К дому подъехали уже ближе к вечеру — Лия ощущала себя измотанной и уставшей, покорно делавшей все, что хотел Ахмат, а в машине, пока стояли в пробке и он снова привлек ее к себе, позволила себе просто отпустить ситуацию.
Приехали они, как ни странно, совсем не к тому дому, куда Ахмат привез ее в ночь свадьбы. А может она просто не запомнила тот дом. Может просто запуталась.
— Это дом мамы, — шепнул Ахмат, помогая выйти из машины.
Женщина ждала их на пороге дома, приветливо улыбаясь. Позади нее стояла улыбчивая Лейла, а вот еще дальше…
Лия невольно нахмурилась.
Позади свекрови и золовки стояла и улыбалась Айшат. Она была красива — бесспорно — красотой яркой и горячей, словно созданной, чтобы разжигать страсти. Высокая, гибкая, с тонкой талией, с мягкими кошачьими движениями, от которых трудно отвести взгляд. Даже скромное платье не скрывало женственности, а скорее подчёркивало её. Чёрные волосы были убраны под платок, но несколько тёмных прядей у висков выбились наружу — хищный штрих, не дающий забыть, какая натура скрыта под внешней сдержанностью.
Но стоило её взгляду упасть на то, как Ахмат держит Лию за руку, и на одну-единственную долю секунды в чёрных глазах Айшат сверкнуло нечто тёмное и опасное. Как вспышка клинка в темноте.
Ненависть.
Такая острая, обжигающая, не прикрытая ничем.
Лия уже научилась читать этот язык — здесь редко говорили то, что думали, но глаза никогда не лгали. В этом доме можно было улыбаться и приветствовать, можно было целовать в щёку и называть «сестрой», но по глазам видно было всё: страх, презрение, расчёт, боль… и вот — ненависть.
Едва слышно над ухом выругался Ахмат, но тут же взял себя в руки.
— Сынок, Лия, проходите, — тепло сказала Халима, делая шаг назад, приглашая их в дом.
Она перехватила у сына невестку и повела за собой.
— Айшат, — услышали голос Ахмата, — зайди в кабинет ненадолго.
Алия запнулась, но Халима не позволила ей задержаться, ловко проводя в одну из комнат, где уже был накрыт стол.
— Давай немного отдохнешь с нами, и я покажу тебе вашу комнату, хорошо? — Халима усадила девушку и быстро налила ей чаю. Прости, — прошептала на ухо, — но мы — одна семья, рано или поздно ты бы с Айшат познакомилась. А так, посидит с нами немного и уедет
— Ахмат ох как недоволен, — весело заметила Лейла, усаживаясь рядом и игриво наморщив нос. Её глаза сверкали живым любопытством, будто всё происходящее было частью интересного спектакля. — Айка сейчас получит.
— Не думаю, — спокойно возразила Халима, наливая себе чай и оставаясь при этом хозяйкой положения. — Она не нарушила традиций, приехала проведать свою семью, узнать как здоровье Алият. — Она перевела взгляд на Лию и продолжила уже строже, но не грубо: — Лейла, запомни: в нашем доме нет разницы между женщинами. У каждой из нас одинаковые права и одинаковое достоинство. И уж точно мы не враги друг другу. Мы — семья.
Она слегка наклонилась вперёд, глядя прямо на Лию, словно проверяя, понимает ли та её слова правильно.
— Айшат сейчас нелегко, Алият. Очень нелегко. — Голос Халимы стал чуть тверже, острее. — Поэтому я прошу вас соблюдать рамки. Обеих прошу.
Лия едва заметно пожала плечами. Её участие в чужих семейных войнах было минимальным — она ни на что не претендовала, тем более уж не на внимание Ахмата. Но, похоже, тут никто не спрашивал, хочет ли она участвовать в этой расстановке сил.
