Незаконченная жизнь. Горянка

1

"...Ты гнездо орла видела? Холодное, четыре ветра продувает его. А у барсука нора теплая, уютная, но орел не будет в ней жить, плохо ему там, темно и барсуком воняет!"

Всадник с молнией в руке

И я, получивший в наследство

Стихи, что живут до сих пор,

Был ранен, как многие, с детства

Судьбой твоей, женщина гор.

С надеждой певала мне тоже

Ты, люльку качая мою:

«Хочу, чтобы вырос хорошим

Сыночек мой. Баю-баю».

В нагорных аулах до срока

Не старили годы мужчин,

Но было тебе недалеко

От свадьбы до первых морщин.

Расул Гамзатов «Горянка».

2013 год.

Сухой, иссушающий воздух степей принес в город пыль и терпкий запах гари — где-то за Волгоградом недавно полыхал пожар. Сам дым до улиц не добрался, но утреннее небо словно напиталось этой тревогой: в каждом вдохе чувствовалась горечь, а над крышами зависала невидимая, тяжёлая нота, делавшая свет бледным и бесцветным.

У ворот университета толпились студенты — кто-то с дипломом, зажатым под мышкой, кто-то с яркой папкой в руках. Они оживлённо смеялись, переговаривались, снимали бесконечные селфи, будто пытались уловить миг между детством и взрослой жизнью. Белые рубашки и лёгкие платья, трепещущие на ветру, резко контрастировали с низким серым небом, будто затянутым мутной, тусклой плёнкой.

Волгоградский государственный университет, массивный и слегка угрюмый, глядел на площадь широкими рядами окон, словно усталыми глазами. У бетонных ступеней стоял густой запах нагретого асфальта и пыли, клумбы с редкими цветами выглядели так, будто высохли ещё до того, как началось лето. Всё здесь дышало жарой и сухостью, от которой хотелось прищуриться и глубже вдохнуть.

Алия присела на серые ступени, расправляя складки своего голубого сарафана; ткань мягко легла по коленям, колыхаясь от лёгкого ветерка. В руках у неё была дипломная работа — страницы шуршали под пальцами, но каждая строчка уже давно отпечаталась в памяти. Она перелистывала их скорее машинально, чем с целью повторить, — впереди оставалось ещё с полчаса до предзащиты, и сердце билось удивительно ровно

Она улыбнулась самой себе, откинула с лица длинные пепельные волосы — и на мгновение в её движении мелькнула та лёгкость, с какой школьники бросают портфель в угол после последнего звонка. Двадцать минут, и можно будет выдохнуть. Ведь сама защита — всего лишь формальность, настоящая схватка должна была состояться именно сегодня, на предзащите. Там, где взгляд «учёных мужей» — строгий и внимательный — будет решать её судьбу. А многие из них заранее были недовольны: тема, выбранная Лией, слишком острая, спорная, словно пропитанная скрытой опасностью.

Она подняла голову и всмотрелась в даль — взгляд её выразительных карих глаз, единственное и явственное наследие отца, задержался где-то за горизонтом. Мать и сама не одобряла её выбора: правозащита не обещала быстрых карьерных взлётов, не сулила спокойной жизни. Но Алия ощущала твёрдую уверенность в себе, словно этот путь был начертан заранее, и теперь она лишь делала шаг навстречу неизбежному.

— Лия? — услышала над головой голос одной из подруг.

— Крис?

— Там тебя каких-то два мужика искали, — заметила девушка в синих брюках, попивая чай из пластиковой бутылки.

— Меня?

— Да, — кивнула девушка, — странные, Лийка. Похоже с Кавказа — дагестанцы или чечены...

Лия поднялась, запихивая дипломную работу в сумку и нахмурилась.

— Ты ничего не перепутала? У меня нет знакомых с Кавказа, и слава богу, — добавила под нос.

— Не, — покачала головой Кристина, — они вахтеру оказали твое фото. Лия.... если ты в дерьмо вляпалась из-за диплома — по головке тебя не погладят.

— Да нет, ты что, — Лия нахмурила точеные тонкие брови. — Я, конечно, психованная, но не до такой степени, чтоб с кавказцами связываться. Понятия не имею, что им надо.

— А практика? Ты же ее в "Доме надежды" проходила? Там...

— Там только женщины были, и все русские, — Лия передёрнула плечами, как будто смахивая с кожи невидимую пыль. — Крис, ты ничего не путаешь?

