Во второй половине дня, ближе к вечеру, выехали на оживленную трассу, перед этим в одном из сел сменив машину — Лия с трудом открыла глаза, когда Андрей осторожно перенес ее из грязного внедорожника в легкую Элантру, за рулем которой сидела женщина лет 40.
— Андрей, — она крепко пожала руку мужчине, — слава богу, добрались.
— Маша, Лию нужно врачу показать, желательно в частной больнице, я оплачу, — заметил Резник, устраивая девушку удобнее и перенося свои сумки из одной машины в другую.
— Организуем, — коротко кивнула та, — как только в город заедем, сразу в больницу. Да и отдохнете с дороги немного. Выглядит не очень… — посмотрела на Лию, — что случилось у вас.
— Горит вся, — покачал головой Андрей, снова задевая лоб, — она из реки выбралась, со скалы сиганула, чтоб сбежать…
— Вот тебе и кроха… — одурело покачала головой Мария, — кто бы мог подумать….Расул…
— Храни вас Аллах на пути, — благослови тот, глядя, как отъезжает машина от места встречи.
И снова дорога, снова тяжелое молчание, прерываемое только музыкой радио. Солнце клонилось к закату, когда Андрей и Мария вдруг синхронно выдохнули и посмотрев друг на друга рассмеялись.
— Выехали из Дагестана, — обернувшись, Андрей поймал мутный, тяжелый взгляд Лии. — Потерпи, девочка, встали на Астрахань.
Лия устало закрыла глаза, снова погружаясь в полусон в полубред. В груди пекло, нога вспыхивала болью на каждом повороте машины, голова болела так, что хотелось стонать. На одной из остановок она с трудом выпила растворённое в кипятке жаропонижающее; руки дрожали, губы не слушались, но Андрей удерживал кружку, не давая пролить. К боли прибавился кашель, першение в горле, слабость ломала тело, и вся она будто распадалась на части, едва удерживая сознание.
Резник посерел лицом, глаза потемнели, в них застыли злость и вина, которых он не показывал никому. Он смотрел на девушку и проклинал того, кто довёл её до этого состояния, проклинал собственное бессилие и позднюю дорогу, где каждая минута могла стать последней.
В Астрахань въехали под утро, в молочной предрассветной дымке; город спал, и только фары резали редкий туман. По указанию Марии они свернули к небольшой частной клинике на окраине, где их встретил пожилой мужчина.
— Мань, а, Мань, ты мне должна будешь как земля — колхозу! — врач, высокий, с седыми висками и потёртым бейджем, говорил, не поднимая глаз от планшета, где уже набирал данные. — Ради тебя я дежурную бригаду поднял, лабораторию дернул, медсестру с рентгена вызвал. Снимки сделаем, кровь возьмём на общий и биохимию, посмотрим воспалительный маркёр, но, если обнаружится хоть малейший риск внутреннего кровотечения или смещения, — он развёл руками, — ты же понимаешь, Мария, придётся переводить в нормальную больницу.
Мария устало кивнула, дав знак Андрею не медлить и занести девушку внутрь.
Запах антисептика и влажного белья ударил в нос, когда двери приёмного кабинета закрылись. Лию уложили на кушетку, сняли верхнюю одежду, обрезали бинт с ноги, быстро и профессионально — без лишних слов, только короткие команды: «зажми», «держи», «подай». Принимающий врач, осмотрев ногу и грудную клетку, коротко присвистнул.
— Вы её через мясорубку пропустили, что ли? — спросил он, выходя к ожидавшим в коридоре.
— Почти, — устало ответила Маша.
— Перелом закрытый, без смещения, гипсовую лонгету наложим сразу, — врач говорил сухо, деловито, — трещина по седьмому ребру, сделали повязку. Поставили капельницу с физраствором, цефтриаксон и анальгетик внутривенно, температура спадает. Иммунную поддержку обеспечим, но колоть антибиотики сами сможете? — он перевёл взгляд на Андрея.
— Да, — коротко ответил тот.
— Хорошо. Я выпишу курс на три дня и дам расходники, но придется оплатить. — Врач снял перчатки, бросил их в бак для утилизации и, обернувшись, добавил с раздражением: — Идиоты, не могли взять запасное бельё? Вы хоть представляете, что такое для женщины провести ночь в мокром? Она простужена, лёгкие шумят, кашель грубый, начинается бронхит, да и по... женской части ничего хорошего. Мань, ну ладно этот мужик, а ты куда смотрела? Набор во главе с циститом девке организовать хочешь?
Кровь ударила Резнику в лицо, оно враз стало пунцово-красным.
— Мы ее сейчас приведем в порядок, ей станет лучше. Но вам обоим отдохнуть надо, хотя бы несколько часов.
Мария кивнула, глядя на пылающего Андрея так, словно хотела убить.
Когда через час он занес Алию в маленькую квартиру на двоих — снятую Марией, она уже не горела настолько сильно. Просто вытянулась на кровати и глубоко вздохнула, позволяя снять с себя одежду и укрыть настоящим, мягким одеялом.
Резник сел на диван, чувствуя, как наваливается смертельная усталость. Как и девушка, он просто стянул с себя футболку и джинсы и провалился в тяжелый, черный сон.
Лия кричала. Ахмат ворвался в квартиру вместе с охраной — тяжёлые шаги, резкий запах табака, лязг оружия. Он схватил её за волосы, поднял, и, как в ту первую ночь, ударил по лицу с такой силой, что она ударилась о стену и упала. Сквозь пелену боли и звон в ушах она видела, как его люди валят Андрея на пол, бьют, наваливаются сверху, давят на горло, рвут суставы, ломают позвоночник, превращая дыхание в хрип.
