27

Лия много спала, потому что только сон дарил ей краткие мгновения покоя. Во сне не было боли, во сне не было пыток, во сне она снова была дома. На залитых солнцем улицах родного города, среди друзей, рядом с мамой. С веселой молодой мамой. Иногда, рядом с ней был и папа, брал ее за руку, и они гуляли по набережной Волги, вдыхая запах степей и реки.

А потом приходила реальность в виде белой больничной палаты, извечной Халимы, и кусочка неба, видимого из окна, по которому Лия и определяла время.

Сейчас там зажглись первые звезды.

Но что-то изменилось.

Сперва она даже не поняла этого, просто скорее почувствовала. Присутствие, или, может быть, изменившийся запах в палате, не приторный, тошнотворный роз и антисептика, а свежий, холодный, ненавистный.

А потом сердце забилось с ужасающей скоростью и по спине скатилась капелька холодного пота.

Лия подскочила на кровати, застонала от боли в животе и резко осеклась под внимательным, угрюмым взглядом синих глаз.

Задрожала мелкой дрожью, инстинктивно натягивая на себя тонкое покрывало и стараясь отползти назад.

Ахмат заметил, что она проснулась, увидел панику в глазах, дрожь и ужас.

— Лия… — поднял руки, не делая попыток подойти, — я не трону. Пришел узнать, как ты? — произнес глухо, опуская глаза. — Врач сказала, что лучше?

Девушка торопливо кивнула, чувствуя, как холодеют руки от страха.

— Хорошо, — он тоже кивнул. — Мама говорит, ты плохо ешь…. Скажи, что любишь, и тебе привезут, Лия.

Она снова торопливо кивнула, мечтая только о том, чтобы он ушел. Не тронул ее.

Он вздохнул, видно было, что не хочет уходить, хоть и добился ее полной покорности.

— Алият… я… когда маленьким болел, в больнице лежал, на стены от тоски лез. И мама, она мне книги привозила. Я тоже… не знаю, что ты читать любишь, поэтому привез на свой вкус, — он взял со столика у кресла маленький пакет и показал ей. — Там Кинг и Браун. Не знаю, читаешь такое или…

Он протянул пакет, но, не получив ответа, не стал навязывать — просто поставил его на тумбочку рядом. Только тогда их взгляды встретились. Впервые за все время Лия не смогла скрыть эмоции — удивление вспыхнуло в ее глазах так открыто, что вытеснило страх, делая ее на мгновение живой, настоящей.

Ахмат чуть дернул уголком губ — что-то вроде неловкой, усталой улыбки.

— Сам-то сейчас чаще новости читаю, да строительные справочники, — продолжил Ахмат, чуть усмехнувшись. — Но в детстве Кинга любил. Может, если хочешь, романы там какие, маме скажи, Лейла купит и привезем. Или дома, может есть, у нас большая библиотека.

Лия ушам своим не верила, глядя на мужа.

— Судя по взгляду, — усмехнулся он, — ты думала, я вообще читать не умею, так?

Она отвела глаз в сторону.

— Я не дикарь, Алият, — грустно продолжил Ахмат ровным голосом. — Я закончил МГУ, причем сам, без денег отца. Моя ревность порой доводит до беды, я не всегда умею контролировать злость. Но если границы не переходить, Алият, я не взорвусь. От одной мысли, что кто-то другой тебя касался, меня выворачивает наизнанку, девочка. Там, на свадьбе, когда ты танцевала, я убить готов любого был, кто коснется тебя хоть пальцем. Ты 23 года жила… как придется. Сопротивлялась мне. Что я должен был подумать? Вот и подумал, что ты… — его щеки покраснели, в синих глазах снова проскользнуло опасное пламя.

Лия сжалась в комочек.

Но Ахмат тут же погасил этот огонь.

— Ничего плохого больше не будет, — снова ровно заговорил он. — Ничего, Алият. Больше не будет боли, я обещаю. А Резник…

И снова это имя, резкое и острое, как нож — Лия вздрогнула.

Ахмат помолчал, глядя на закат, превращающий белую палату в розовый сад, наполненный цветами.

