Андрей налил в кружку горячий, только что заваренный Надеждой кофе и хмуро посмотрел за окно, на зеленые улицы города. На детской площадке весело играли дети, рядом присматривали мамы и бабушки — город жил своей размеренной, спокойной жизнью.
— Да твою ж мать, — выругался он, когда случайно дернул рукой и несколько капель пролились на серую футболку.
Надя отвернула бледное лицо от плиты и посмотрела на мужчину.
— Снимай, я постираю, — тихо велела она.
— Да, ладно, — махнул он рукой, открывая ноутбук. — Сам потом постираю. Девочка дома, не будем ее смущать моим голым торсом на кухне. Как она?
— Вчера проплакала весь вечер, — Надя присела за маленький круглый стол. Ее красные глаза явно указывали на то, что плакали женщины вместе. — Андрей…. Что они с ней сделали?
Лицо Резника не выражало ничего, но карие глаза стали колючими от бессильной ненависти. Он ненавидел бессилие, он ненавидел вынужденное ожидание, а сейчас находился и в том и в другом.
Фотографии, присланные его людьми из Махачкалы, пусть не четкие, пусть очень отдаленные были говорящими. Лия стояла у окна дорогой частной клиники и смотрела на улицу. Все правая половина лица — сплошной синяк. В позе — боль.
Зарема, увидев это, забилась в самой настоящей истерике, едва успокоили.
— Это из-за меня… из-за меня…. Они узнали, что она мне помогла бежать…. Из-за меня….
— Нет, — жестко отрезал Резник. — Не из-за тебя. Из-за меня. Каким-то образом Магомедов выяснил, что я сильно интересуюсь им и твоей семьей….. Зарема, ты ни в чем, ни на секунду не виновата.
Девушка продолжала плакать, пока Надя не увела ее в спальню Лии и не уложила спать. Андрей даже представить не мог, что творится в душе матери, которая видела последствия пытки дочери.
Сам он за ночь так и не сомкнул глаз, чувствуя, как внутри рождается единственное желание — убивать. Зажать Магомедова в захвате и душить — медленно, глядя в глаза, наблюдая как жизнь постепенно вытекает из этих подлых глаз. Убивать так, чтобы тот чувствовал боль, которую испытывала маленькая, нежная Лия.
— Андрей? — снова позвала Надя.
— Прости, — он вернулся в реальность. — Я не знаю, Надь. Она жива, но ближе мы подойти не можем— слишком опасно. Помогая Зареме, наш человек засветился и засветил меня. С одной стороны хорошо, теперь Магомедов думает, что меня интересовала Зарема, а не Лия, с другой — охрана около больницы поставлена двойная. Всех засветившихся людей я вынужден отозвать с дела, приехали другие, под видом туристов. Сама понимаешь, снимай они ближе — возникли бы вопросы. Она жива — это главное.
Резник замолчал, снова глядя в окно.
Побег Заремы засек один из его людей, снимающих нашумевшую свадьбу. Им нужно было убедится, что именно Лия — та загадочная невеста, про которую говорили в городе. Несколько людей снимали с разных ракурсов под видом туристов, никак не связанных с ним, но вот вылезающую из окна туалета, напуганную девочку увидел к счастью, опытный человек, которые не раз помогал вывозить людей из Дагестана. Увидел и тут же сообразил в чем дело.
Она неловко выбралась на улицу, сжимая в руках синее платье подружки невесты, запихала его в ближайшую мусорку, и как затравленный зверек понеслась по улицам, озираясь с ужасом. Паша знал такой взгляд, видел не один и не два раза. Матерясь, что придется привлечь к себе внимание, позволил ей пройти два квартала от ресторана, а после — подбежал к девушке и схватил за локоть, оттаскивая в слепую зону без камер.
Зарема начала отчаянно вырываться, благо не кричала. То ли от ужаса, то ли сообразив, что сделает только хуже.
— Тихо, — Павел прижал палец к губам. — Бежишь?
Русский парень в бейсболке, шортах и футболке, с профессиональным фотоаппаратом на шее и стальной хваткой, смотрел спокойно и доброжелательно.
— Лию знаешь? Алию? Невесту? — тихим шепотом спросил он.
Зарема, плохо соображающая от страха, машинально кивнула — врунишка из нее бы не вышла.
— Ты… кто? — запинаясь спросила она.