— Ахмат… нет… — сорвалось с губ.
Он не слышал. В почерневших глазах стояло одно — ярость, оскорблённая собственность, безумие мужчины, пришедшего убивать. Он наступил на её сломанную ногу, надавил медленно, с наслаждением, и мир лопнул от боли, заполнившись белым светом.
Она закричала — крик прорезал всё: стены, время, сон.
— Лия! — где-то рядом, совсем близко, уже другой голос, мягкий, тёплый, живой. — Лия… моя девочка…
Ее била мелкая дрожь, а слезы, горячие и соленые, бежали по лицу, оставляя влажные следы на коже Андрея. От накатившего ужаса перехватывало горло, не давая вымолвить и слова; она могла лишь судорожно прижиматься к его горячей груди, впитывая это тепло как единственную защиту. Андрей, не говоря ни слова, крепко обнимал ее за плечи.
Комнату гостиницы заливало слепящее утреннее солнце, пыльные лучи золотили пылинки, танцующие в воздухе. За окном, словно в другом, беззаботном мире, гудели машины, слышался обрывистый смех и отдаленные голоса спешащих по своим делам людей.
Ахмата не было. Не было его тяжелого взгляда, его бешеной ненависти, от которой стыла кровь.
Был только Резник, раздетый и взъерошенный, с покрасневшими глазами и щетиной, который, не смотря на сонливость, продолжал крепко ее обнимать, прижимая к себе.
— Он меня найдет… найдет… — Алия тряслась от ужаса, никак не могла успокоится. — Он не остановится, он меня будет искать…. Он всех убьет…
— Лия, — Андрей обхватил ее лицо руками и сжал, заглядывая в глаза, — я не позволю. Ты слышишь? Я не дам ему к тебе даже приблизиться….
— Ты не понимаешь… не понимаешь… — она плакала, задыхаясь от паники, не имея возможности нормально дышать. — Он любит меня… любит…. Он меня женой хотел сделать…. Он — зверь… он убьет нас обоих…
— Нет, Лия, нет, — Андрей вдруг подавил желание накрыть ее губы своими, заставить замолчать, переключить панику и ужас на себя, но понимал, что этим сделает только хуже. — Послушай меня, мы едем не в Волгоград, мы едем в Москву. Твоя мама уже там и Зарема тоже. Там у меня есть возможность вас защитить….
— Ни у кого нет… ни у кого… они меня прямо на улице похитили…. Избивали…. Всем все равно….
— Нет, моя девочка, нет. Не всем, — его рука скользнула по ее спине, ладонь легла на лопатки, чувствуя под тонкой тканью футболки каждый позвонок, каждую судорожную вздрагивающую мышцу. Он притянул ее чуть ближе, чтобы их сердца стучали в унисон. — На этот раз история другая, Лия. Ты — не дагестанка, тебя действительно похитили с улицы и в полиции есть заявление твоей матери — самого близкого родственника. Пока ты была в Дагестане, никто не хотел вмешиваться, это правда, но сейчас ты на моей территории, не на его.
Он с силой, но не больно, зажал ее лицо между ладонями, заставляя встретиться с его взглядом.
— Я не дам больше ему тебя забрать. Если придется… — его большой палец нежно стер с ее щеки слезу, — мы… Ты уедешь из России, но он тебя больше не получит. Никогда. Дыши, маленькая моя, дыши… Считай до десяти и обратно, — и не выдержал, наклонился, касаясь ее губ своими, вдыхая в нее свои силы, свою жизнь.
Лия резко втянула в себя воздух.
Андрей пришел в себя и отстранился.
— Прости... — прошептал он, — прости... я должен был успокоить тебя, Лия.
— Что... что ты делаешь?
— Переключаю эмоции, — ответил ровно и спокойно, не подавая вида, что врет, откровенно врет и ей, и себе. — Видишь, ты стала успокаиваться. Лия, я везу тебя домой, к тем, кого ты любишь. Я не причиню тебе зла, клянусь, — снова притянул к себе, но уже спокойно, ласково, не сильно.
Она дышала коротко, рвано, плакала, но постепенно начала успокаиваться в сильных руках. Андрей бережно прижал ее к себе, молясь только, чтобы она не испугалась на этот раз уже его, и проклиная утро и естественную реакцию организма. Повернул ее так, чтобы у нее даже мысли об опасности не возникло. Убаюкивал, успокаивал, держал крепко, а у самого горели губы от поцелуя, в крови играл первобытный огонь, мурашки бежали по спине от отчаяния и темного желания, которое вызывала эта удивительная девушка. Она доверяла ему, а он хотел, первый раз в жизни хотел воспользоваться доверием.
Ненавидел себя за это, и ничего не мог поделать.
И вдруг понял, что Ахмат испытывает к ней эмоции, ничуть не слабее его собственных. А значит — будет рвать за нее всех, значит — пойдет по головам. Он будет убивать, но не ее. А если получит обратно….
Резнику стало по-настоящему дурно от понимания, что ждет Лию, если Ахмат сможет ее заполучить.
Она доверчиво положила голову ему на плечо, успокаиваясь, затихая. Он чуть-чуть пошевелился, отодвигаясь, набрасывая на себя одеяло так, чтобы не смутить ее, оберегая не только покой девушки, но и ее душу. Гладил рукой по волосам, борясь с собственными демонами внутри.