— Да нет, — покачала та бутылкой, — говорю же: двое, бородатые, в одежде то ли военной, то ли около того. Зашли, будто им тут всё принадлежит. Наш вахтёр чуть ли не в струнку вытянулся, когда они у него спросили: «Алия Астахова здесь учится?» — и фото твоё суют ему под нос.

— Пипец… — вырвалось у Лии, слишком громко, и несколько студентов на соседних ступенях обернулись. — Только этого мне не хватало.

— Может, тебе домой рвануть? — Кристина кивнула в сторону площади, внимательно следя за потоком людей. — Не нравится мне всё это.

Лия глубоко вдохнула, чувствуя, как воздух обжигает лёгкие горечью степной пыли.

— В день предзащиты? Шутишь? — попыталась она усмехнуться, но голос дрогнул. На миг внутри всё похолодело, сжалось — как от внезапного сквозняка. Но почти сразу она заставила себя выпрямиться. — Да и что они могут мне сделать прямо в универе? Может, вообще ошиблись или… ну, не знаю. Можно же просто подойти и спросить.

— В последний раз я их видела в здании, — задумчиво сказала Кристина, оглядывая окна факультета. — Может, и сейчас там.

Но ни в здании университета, ни на площади никого похожего не оказалось, и в голову Лии закралось подозрение, что ее пытаются разыграть перед предзащитой. С другой стороны, Крис никогда не участвовала в подобных постановках. Их отношения всегда были ровными и доброжелательными, соперничества между ними не возникало, напротив — они не раз спасали друг друга в трудных ситуациях. Лия слишком хорошо помнила, как на четвёртом курсе, когда Кристину бездоказательно обвинили в плагиате курсовой, она одна из немногих открыто встала на её сторону. Тогда им обеим удалось доказать, что работа Кристи была абсолютно оригинальной.

А в начале пятого курса ситуация повернулась наоборот: Лия, участвуя в любительских соревнованиях по паркуру, неудачно упала и сломала запястье. Почти месяц Кристина стала её «правой рукой» — довозила из дома в университет и обратно, таскала за неё учебники, щедро делилась аккуратными конспектами лекций. Их дружба крепла именно в таких мелочах, и Лия знала: Крис не из тех, кто будет подшучивать в решающий момент, тем более рискуя её настроением перед предзащитой. Да и Кристина не стала убегать, напротив, сопровождала Лию в поисках.

— Странно все это, — заметила она, когда обе поднялись по лестнице к своей аудитории. — Может... правда ошибка...

Лия пожала плечами, сосредотачиваясь на предстоящем мероприятии, которое поглотило все ее внимание.

И прошло на удивление гладко. Даже декан только хмыкнул, задал пару дежурных вопросов и на этом отпустил девушку. Такое равнодушие заставило ее задуматься сильнее, чем какие-то мифические бородачи, поскольку не сулило на защите ничего хорошего. Лучше бы декан пропесочил ее сейчас, а не тогда, когда будут выставлять оценку.

Она медленно шла по широкой улице по направлению к автобусной остановке, прокручивая в голове варианты развития событий. В вечерних сумерках загорались фонари, распространяя свет по улицам города, на кургане подсветилась статуя Родины-матери. Желудок жалобно заурчал, напоминая девушке, что у нее с утра во рту ничего не было, и Лия с улыбкой подумала, что скоро вернется домой — в небольшую трехкомнатную квартиру на окраине, и мама приготовит ей что-нибудь вкусное, довольная, что дочь удачно завершила этот день. Алия и ее желудок надеялись на сырники — их она могла есть хоть каждый день.

Внезапный скрип тормозов заставил девушку обернуться и длинные светлые волосы — ее гордость и зависть однокурсниц — роскошной волной взметнулись вверх.

Тяжелый черный, тонированный по кругу джип — марку Лия рассмотреть не успела — резко затормозил прямо напротив. Из машины тут же выскочили двое мужчин и в два прыжка оказались возле нее. Испугаться она не успела, только машинально отметила — Крис не солгала, они и правда одеты были в подобие зеленой военной формы. Один из них — повыше и покрепче, внезапно со всего размаху ударил ее по лицу — коротко и профессионально.

Мир развалился на сотни и тысячи осколков, перед глазами вспыхнул огонь боли, а потом Лия провалилась в полную темноту.

Ветер со степей, наполненный гарью, разметал по асфальту листы тетрадей и дипломной работы из упавшей сумки. Редкие прохожие старательно отвернулись, предпочитая не видеть, как второй бережно подхватил на руки обмякшее тело и положил на заднее сидение автомобиля.