Через несколько минут раздались мягкие шаги, и в гостиную вернулась Айшат. Лия невольно задержала дыхание — она ждала вспышки, скандала, тяжёлого воздуха между ними. Но ничего подобного не случилось. Айшат вошла спокойно, если не считать лёгкой тени недовольства на лице. Она держалась уверенно, но сдержанно, и, к удивлению Лии, не бросила на неё ни одного колючего взгляда — будто уже надела маску, подготовленную специально для таких случаев.
Следом появился и Ахмат.
Он вошёл в комнату быстро, словно не имел времени на долгие паузы. Окинул всех коротким взглядом, но задержался лишь на Лие — совсем на миг — и в этом мгновении было что-то незаметное постороннему глазу: проверка, всё ли в порядке, нет ли угрозы. Уже после этого он кивнул остальным.
— Мама, мне нужно ещё в город. Буду поздно, не ждите, — сказал он спокойно, как человек, которому не нужно ничего объяснять в собственном доме. — Айшат, — кивнул жене, — Лия, Лейла.
Напрасно Лия опасалась, что придется поддерживать сложный разговор, Халима четко дала понять, что сейчас ее лучше не трогать. Женщины весело болтали, обменивались сплетнями, шутили, что-то обсуждали. Втянуть в свой разговор Лию не старались, но вежливо улыбались ей. Пока охранник не занес в комнату пакеты и сумки с подарками Ахмата.
— Ух ты, — восхитилась Лейла, — сколько всего! Лия, можно посмотреть? Ну пожалуйста!
Девочка всегда оставалась девочкой, и не важно сколько ей лет. Алия кивнула, и та тут же закопалась в пакеты.
— Диор? Ты Диор любишь? — она достала на стол духи, крема, средства для волос. — Айшат тоже эту марку любит, правда Айшат?
У Лии все внутри перевернулось, когда она бросила быстрый взгляд на жену Ахмата. Улыбка застыла на красивом лице приклеенной маской, а глаза полыхали лютой, нескрываемой ненавистью и болью.
Но та заставила себя улыбнуться, и ровно продолжила разговор с Халимой. Лие стало трудно дышать, она повернулась к Лейле и попросила проводить до уборной.
А когда осталась одна в ванной, тяжело облокотилась на раковину и плеснула в горящее лицо водой, чувствуя головокружение. И вдруг поняла, что в ванной она не одна. Подняла голову на зеркало и встретилась глазами с Айшат.
— Ты все у меня забрала, да? — змеей прошипела та, не в силах сдержать ярость. — Мужа, положение, даже духи да? Тебе мало, да? Всего мало, да?
— Айшат, — переведя дыхание заговорила Лия, — успокойся и выйди отсюда. Здесь не твой дом.
— Я — его первая жена, — прошипела женщина, надвигаясь на Лию с угрозой, — первая. Не тебе указывать, что мне делать. Запомни это.
— Иначе что? — внутри Лие закипала злоба. Не ревность, не обида — злоба.
— Иначе, — Айшат с силой дернула ее за волосы, — ты пожалеешь….
Внутри Лие все вспыхнуло. Отточенным движением она ударила Айшат в живот. Та охнула, воздух вышел из неё рывком; она согнулась пополам, хватая ртом воздух. И прежде чем успела выпрямиться или отступить, Лия шагнула ближе, ухватила её за плечо и предплечьем зажала горло, фиксируя голову чуть в сторону — жёстко, но контролируемо, так, как учили, чтобы не дать противнику опомниться.
У Айшат расширились глаза — не от боли, а от чистого, парализующего неожиданностью шока: очевидно, она даже не подозревала, что Лия умеет защищаться, да ещё так хладнокровно. Женщина захрипела, беспорядочно хватая воздух ртом, пытаясь хоть как-то освободиться, но Лия держала крепко, сжимая предплечье всё сильнее, чувствуя под рукой напряжённые мышцы чужой шеи.
Ненависть поднималась в ней волной — горячей, угрожающей, и сладкой в своей силе. Она хотела задушить Айшат. Хотела причинить ей боль, услышать её хрип, сломать ту уверенность, с которой та только что надвигалась. Она упивалась её судорожными рывками, дрожью, тем, как в глазах женщины впервые проступил ужас — настоящий, осознанный.
