Незаконченная жизнь. Горянка

16

Ближе к вечеру слова Аминат подтвердила и бабка Ильшат, поджимая тонкие губы и брезгливо осматривая девушку, точно кобылицу на базаре.

— Собирайте вещи, — поджала она губы, — завтра уедете с отцом.

Лицо Аминат осветила сдержанная улыбка — показывать внутреннее ликование девочка не рискнула. А Лия так и замерла над едой, чувствуя абсолютное, тотальное бессилие от собственного положения.

Она вскочила на ноги, схватила одно из ведер и понеслась к двери.

— Куда? — крикнула ей вслед Джейран.

— Воды принесу! — первое, что пришло в голову.

Знала, что будет наказана вечером, знала, что пожалеет о своей несдержанности, но не могла больше находится в этом доме, рядом с этими женщинами — рабынями и надзирательницами в одном лице.

Хотелось бежать, бежать и бежать, не к колонке в центре села, а дальше — к шумному ручью, протекающему около дороги — единственной дороги в селе. В этом проклятом, прекрасном, похожем на рай аду.

Хотелось кричать — голоса не было, хотелось плакать — слез не осталось. Губы шептали только одно:

— Мама! Мама! Спаси меня, мама!

Она неслась вниз по гравийной дороге, выскочила из села и побежала дальше, туда, где шумел ручей. И хотя она ясно понимала — этот побег смешон, глуп, обречён с самого начала, — внутри всё равно теплилась крошечная, отчаянная надежда: если не спасение, то хотя бы глоток свободы перед тем, что будет дальше.

Свернула с дороги, увидев отблески фар в сумраке вечера, отбросила в сторону ведро и подбежала к ручью, падая на колени в буйно росшие по берегу травы — ароматные и свежие. Уткнулась лицом во влажную землю, жадно вдыхая запах воды, мяты и нагретых за день камней.

Разум твердил: «нужно вернуться, выждать, выжить любой ценой», сердце, все ее нутро молило: «беги и не останавливайся!».

От злости и отчаяния Лия закричала, кидая в воду огромный камень с берега.

— Вижу, красавица, — услышала за спиной, — тебя так и не укротили.

От этого знакомого и нереального голоса волоски на голове зашевелились в прямом смысле слова. Лия резко обернулась и попятилась назад, прямо в ручей.

Ахмата она узнала сразу: по широким плечам, по гордому, высокомерному повороту головы. От ужаса в горле пересохло.

Она отступила еще на два шага, поскользнулась на мокром камне и рухнула прямо в ледяной поток.

— Осторожно! — мужчина в два шага оказался рядом и протянул руку.

— Не трогай меня… — прошептала девушка, справляясь с паникой. — Что ты здесь делаешь?

— Приехал проверить, выполнили Алиевы свои обещания или нет, — не дожидаясь её ответа, он шагнул в воду, обхватил её за талию и поднял так легко, будто она ничего не весила. Вода стекала с её одежды, вниз по его рукавам, но он не обращал на это ни малейшего внимания. Поставил её на камень — но не отпустил. Наоборот — притянул ближе. Слишком близко. — А у нас с тобой традиция появилась, встречаться при побеге.

— Пусти, — Лия снова, как и тогда, пыталась освободится.

— А если нет? — вкрадчиво спросил он, вглядываясь в ее лицо.

— Не посмеешь нарушить традиции…. — прошептала девушка, стараясь отодвинутся от него хоть немного.

Ахмат рассмеялся — искренне и громко.

— Алият, ты уже — моя. Позавчера были последние переговоры с твоим дедом, я могу забрать тебя прямо сейчас!

Лия с ужасом поняла, что это правда. Что сейчас он посадит ее в свою машину и сделает все, что угодно его душе: никто и никогда больше о ней даже не спросит.

Ахмат видел её страх. И пил его. Спокойно, неторопливо, как вино. Ему нравилось смотреть, как расширяются её зрачки, как учащается дыхание. За этот месяц она изменилась — загрубела, осунулась — но стала такой, что удержаться от желания было уже почти невозможно. В ней была сила, которую он не хотел ломать — хотел подчинить. Целиком и навсегда.

— Замерзла? — спросил прямо в губы, посиневшие от ледяной воды и страха.

— Да… — прошептала Лия, стараясь отвернуться.

Он наклонился еще ближе, дразня не ее — себя. Разжигая собственный огонь в венах.

— Не смей… — прошептала девушка из последних сил пытаясь вырваться.

— Хватит, соколенок, — спокойно сказал он. — Мне нравится твой характер, но запомни, что я — твой хозяин и муж.

— Я никогда…

Он снова рассмеялся.

— Хорошо, — неожиданно легко отпустил её, даже чуть оттолкнул, словно отрезая от себя ненужную слабость. — Допустим. Ты не хочешь замуж. Печально, конечно, — его голос изменился, в нём исчезли и шелковистая вкрадчивость, и обжигающая страсть предыдущих слов; остались только сталь и пустота. — И что ты будешь делать, Алият?

Он словно наслаждался её немым протестом.

— Думаешь, это что-то меняет? — продолжил Ахмат, делая шаг назад, но взглядом всё так же удерживая её, как цепью. — Хорошо. Не ты — так другая. Твой клан отдаст мне Зарему. Или Аминат. Или любую из своих женщин — в конце концов, у Алиевых их хватает. Мне всё равно. Мне нужна лишь жена. А разве не всё ли равно, какая именно, если контракт заключён?