Они быстро сели внутрь, и машина тронулась, исчезая в темноте наступающей ночи.

Сознание возвращалось медленно: пульсирующей болью в районе висков и затылка, сухостью во рту, спутанностью мыслей. Лия пыталась открыть глаза, ощущая чужие запахи мужского пота, каких-то пряностей или табака, неожиданно дорогого, но тяжелого парфюма. Она лежала в неудобной позе, тело затекло, руки онемели, но под головой неожиданно оказался мягкий валик — и именно от него исходил этот навязчивый, мужской запах. Лия тихо застонала, чувствуя, как лицо горит и ноет в районе правого глаза: опухоль стянула кожу, каждый вдох отзывался болью.

— … — до слуха донёсся тихий голос. Низкий, мужской, чужой. Язык ей был непонятен: обрывки звуков текли мимо сознания, как тёмная вода, в которой не за что зацепиться.

— Пить… — едва слышно прохрипела она, губы трескались от жажды.

Внезапно тряска прекратилась — машина резко затормозила. Задняя дверь открылась с коротким щелчком, и один из похитителей склонился над ней. В его руках блеснула металлическая фляжка. Он поднёс её к её губам, и прохладная, неожиданно мягкая вода коснулась пересохшего рта. Лия жадно припала к фляжке, торопливо глотая, так, что несколько капель сбежали по подбородку и скользнули вниз, упав на ткань платья на груди.

И только спустя несколько секунд до неё дошло — в самой воде было что-то лишнее. Сознание снова начало размываться: звуки потускнели, реальность стала зыбкой, линии предметов уплывали, будто их стёрли невидимой рукой. Она попыталась закричать, но вместо звука с губ сорвался лишь глухой хрип.

И в следующий миг тьма снова сомкнулась над ней, густая и вязкая, как смола.

Они ехали всю ночь и весь день, останавливаясь в самых безлюдных местах, там, где могли бы привлечь минимум внимания к своей невольной пассажирке. Девушка металась во сне, тихо стонала, звала мать, но никто не отвечал на ее призывы. И тогда она затихала. А иногда они останавливались и давали ей сделать еще пару глотков из своей фляги — им не нужны были лишние сложности. На Лию смотрели сдержанно и хладнокровно, но без жестокости — она была слишком ценным грузом, за который им заплатили весьма и весьма неплохо.

Только однажды, когда степь сменилась каменистыми отрогами гор, в их поведении прорезалась тень человечности. Во время короткой остановки тот, что был моложе — темноволосый, с напряжённым, но ещё не огрубевшим лицом, — осторожно поправил её волосы. Серебристые пряди сбились в спутанный комок, липли к вискам, и он, как ни странно бережно, провёл ладонью по её щеке и лбу, убирая капли пота.

— Красивая, — пробормотал он, усмехнувшись краешком губ, будто сказал это самому себе. — Белая роза.

Второй, более суровый, повернулся на его слова и выплюнул с откровенным пренебрежением:

— Русская, — в его голосе звенела жесткая насмешка. — Аллах видит: порченная кровь.

И в этих словах прозвучала не просто неприязнь, а что-то древнее, въевшееся в кости, — разделение мира на «своих» и «чужих». Сухой щелчок — мужчина бросил недокуренный окурок на щебёнку обочины и раздавил каблуком, оставив маленькое тлеющее пятно в темноте.

— Наплачется с ней старик Алиев, — произнёс он с тяжёлой уверенностью. — Она не наша. Не чистая. Обычаев не знает, предков не уважает.

Молодой усмехнулся, вскинув взгляд туда, где над горами висели холодные вершины, а белые шапки снега мерцали в свете луны, словно равнодушные свидетели их разговора.

— Алиев-то, может, и наплачется, — протянул он насмешливо, но без особой злости, — а вот Магомедову такая точно по душе придётся. И шипы этой розе с кровью вырвет.

Он сказал это спокойно, словно констатировал неизбежность, и лишь тень улыбки скользнула по его лицу. Внутри джипа снова повисла тягучая тишина, нарушаемая лишь ровным гулом двигателя. Лия, погружённая в полусон и беспамятство, не слышала этих слов, да и если бы слышала, не поняла бы, но воздух вокруг словно сгущался, насыщался предчувствием грядущего. Машина снова нырнула в темноту, дорога петляла между каменистых склонов, и каждый поворот вёл их дальше от того мира, где её ещё могли ждать и искать.