Незаконченная жизнь. Горянка

29

Лия сидела на больничной кровати, бездумно глядя в белый потолок, на котором, не смотря на ремонт и частую уборку, в уголках черные, длиннолапые пауки свили свои сети. На стенах то и дело отражались фары приезжающих мимо машин, за окно текла мерная вечерняя жизнь приморского города.

Она не включала свет, просто лежала и смотрела, рассматривая каждую линию паутины, скользя по ней взглядом. Ахмат приходил каждый день, часто — ближе к вечеру. Приносил книги, фрукты, пирожные. Она ничего не просила, но он не останавливался.

Несколько дней назад он принёс и электронную книгу. Вошёл медленно, сел рядом, чтобы не пугать её резкими движениями, и, положив устройство на прикроватную тумбочку, сказал негромко:

— Там мои любимые книги закачаны, — он говорил так, словно боялся, что она оттолкнёт не подарок, а его самого. — Библиотека большая, есть из чего выбирать. И Лейла тоже что-то добавила… ну, ваше, женское. Я беру её с собой в поездки, когда лечу куда-то, где нет интернета… в перелётах там… всякое…

Замолчал, глядя на свои руки.

Лия молча закрыла книгу Дэна Брауна, лежавшую у неё в руках. Она уже перечитала её дважды — не потому, что не было выбора, а потому что только литература давала ей спасительный выход из реальности. В мире слов она могла существовать без страха, без боли, без Ахмата. Там всё было логично и предсказуемо — даже зло имело мотив и финал. Она опустила книгу на колени, провела ладонью по обложке, будто прощаясь с ней на мгновение, и только тогда подняла глаза на мужа.

Молча взяла в руки подарок и открыла библиотеку, с удивлением обнаруживая там то, чего обнаружить даже не надеялась: Кена Фолетта, Вадима Панова, были даже Стругацкие и Ефремов. А Диана Уинн Джонс вызвала едва заметную улыбку — явно дело рук Лейлы.

Ахмат, внимательно наблюдающий, перевел дыхание. Коснулся рукой заживающих ссадин на лице — он делал это каждый день, словно стирая следы собственного безумия.

Его взгляд скользнул вниз, к бумажной книге, лежащей у неё на коленях.

— Я перечитывал её несколько раз, — негромко сказал он, цепляясь за тему, как за спасательный круг, стараясь хоть в чём-то сблизиться с женой, найти что-то общее, человеческое. — Ты смотрела экранизацию?

Лия медленно кивнула, не поднимая глаз. Это не был интерес к разговору — это было минимальное участие, жест вежливости. Но она ответила — и уже этого ему было достаточно.

— Я ни разу не видел, — признался Ахмат после короткой паузы, чуть смущённо отвёл взгляд. — Всё время… не было времени. Тебе понравилось?

— Да, — сказала она, заставив себя ответить. Голос её прозвучал тихо, ровно, чуть хрипловато. — Обе экранизации великолепны.

Ахмат заметно оживился после её ответа — не внешне, не резко, а едва заметно: напряжённые плечи немного опустились, пальцы перестали нервно сжиматься, а в его взгляде мелькнул слабый отблеск удовлетворения. Возможно, он ждал от неё любого знака, который говорил бы, что она не отвергает его полностью. И даже односложные фразы теперь воспринимал как мост между ними.

Он уже не раз пытался завести разговор — словно шёл вдоль каменной стены, настойчиво и осторожно нащупывая слабое место, чтобы добраться до того, что она тщательно скрывала. Он приносил новости из дома, делился редкими воспоминаниями из детства, ненавязчиво рассказывал о делах, иногда просто сидел рядом в молчании. Лия всегда отвечала, но так, чтобы не раскрывать ни себя, ни своих мыслей. Коротко, ровно, отстранённо. Только на уровне формальной вежливости, чтобы не раздражать его, не провоцировать, не давать повода для вспышек.

Она надеялась, что его утомит это молчание, что он, столкнувшись с покорностью, потеряет интерес, как хищник, которому наскучила добыча, перестанет приходить, перестанет всматриваться в её лицо, искать там эмоции, которых она тщательно избегала показывать. Она надеялась — нет, отчаянно верила — что покорность станет для неё бронёй, что если она перестанет сопротивляться, то перестанет быть интересной.

Но он не оставлял её.

Наоборот — чем спокойнее она становилась, чем равнодушнее отвечала, тем внимательнее он её изучал. Его взгляд настойчиво искал ее, он решил не просто приручить — а понять.