— Алият, посмотри, пожалуйста, — он осторожно встал, стараясь не делать резких движений, мягко подошел к кровати. Лия вжалась в подушки, но он только протянул ей телефон с фотографией.

Несколько мгновений она колебалась, брать или не брать, перебегая глазами с телефона на лицо мужа и обратно. Он терпеливо ждал, не проявляя ни малейших признаков раздражения. И тогда она медленно взяла из его рук телефон и посмотрела на фото.

Оттуда на нее смотрел молодой, красивый мужчина, с выразительными карими глазами. Он сидел за столом, явно на какой-то конференции. В дорогом костюме, с дорогими часами. С фотографии он смотрел по-доброму, чуть прищурившись, от чего по молодому лицу от глаз к вискам пробежала тонкая сеть морщинок. А в черных волосах Лия вдруг заметила первые признаки ранней седины.

Но этого человека она не знала. Никогда раньше не видела.

Подняла голову к Ахмату и только сейчас заметила, что он присел на край ее кровати, внимательно наблюдая за реакцией.

— Знаешь его? — спросил чуть резче, чем раньше.

Она снова отрицательно покачала головой.

Ахмат тоже кивнул, задумался над чем-то.

— Я совершил ошибку, Алият, — наконец, признался он. — После свадьбы, я был раздражен на твой страх и твое пренебрежение, которое написано у тебя на лице было, а тут мне позвонили. Кто-то несколько дней вынюхивал информацию обо мне и о твоей семье, но имени мы не знали. А на свадьбе заметили людей, которые фотографировали тебя, меня, твоих сестер. Лия, у меня много партнеров, наша с тобой семья — могущественна, но и врагов у нас хватает. Ты теперь — моя жена перед Аллахом, и я обязан тебя защищать. Моя служба безопасности умеет быстро работать, поэтому имя и раскрыли, но без особых подробностей. Прислали и его фотографию — красивая, пронырливая московская крыса. И в тот момент моя ревность… — он потёр лицо ладонью, будто ему было стыдно признавать это, — взяла верх над здравым смыслом. Я допустил ошибку. Слишком рано сделал выводы.

— Я его не знаю… — почти беззвучно прошептала Лия и невольно втянула голову в плечи, потому что в голосе мужа уже звучала не просто ревность — на грани слышалась сдерживаемая злость.

— Тише, тише, соколенок мой, — Ахмат тут же понизил голос, осторожно, невесомо касаясь пальцами волос жены. Хотел, очень хотел задеть сильнее, зарыться пальцами, прижать к себе, снова вдохнуть ее запах, но понимал — не сейчас. — Я знаю. Теперь — знаю.

Лия замерла от этих касаний. Не отпрянула, но замерла, чувствуя холод внутри. Она сидела, боясь даже пошевелиться, дышала коротко, неглубоко, стараясь не впускать в себя воздух полной грудью, потому что в этом воздухе всегда витал его запах — запах свежести и моря, чуть резкий, с холодной примесью ментола, запах, слишком прочно въевшийся в её память.

— Алият, — он облизал губы, — ты знаешь… что Зарема сбежала?

Лия вздрогнула всем телом, выдавая себя.

— Она пропала? — едва слышно выдохнула, вместе с остатками воздуха. — Ее… убили?

— Нет, что ты, нет…. — Ахмат по-своему истолковал страх девушки, его пальцы осторожно коснулись её лица, едва скользнули по багрово-синему следу на щеке — не как жёсткий хозяин, а как человек, который пытается утешить, хоть и делает это по-мужски неуклюже, грубовато, без привычки к нежности. Он смотрел прямо ей в глаза, не отводя взгляда, хотел, чтобы она поверила каждому слову. — Она ушла из дома, Лия. Скорее всего — на нашей свадьбе. Там не было ее братьев и отца — не положено, вот и воспользовалась этим. Или, ее кто-то убедил уехать. Взяла твои деньги, думаю те, которые тебе на удачу дарили. Выскользнула из окна в туалете, ее платье нашли в мусорном баке за рестораном. По камерам видно, что она выбегает с заднего двора и бежит по улицам. А потом к ней подходит человек, они о чем-то говорят и она садится в машину к нему.

