аоки и подозрений Майны о планах отца в отношении своих шаманов, я всё равно не ожидала такого. Майна тоже.
У всех нас есть предел. Сегодня мы трое обнаружили свои.
– Мы думаем, как лучше расставить завтра конные подразделения, – с наигранной небрежностью говорит мне Кетаи. – Благодаря прибывшим прошлой ночью подкреплениями у нас теперь гораздо больше людей, чем ожидалось. Это огромное преимущество.
Я отворачиваюсь, глядя поверх пыльных равнин туда, где Сокрытый Дворец возвышается за тёмно-зелёной бронёй окружающего леса. Угасающий свет играет на тёмных сверкающих стенах дворца. Они напоминают мне глаза Кетаи.
– Пусть Майна отдыхает, – говорю я. – Я подумала, вам следует знать. Шаман поможет ей уснуть. Я сказала ему, чтобы он сам немного отдохнул, но он, кажется, считает, что ему не нужно. Полагаю, – продолжаю я, когда Кетаи ничего не говорит, – это потому, что вы собираетесь заставить их покончить с собой, чтобы они передали свою силу Майне.
Он отвечает спокойно, без тени раскаяния:
– То же самое и Король прикажет своим шаманам из Секты Теней. Это поможет, но не сравнится с той силой, которую принесёт ей твоя жертва.
– Стыд вам неведом, – у меня вырывается холодный смешок.
– Стыду нет места на войне.
– А в жизни?
– Война – это другое.
– Правда? – спрашиваю я. – Война – это часть жизни. Она не проходит в вакууме. Скоро, если повезёт, всё это закончится – и что тогда? Будете продолжать наказывать и убивать, утверждая, что делаете то, что нужно делать? Как вы будете править, Кетаи? Как вы будете поддерживать порядок, когда кланы демонов взбунтуются против вашего двора и настанет их очередь мстить?
– Я не жду, что ты поймёшь, и мне не нужно твоё одобрение, – нетерпеливо отвечает он. – Твоя наивность очаровательна, Леи, но ты говоришь нереальные вещи. Я надеялся, что за время, проведённое с Майной, ты чему-то научишься.
Я снова смеюсь, неприятный звук:
– Она не такая, как вы думаете, Кетаи. Она уже не та Майна, которую вы создали. Разве вы её не слышали? "Ты её тоже не получишь". Она говорила не о людях из касты Бумаги или демонах, которых вы убили. Она говорила о себе.
Кетаи не отвечает, и на этот раз я знаю, что мои слова задели его. И всё же, когда он начинает говорить, в его голосе слышится такое безразличие, что меня бросает в дрожь:
– Ну что ж, Лунная Избранница. Мы оба знаем, почему ты пришла ко мне. Давай не будем больше терять время. Скажи это.
Я оглядываюсь на равнину, на дворец.
Я представляю, как отворачиваюсь от всего этого, забираю Майну, отца, Тянь, Бумажных Девушек и ухожу отсюда. Мы могли бы отправиться в горное святилище, описанное Майной, или, возможно, вернуться ко мне домой в Сяньцзо, найти тихий уголок мира и устроить свою жизнь по-своему – жить так, как хотим мы сами, а не как нам велят властолюбцы, такие как Кетаи и Король. Мы могли бы стать по-своему свободны.
Когда мир отказывает тебе в выборе, ты делаешь свой собственный.
И всё же я знаю, что эти мысли бессмысленны. Потому что, если Король победит Ханно завтра, Касте Бумаги не видать свободы в Ихаре. Всё будет по-прежнему, мы всегда будем жить в страхе, что однажды услышим звуки рогов и топот копыт и поймём, что наши миры вот-вот разобьются вдребезги. А даже если Ханно с союзниками и выиграют войну, я знаю, Майна каждый день будет сожалеть о том, что её не было рядом вместе с ними.
Я бы и сама жалела об этом.
Потому что речь никогда не шла о том, чтобы помочь Кетаи Ханно занять трон. Это всё из-за моей матери, Зелле, Королевы Демонов, и каждой Бумажной Девушки, которую когда-либо привозили ко дворцу. Всё из-за Бо и Хиро, Ченны и Цаэня, из-за всех людей Касты Бумаги по всей Ихаре, которые каждый день живут в страхе, о котором им вообще не следовало знать. Это из-за шаманов, таких как Руза, которые рискуют своими жизнями, чтобы помочь мне сохранить мою. Это из-за той женщина из Касты Бумаги, которая глянула на меня в Ночь Снятия Покровов и назвала меня дзарджей – предательницей своего народа. И, возможно, прежде всего, это из-за той ночи, когда Король Демонов забрал у меня то, чего я никогда не смогу вернуть. Всё время он отнимал у меня крошечные части и огромные куски, нанося раны, которые никогда не заживут, сколько бы времени ни прошло.
И это из-за Майны, любви и надежды.
Я делаю вдох, прихожу в себя. Затем я обращаюсь к Кетаи.
– Я всё сделаю.
Слова звучат так, словно исходят не от меня. Конечно, я не могу согласиться с этим. Но в тот момент, когда все части сложились воедино в шатре Кетаи, я поняла, что если от меня это требуется, то я всё сделаю.
Первое, что я представляю, как только произношу эти слова: Майна, отец и Тянь плачут над моим телом. Второе – это два иероглифа, написанные один рядом с другим – близкие, как влюблённые.
Жертва.
Полёт.
Судьба Майны никогда не принадлежала ей – она принадлежала тем, кого она любила. Вот, в чём дело. Теперь она потеряет меня, а я, в свою очередь, подарю ей крылья.
– Я всё сделаю, – повторяю я, – но не ради вас, а ради Майны. Она так истощила себя, что я не знаю, сможет ли она пережить битву.
– Ты так сильно любишь её? – говорит Кетаи.
– Даже больше, – я мотаю головой.
Он начинает говорить.
Я поднимаю руку. Подступают слёзы, и я не доставлю ему удовольствия увидеть их.
– Я видела, как это делается. Я буду знать, когда придёт время, – я прерывисто вздыхаю. – Майна будет ненавидеть вас за это всю оставшуюся жизнь, – говорю я, собираясь уходить. – Надеюсь, вы это понимаете. Но она будет жить – для меня это важнее всего.
Прежде чем он успевает что-либо сказать, я разворачиваюсь на каблуках. Слёзы текут горячими и быстрыми потоками, когда я бегу туда, откуда пришла, отчаянно желая вернуться к Майне, чтобы больше не терять ни секунды без неё.
Если мне суждено прожить ещё несколько часов, я хочу провести их рядом с ней, в её свете, в её любви, в её прекрасном сиянии. Я хочу впитать её всю. Я буду напоминать себе, каково это, чтобы когда придёт время погибнуть, я буду не одна. У меня останутся воспоминания о каждом мгновении, которое мы провели вместе.
Даже если мне хочется совсем, совсем другого.