Тихо скрипнула дверь, в палату зашла ее врач.

Лия ожидала, что та включит яркий свет, прикрыла глаза, но та лишь зажгла бра над входом.

— Не спишь, девочка? — задала дежурный вопрос. — Как чувствуешь себя?

— Не плохо, — отозвалась Лия, садясь на кровати. Ожидала обычного вечернего осмотра, но женщина не спешила. Посмотрела на охапки цветов, стоящих в палате, подумала и присела в кресло напротив, сложив руки на коленях.

— Завтра я тебя выписываю, Алият, — начала без вступления.

Девушка ничего не ответила, только подняла глаза к потолку.

— Я оттягивала как могла, — заметила врач, — но больше не вижу возможности это делать. Ты — почти здорова, угрозы жизни нет, антибиотики мы тебе прокапали. Ты молодая, восстанавливаешься хорошо, необратимых последствий нет.

Лия снова ничего не ответила, сдерживая эмоции.

— Девочка, — женщина смотрела внимательно, очень внимательно, — завтра, перед выпиской, я поговорю и с твоим мужем. Скажу ему, что тебе приписан половой покой еще 10 дней — больше он мне не поверит. Это единственное, что я могу для тебя сделать.

Алия кивнула, чувствуя благодарность. Да, это всего лишь 10 дней, это целых 10 дней.

Ожидала, что женщина уйдет, но та сидела и молчала.

— Алият… я здесь работаю три года. К нам привозят девушек… разных. И в разном состоянии. Некоторых — повторно. Кого-то — регулярно. Чем больше ты сопротивляешься… при акте… тем сильнее повреждения. Мужчины звереют, начинает играть не разум, а инстинкты. Для твоего физического здоровья, как врач, я обязана дать единственный практический совет, который действительно снижает риск повторной травматизации: не сопротивляйся. Он всё равно возьмёт своё. Но последствия для тебя могут быть… — она осеклась, подбирая точное слово, — необратимыми. Поэтому — замри. Отключись. Перетерпи. Считай про себя до ста и обратно, думай о чём угодно, уходи мыслями. Но не зажимай мышцы — спазм только усиливает боль и способствует разрывам. Постарайся расслабиться настолько, насколько сможешь. Я понимаю, как это звучит. Но я говорю тебе не как женщина. Как врач.

Она наклонилась чуть ближе, понизила голос:

— Средняя продолжительность полового акта у мужчин — от двух до десяти минут, в некоторых случаях до пятнадцати. Это не вечность. Это время просто надо пережить, чтобы остаться живой и невредимой.

Лия смотрела на врача и не могла ушам поверить.

— Ты молодая, девочка, не опытная, — врач поднялась. — Твой муж хотя бы ценит тебя, я бы сказала на данном этапе — влюблен. Но не жди от него терпения, Алият. Не с его характером, ни с его властью, ни с его положением. Не питай иллюзий, что сможешь договориться или что он отпустит тебя. У нас разводы — редкость, тем более в его кругах. Он вложил в тебя слишком много… — она горько улыбнулась, — да, я видела фото с вашей свадьбы, там был мой брат — владелец этой клиники. Не питай иллюзий, не жди чуда, девочка, я за свои 45 лет их не видела. Чем скорее ты смиришься со своим положением, тем легче тебе будет. Может, даже полюбишь со временем, он вроде не самый плохой экземпляр…

Она направилась к выходу, но остановилась на пороге.

— И не возвращайся к нам, иначе чем на роды.

Лию от этих слов заколотило, но женщина больше даже не оглянулась. Вышла, плотно притворив за собой двери, оставив девушку одну в темноте.

Алия повернулась на бок и зажала во рту кулак, чтобы не закричать. Закрыла глаза, восстановила дыхание. Лежала и вдруг приняла для себя одно решение, после которого стало легче дышать.

Страшное решение.

Засыпая, снова, как и каждый вечер до этого, представила перед собой красивое, волевое лицо Андрея Резника. Как он говорит перед камерами, как сидит на пресс-конференции. Представила себе его голос, который никогда не слышала. Наверное, у него красивый голос. Представила, как он улыбается. И улыбка красивая, а главное — спокойная.

Они, вероятно, никогда не встретятся. Их дороги никогда не пересекутся.

Но пока она ещё жива, никто не отнимет у неё право мечтать хотя бы в темноте.