Лия не могла поверить своим ушам. Зарема села к кому-то в машину? Или Ахмат лжет или…. Зарема что-то ей не рассказала.

— Она…. — девушка не могла скрыть дрожи в голосе, то ли сомнений, то ли ликования. — Она была веселой на свадьбе. И дома. Но… я там чужая… была…

Ахмат усмехнулся, продолжая пальцами ласкать избитое лицо. Его большой палец мягко провёл по скуле, избегая ссадины, точно хотел снять боль прикосновением. Он, возможно, даже не замечал, что делает это — рука двигалась сама, по какому-то инстинкту, движимому притяжением к ней.

— Этот Резник — московский адвокат и правозащитник, — наконец, признался он. — И да, твоя версия подтверждает мою. Ты действительно не при чем, жена моя. Он не за тобой охотился, шакал, а за Заремой. Это его человек забрал твою сестру. Падальщики, — с ненавистью бросил он, но тут же снова взял себя в руки.

— Ахмат и Саид требовали поговорить с тобой, но я не позволил. Зарема — их проблема и их позор, не наш, — он снова прикоснулся к серебристым волосам. — Никто, Алият, больше не посмеет тебя обидеть. Никогда, слышишь? Ты чиста перед мной и всевышним, моя девочка.

Лия закрыла глаза, позволяя мужчине ласково касаться себя, преодолевая отвращение.

К счастью, Ахмат чувствовал, что баланс хрупок, что одно неверное движение — и она снова станет ледяной стеной. Он остановился. С усилием убрал руки, отрывая их от её кожи так, будто вынуждал себя оставить самое желанное.

— Раны заживут, Алият, — тихо прошептал он. — Мы с тобой уедем, уедем из этого города. Туда, где нет злых языков, где есть только горы, небо и река. Ты полюбишь их, как люблю я. А потом, если захочешь, поедем в свадебное путешествие куда ты скажешь. Хочешь — в Европу, захочешь — на острова. Или в Эмираты.

Она просто кивнула, задабривая зверя рядом, который урчал и мурлыкал от ее покорности.

Он встал с кровати, заметив, наконец, насколько бледна Алия.

— Я приду завтра, — прошептал в ухо, — скажи, что тебе принести — все будет. Цветы, еду, одежду… Лия, я все для тебя сделаю…

— Книг будет достаточно, Ахмат, — едва слышно ответила она, чуть повернув голову, но не открывая глаз. И в этот миг, случайно, её щека коснулась его щеки — на одно дыхание, на одно сердцебиение, но этого касания оказалось достаточно, чтобы у него перехватило воздух в груди.

Что-то внутри сорвалось с цепи.

Он не удержался.

На мгновение забыв о самообладании, о том хрупком доверии, которое только начал завоёвывать, Ахмат опустил голову и уткнулся носом в изгиб её тонкой шеи — жадно вдыхая аромат живой женщины, его женщины — чистый, тёплый, такой домашний и при этом сводящий с ума. Его пальцы невольно дрогнули, словно хотели вновь вернуться к её коже, к её волосам, к её телу — к тому, что он считал своим по праву обета и страсти.

— Всё будет, Лия, — прошептал хрипло, не поднимая головы. — Всё. Я сделаю так, как ты захочешь.

Она не шевельнулась, не отстранилась, не дернулась. Сидела ровно, все так же закрыв глаза.

А когда ушел, вскочила с кровати и бросилась в туалет. Рвало ее долго, мучительно, сотрясая все тело спазмами.

И все же, в голове билась мысль: сбежала, сбежала, сбежала.

Лия осела на пол, не имея больше сил подняться, прижимаясь спиной к стене, ощущая, как холодный кафель медленно вытягивает остатки жара из дрожащего тела. Она обняла руками колени и закрыла глаза, позволяя слезам течь свободно — уже не думая, не сдерживая их.

То ли от счастья. То ли от отчаяния. То ли от того, что мир, который она считала давно закрытым для чудес, вдруг треснул — и где-то там, за трещиной, был шанс. Хоть какой-то.

Андрей Резник.

Правозащитник.

Правозащитник!

Зарема!

Теплые карие глаза навсегда врезались в память.

Загрузка...