— Друг ее мамы, — Павел не стал скрытничать, озираясь, профессионально отмечая где и кто их может заметить — и нам обоим пиздец, если нас сейчас поймают.
— Как ее мать зовут? — девчушка соображала быстро, устраивая проверку.
— Надежда. Астахова Надежда Ивановна. Хочешь скажу ее номер телефона? — улыбнулся Павел.
— А Светлану знаешь? — прищурила глаза Зарема.
— Светлану Анатольевну? — уточнил Павел, не называя однако фамилии, и так же кивнул, улыбаясь.
— Мне надо ей позвонить…. — пробормотала Зарема, доставая телефон.
— Спятила? — Павел выхватил трубку из рук, и с размаху разбил об асфальт, потом додавил ботинком. Сим карту вынул, разломил пополам и выбросил в один из фонтанов. — Пошли.
Потянул девушку за собой к машине, номера которой не было ни в одной базе данных. Кепка надежно скрывала его лицо, но вот Зарема успела засветиться по полной программе.
На окраине Махачкалы поменяли машину на другую, в которой ждала молодая девушка — Елена, загнав первую на пустырь, а после гнали всю ночь. Когда на одном из постов его тормознули, сидевшая в багажнике Зарема едва не расплакалась от страха, но обошлось — машину спокойно пропустили, проверив документы водителя и его приятельницы — что взять с парочки влюбленных, путешествующих по Кавказу?
В Астрахани, волонтеры поменялись, Зарему везла уже другая девушка — Ирина. Девушке уже не надо было сидеть в багажнике, однако и на улицу лишний раз она не выходила. Ее черные волосы убрали под светлый парик, одежду поменяли на незаметную молодежную футболку, а джинсы — на удлиненные шорты.
Только после Астрахани Зарема вдруг разревелась прямо в дороге. Ирина ни о чем ее не спрашивала, смотрела с пониманием и симпатией, тормознув на обочине и терпеливо пережидая истерику. А Зара не могла поверить, что выбралась, что все прошло настолько гладко и спокойно, как ни она, ни Лия даже подумать не могли.
В Волгограде ее не стали отвозить в центр, а привезли в трехкомнатную квартиру в одной из высоток, на пороге которой она увидела женщину. Женщину, которую точно знала, ведь та была взрослой копией дочери, Лии.
Надежда крепко обняла племянницу и прижала к себе. Так крепко, так сильно, как никто и никогда Зарему не обнимал. Даже мама, даже тетка Джейран — самая ласковая и добрая из их семьи. Зарема уткнулась лицом в плечо женщины и плакала, плакала, плакала, никак не могла остановиться. А Надя не выпускала девочку из рук, точно боялась, что и та исчезнет, как исчезла Лия.
В квартире была не только Надя. На кухне ждали еще одна женщина, колоритная, яркая, с густо подведенными глазами, которая дымила как паровоз и порой ругалась, как портовый грузчик, и мужчина.
Одетый просто, футболка и джинсы, красивый, спокойный, высокий, он излучал такую уверенность, что девушка без всяких слов поняла, что он здесь главный, догадалась, что именно он координировал всю операцию по вывозу ее из республики.
Когда она немного успокоилась, Андрей начал задавать вопросы.
Очень четкие, но спокойно, чтобы она не нервничала. И она поняла, что боятся его не надо. Отвечала максимально подробно, рассказала о жизни Лии весь этот месяц. Боялась говорить при Надежде о том, как избили Алию, как хлестали ее ремнями по ногам и спине, но глаза Андрея потребовали и этого рассказа. Надя плакала, Светлана пила кофе литрами, Андрей задавал новые и новые вопросы. Его интересовало абсолютно все: любая мелочь, вплоть до оценки физического состояния девушки, связи семьи Алиевых и семьи Магомедовых, слухи, локации, даже мысли самой Заремы. Никто еще и никогда не интересовался ее мнением, но Андрей внимательно слушал, внутренне восхищаясь: молоденькая девочка, сама того не подозревая принесла им невероятное количество информации. Важной и значимой.
А в глубине души сознавал, как жадно слушает рассказы о самой Лии. О ее побеге, о ее сопротивлении, о ее стратегическом мышлении, о силе ее духа. Другая на ее месте сломалась бы в самом начале, Лия сохраняла потрясающую трезвость ума и несгибаемость воли. Когда Зарема, плача, рассказала о пытках, сдавил тонкую фарфоровую кружку так, что раздался хруст, а ладонь тут же окрасилась в алый цвет. Светлана быстро перевязала руку, но он даже не почувствовал боли. Потому что в рассказе Заремы Алия, его Алия, чувствовала то, что не должен чувствовать ни один человек в мире.