В этот момент дверь ванной распахнулась, ударилась о стену, и влетела Халима.
— Алият! Остановись! — её голос сорвался на крик, и она бросилась вперёд, пытаясь разнять невесток.
Но Лия её не слышала — или не хотела слышать. Кровь стучала в ушах, в животе разливалась боль от усилия мышц, а мир сузился до одной цели — удерживать, давить, уничтожить. Не Айшат, а то, что она собой олицетворяла — подлость, двуличие, презрение людей друг ко другу в этой системе. Пальцы только сильнее сомкнулись, чувствуя, как под ними дрожит чужое горло.
— Алият! — Халима почти захлёбывалась от паники, пытаясь разжать её руки, но Лия стояла намертво, словно приросла к месту.
И тут она заметила свое отражение в зеркале, собственные глаза — холодные, стеклянные, с чёрной, обжигающей ненавистью, от которой стало страшно даже ей.
И резко отпустила хватку, оттолкнув от себя Айшат.
— Никогда больше не приближайся ко мне, — ровно и без всякого пафоса бросила она женщине, что сейчас сидела на полу, судорожно дыша и сжимая больное горло. — Никогда.
Отвернулась к зеркалу, словно ничего только что не произошло.
— Я... — прохрипела Айшат. — Ахмат все узнает... слышишь, тварь... я ему все расскажу.
— Нет, — оборвала ее Халима, все еще с ужасом глядя на обеих, но забирая власть себе. — Только пикни, Айшат, и ты пожалеешь.
— Все равны, говорите, — лицо невестки пылало жаром, — равны? А то, что мой муж приказал мне сегодня сменить духи ради нее, тоже о равенстве говорит?
— Айшат! — ахнула Халима.
— Я его первая жена, а он носится с этой молью! Вы все носитесь! Стоило ей только пустить немного крови, и вы ее на руках носите! А где вы были, Халима, в мою брачную ночь? Где? Я тоже лежала одна, в крови, мне тоже больно было! Ваш сын ушел как только взял меня, оставил одну! Я все это пережила, перетерпела, я полюбила вашего сына! А теперь на моих глазах он на руках носит ее! Где ваше равенство, Халима?
— Айшат, — голос женщины стал твердым, но вот в глазах уверенности Лия не заметила. — Тебе ли жаловаться на моего сына? Он дал тебе все, чего у тебя никогда не было: стабильность, спокойствие, средства. Хоть раз он контролировал твои расходы? Или, может, отказывал тебе в чем-то? Он подарил тебе бизнес, средства с которого — твои личные. Разве на этой неделе он не приезжал к тебе?
Лию затошнило от этих слов. От того, чему свидетелем она стала, от понимания того, как работает эта система.
— Приезжал, — мстительно глядя на Алию, бросила Айшат. — И оставался на всю ночь! А отдыхать увозит ее! Ни разу со мной не ездил! А сейчас она меня едва не убила....
— Не она к тебе пришла, а ты к ней, — ответила Халима. — Ты за чаем пошла, а вдруг здесь оказалась. Каким образом, Айшат? За дуру меня держишь? Не советую.
Та ничего не отвечала — ее глаза перебегали со свекрови на соперницу и обратно.
— Довольно, Айшат, — стальным голосом сказала Халима, — ты в моем доме, моя гостья. И ты слишком загостилась. Тебе пора.
Айшат, вскочила на ноги, и не говоря больше ни слова, вышла из ванны в сопровождении свекрови.
— Прости… — прошептала ошеломленная Лейла, которая как статуя стояла позади всех. — Ей, наверное, очень…. Больно. Она брата любит. А он ее — нет. Никогда второй женой не пойду… — прошептала она скорее больше себе, чем Лие. — Братья не позволят…
Лия оперлась на раковину, чувствуя, как еще болит живот, как тянет поясницу и как она сама стала частью этого позорного мира, где по одному приказу одного мужчины, женщину могут лишить даже ее любимых духов.