Он чуть склонил голову, наблюдая, как её дыхание сбивается, как бьется тонкая, голубая жилка на виске.

— Но знаешь, что будет дальше? — тихо спросил он. — Ты перестанешь быть им нужна.

Произнес это ласково, будто объяснял простую житейскую истину.

— И вот тогда, Алият, мне по-настоящему интересно — как, по-твоему, твои родные поступят с тобой? С девушкой, которая опозорила семью, отказалась подчиниться и сорвала сделку? Люди, которые продали тебя один раз… продадут ли второй? Или просто избавятся — чтобы не позорить дом?

Он медленно поднял бровь — лениво, цинично, будто это всё давно решённый вопрос.

— А как ты думаешь, что сделают с твоей матерью? — шёпотом спросил он, и от этого у Лии внутри словно всё оборвалось. — С женщиной, которая воспитала неблагодарную дочь, отказывающуюся подчиняться старшим и традициям? Женщиной, которая однажды уже осмелилась пойти против воли семьи мужа?

Он не повысил голоса ни на полтона.

Лия не сразу поняла, что перестала дышать. Кровь зашумела в ушах, мир вокруг размывался. Все мышцы сжались, пальцы похолодели, она начала задыхаться. Смотрела на него — и не могла вымолвить ни звука.

Мама.

Он ударил туда, где боли больше всего.

И Ахмат знал это, видел, как побледнело её лицо, как в глазах мелькнуло отчаяние — не отвёл взгляда, наблюдая, как рушится последняя иллюзия свободы.

— Ты… угрожаешь мне….

— Неет, — потянул он. — Даже не думал, Алият. Я и пальцем не трону ни тебя, ни твою мать — за меня это сделают другие. Смотри, — он обвел руками вокруг себя. — Вся эта земля — собственность Алиевых и их родни. Можно на этих просторах отыскать одну единственную глупую девчонку? Нет, Алият, это невозможно. Здесь можно похоронить сотни таких как ты, и никто об этом даже не прознает. Сначала привезут Надю сюда, а потом вас обеих просто придушат. Как бешенных сук, с порченным пометом.

Лия смотрела в ледяные синие глаза и понимала, что он не лжет. Ни капли лжи нет в его словах. Она могла сомневаться в том, о чем предупреждала Зарема, о чем намекали Джейран, она могла думать, что жестокость мужчин ее клана — это попытки сломать ее. Но в словах Ахмата звучала жуткая правда этих мест. Пока нужна — она жива.

Лия стояла на камнях, пошатываясь от осознания слов Ахмата. Солнце почти село, скрывая их лица, размывая фигуры.

— Решай, Алият, — холодно поторопил ее мужчина, — решай быстро. Или идешь со мной сейчас, или я сажусь в машину и уезжаю в город. А твою судьбу пусть Аллах решает, я заберу Зарему.

Дыхания не хватало, Лия быстро заморгала, пытаясь хоть немного собраться с мыслями.

Ахмат — без лишних слов, без суеты, с неизбывным спокойствием человека, привыкшего решать за других, — протянул ей руку. В его движении не было просьбы, не было сомнения; это было приглашение, которое не терпит отказа. И Лия, не успев осознать, в какой именно миг перестала сопротивляться, вложила свою холодную дрожащую ладонь в его горячую уверенную руку.

— Умница, — негромко произнёс он, и эти три простых слога прозвучали как похвала, как приказ и как обещание одновременно. В следующую секунду он притянул её к себе, прижал к своей мокрой футболке так близко, что Лия ощутила каждую линию его сильного тела, его тёплое дыхание у виска и ещё кое-что — то, что не оставляло места иллюзиям: он был возбуждён, не скрывал этого и, похоже, даже хотел, чтобы она это поняла.

Легкое, невинное движение его руки по её спине — медленное, неторопливое скольжение ладони по ткани, прилипшей к её коже — несло в себе откровение куда более опасное, чем грубые прикосновения: оно было намеренным. Ахмат словно проверял, как далеко может зайти, не встретив сопротивления, и находил в каждом её нервном вздохе немой ответ.

Он поднял её на руки — с той естественной лёгкостью, с какой мужчина берёт то, что считает своим, — и понёс к машине, вовсе не спеша, наслаждаясь каждым шагом, позволяющим удерживать её ближе. Лия невольно вцепилась в его плечи, вызвав кривую усмешку. Мужчина заставил ее прижаться сильнее, жадно вдыхая запах волос.

— Печку включи, — коротко бросил он водителю, усаживая Лию на сиденье. Сам сел рядом и положил ладонь ей на бедро, чуть выше колена. — Твоим скажем, что ты упала в ручей, когда набирала воду, — прошептал на ухо, когда машина тронулась. — Не бойся, тебя и пальцем не тронут, а ты будешь умницей. Договорились?

Лия молча кивнула, стараясь не смотреть в лицо мужчины, но его это не устроило. Он двумя пальцами повернул ее лицо к себе, наклонился и коснулся губами губ. Грубо и жадно, но быстро. Поцелуй был не просьбой, не пробой — заявлением. Он словно говорил: привыкай.

Затем отстранился, откинулся на сиденье и достал телефон, будто прервался лишь на незначительную паузу, прежде чем вернуться к делам. Не смотрел на неё, не говорил ни слова до самого села, но его ладонь так и осталась на её бедре. Рука хозяина на рабыне.