Закрывал глаза и видел, как в фильме видел, и ее работу в горах, и сгоревшую на палящем солнце кожу, и нежные, тонкие ладони со шрамами и кровавыми мозолями.
А потом пришла новая весть — Лия оказалась в больнице.
— Он насилует ее? — вдруг спросила Надя, в ее голосе слышались слезы. Спросила то, о чем они никогда не говорили, но что всегда висело, как проклятье.
В глазах Андрея потемнело от невыносимой злобы.
— Скорее всего, — он заставил себя ответить. — Свадьба была слишком пышной, Надя. Обычно, когда берут вторую жену, делают это только для самых близких и надежных. Свадьба Ахмата с Алией по размахам значительно перебила его первый, официальный брак.
— Что это значит, Андрей? — сквозь боль спросила женщина.
— Он угрожал ей вами, Надя. Из того, что мы знаем, она не попыталась снова бежать только потому что поступила прямая угроза для вас. Она уже поняла, на что способны эти люди. Но то, что он пообещал ей дать позвонить вам, пышность и размах свадьбы, то, что он теперь каждый день приезжает в больницу и проводит там по несколько часов, говорит нам о том, что это уже не просто сделка кланов. Магомедов…. — Резник замолчал, глядя на черную, густую жидкость на дне кружки, — Магомедов влюблен в вашу дочь, Надя.
Женщина охнула.
— Он хочет легитимизировать этот брак, — голос мужчины был страшно мертвым, безжалостным, холодным. — А для этого ему нужны несколько вещей. Документы Лии, которые находятся у вас. Их можно выкрасть, можно восстановить через полицию, тем более у него есть связи в полиции. Но! В Волгограде лежит ваше заявление о пропаже дочери, вы молодец, что снова и снова дергаете полицию. А значит, Магомедову нужно, чтобы Лия, в случае чего, сама подтвердила добровольность ее отношений с ним. Это Кавказ, Надя. За закрытыми дверями может происходить что угодно, вплоть до убийства, но внешне все должно быть чинно и мирно. В идеале, Лия звонит вам, говорит, что любит этого ублюдка, просит выслать документы за которыми приедут вежливые люди, после чего Магомедов разводится с Айшат и вступает в официальный брак с вашей дочерью.
От своих слов он ощутил, как немеют его руки, как хочется стиснуть горло ненавистного противника, но продолжал говорить спокойно.
— После этого, Надя, шансы вернуть Лию близки к нулю. Они и сейчас не велики, но….
— Андрей…. Я убью его… — прошептала Надя. — Я поеду в Дагестан и убью его, слышишь? Он там мою девочку…. Андрей, у нее же никого не было.
Резник почувствовал, как выпитый кофе резко подступил к горлу. С огромным трудом взял себя в руки.
— Надя, если бы Лия… не была… ее скорее всего убили бы. По их меркам, она была бы порченной, бесполезной….
— Да что они за твари-то такие? — сорвалась женщина. — Они ведь и Зарему не пожалели. Ладно моя, она им чужая, но они и свою….. Что Патимат за мать? Как бы она спала, если бы знала, что ее дочь, ее кровиночку, насилуют каждую ночь? Неужели их религия такое допускает? Но Руслан никогда таким не был!
— Не религия, Надь, — Андрей глубоко вздохнул, — не религия. Коран не призывает к насилию, Коран дает женщинам право выбора. Это люди. Прикрываясь религией, обычаями, традициями — они творят дикости, они покрывают свои пороки. Вторая, третья, четвертая жена по Корану — женщины, которые по какой-то причине не смогли стать первыми женами, но они тоже достойны быть матерями, познать радости семьи. Но одержимые люди перевернули религию под оправдание своих желаний.
Он отлично понимал Надю, видел, что ее ненависть, ее боль застилают ей глаза. Сам порой чувствовал красную пелену перед глазами от ненависти. А когда думал о жадных руках Ахмата на тонком теле Лии….
Зажмурился, отбрасывая страшные видения. Не хотел думать, не хотел видеть.
Хотел помнить другую Лию: с котом, который приспособился теперь спать у него в ногах, с Кристиной, прибегающей к Наде каждый день в надежде узнать хоть какие-то новости о подруге, на соревнованиях, медали от которых висели у нее на стене и отбрасывали золотистые блики от проезжающих машин каждую ночь. Он временно жил в ее комнате. Надя сама предложила ему не снимать квартиру, а пожить у них, и он согласился. Работал за ее столом, спал в ее кровати, его вещи лежали на одной из ее полок. И понимал, что делает это не ради удобства.
Ненавидел Магомедова не просто как насильника, а как соперника. Соперника, который пока выигрывал. Сколько у Алии хватит сил сопротивляться? Сколько еще она сможет продержаться в этом аду и не пойти на поводу у сладких обещаний? А в том, что они даются, Андрей не сомневался. У Магомедова огромные ресурсы, а Алия, не смотря на силу характера, всего лишь маленькая 23-х летняя девочка. И она — рядом с ним.
Дураком Ахмата назвать было нельзя. Не каждый может закончить МГУ без отцовских денег и влияния, не каждый может не просто удержать бизнес, а расширить его, не каждый может удержать баланс между богатством, властью и криминалитетом. Ахмат смог. Это не тупой бандит или гопник — это хитрый стратег, интеллектуально зрелый психопат с вспышками неконтролируемой агрессии. Всеволод поднял старые архивы, слегка капнул по старым связям, пользуясь давней нелюбовью силовиков к регионам Северного Кавказа. Гаджи Магомедов даже лечился в закрытой клинике Турции, после того, как жестоко изнасиловал и убил русскую девочку в Сочи, но дело замяли местные. После возвращения женился на Халиме Ибрагимовой, и по некоторым данным она тоже не избежала страшной участи. После рождения Ахмата, старшего сына, Халима появилась на людях — бледная и опустошённая, однако больше надолго не исчезала, а после и вовсе стала появляться рядом с мужем.
Ахмат, судя по сводкам полиции, тоже имел проблемы из-за характера, во время учебы, не смотря на блестящую успеваемость, едва не вылетел из университета за жестокое избиение сокурсника. После этого, кровавый след и подозрения шли за ним по пятам. В ОАЭ пострадавшая модель, бывшая его любовницей почти год, была спешно отправлена в Штаты с приличной суммой на счету и закрытым лицом. После этого Магомедов был осторожнее, но все равно слухи тянулись и из Азербайджана и из Турции. Его любовницы рядом долго не задерживались, уходили с красными глазами и круглыми счетами.
— Я убью его… — шептала Надежда.
— Ты к нему даже не сможешь приблизиться, Надя, — Андрей отвел глаза от ненавистной фотографии Магомедова. — А если и попробуешь, тебя тут же убьют. Лия не для того за тебя боится, не для того, просила передать, чтобы ты была в безопасности, чтобы ты сама себя под монастырь подводила. О ней подумай, Надь! — хлопнул он по столу ладонью. — После освобождения Лие понадобятся и забота и уход, ей ты нужна будешь. Надя, послушай. Она пока в безопасности, ее жизни ничего не угрожает. Он сейчас, скорее всего, увезет ее из города в горы. На нужно будет понять — куда.
— А дальше?
— Дальше, Надь…. Дальше нам всем рискнуть придется. Тебе — тоже. А пока…. Зарему из квартиры ни за что не выпускай, даже на улицу. За ней теперь тоже охота вестись будет. Мы записали ролик, что она ушла из дома добровольно, что хочет жить своей жизнью, загрузили на ютуб — на случай если они ее в розыск объявят, как пропавшую без вести. Теперь нужно скрыть ее местоположение. Если я все верно просчитал, ждать ее будут в Москве, не у тебя. Но и тебя проверить могут, поэтому пусть сидит как мышка — фильмы смотрит, дома тебе помогает. К окнам тоже пусть лишний раз не подходит. И пусть Кристина ее покрасит в рыжий цвет и волосы пострижет. Вытащим Лию — битва будет уже на нашем поле. Поняла?
Женщина медленно кивнула, глядя на пятнышки кофе на футболке Андрея. Тот молча налил себе еще кофе, открывая файлы для работы.
На электронной почте болтались письма от Есении, которые он открывать не хотел. Вздохнул. Открыл. Ушел к себе в комнату, чтобы поставить тяжелую точку.