Незаконченная жизнь. Горянка

19

Но как ни странно, побег Заремы вдруг стал той целью, которая позволила самой Алие дышать. Дышать, жить, есть, готовиться к ненавистной свадьбе и замечать каждую деталь приготовлений, каждую мелочь. Патимат и приехавшая чуть позже Джейран по сотне раз на дню объясняли ей тонкости традиций, который должны были быть соблюдены на свадьбе, и впервые Алия их слушала внимательно, вдумчиво, строя в голове полный стратегический план побега сестры. То, что раньше казалось ей надоедливым и глупым, сейчас ложилось в четкую структуру задуманного.

Играла на руку традиция двух раздельных свадеб, ведь сначала ее будут провожать из дома деда, но на второе торжество родня не поедет, допускаться туда будут только подружки невесты, которыми понятное дело стали Аминат, Зарема и две другие девушки, приехавшие на свадьбу из Каспийска — их имен Лия даже не запомнила. А значит именно на свадьбе со стороны жениха присмотр за Заремой будет минимальным.

И когда Джейран, сияющая самодовольством, уверилась, что племянница наконец-то смирилась с неизбежным и вошла в свою роль, она, словно сообщая величайшую новость, с гордостью заговорила о традиционном танце жениха и невесты — и в тот момент Лия едва не бросилась тётку обнимать. Впервые за всё это время она услышала не просто очередной обычай, не очередной пункт свадебного сценария, а возможность. Щель в наглухо закрытой двери.

— Ты пойдёшь по кругу, — торжественно вещала Джейран, грациозно, насколько позволяли ей годы, демонстрируя движение ног, — а Ахмат и его гости будут танцевать рядом, осыпая тебя деньгами, чтобы твоя семья была богатой и счастливой. Ох, дорогая, — она хитро прищурилась, с удовольствием смакуя каждое слово, — полагаю, ты ещё никогда не ходила по ковру из денег?

Лия моргнула, будто не сразу поверила.

— Подожди… — переспросила она, и в её голосе впервые за долгое время прозвучало что-то живое. — Ты хочешь сказать, что мне прямо идти по деньгам придётся? По настоящим?

— Ну, не переживай, — благосклонно улыбнулась тётка. — Зарема будет рядом, поможет собирать, чтобы ты уж совсем ногами их не топтала. Это красиво, ты увидишь. Вот, смотри, как это бывает.

Она включила на телефоне видео, и Лия, наблюдая, как девушки в белых платьях движутся по кругу, а мужчины вокруг осыпают их деньгами, словно золотым дождём, едва удержалась, чтобы не рассмеяться вслух. Не от веселья — от восторга. Потому что судьба наконец-то протягивала ей шанс. Маленький, рискованный и пахнущий отчаянным планом — но шанс.

— Ты заберешь часть денег себе, Зарема, — прошептала она сестре, когда та помогала подгонять платье, — ты понимаешь, этот ваш обычай он ведь деньги тебе в руки сыплет.

— Но… — покраснела Зарема, — Лия, это твои деньги, это традиция, это…

Алия выразительно приподняла бровь.

— Отдашь моей будущей свекровушке не все, заныкай сколько сможешь в лифчик, да хоть в трусы, Зарема, в сумочку, съешь их, выйдут потом естественным путем… ну в общем, чем больше соберешь — тем выше наши шансы. И никто в краже не обвинит, да кто там вообще считать будет, сколько денег мне на голову летит?! Все не на деньги, а на меня смотреть будут, — со злостью выплюнула она. — Ахмат не удержится — он меня всему Дагестану продемонстрировать собирается, судя по всему.

В дом съезжались родственники со всей республики, наводя суету и хаос, который был сестрам только на руку. Тут незаметная фраза, там легкое перемигивание — голоса гостей заглушали их тайну. Аминат была полностью занята болтовней с другими девушками, не обращая никакого внимания на сосватанных сестер.

А Ахмат не переставал удивлять своей щедростью. Каждый день в дом Алиевых приезжали огромные, роскошные букеты цветов, которые пришлось расставлять уже и в других комнатах. Старик Алиев только качал головой, но в этом движении, помимо раздражения, была и гордость — он все сделал правильно, верно рассчитал вкусы и пристрастия молодого хищника. Да и внучка продолжала радовать своим спокойным поведением. Но при этом, он каждый день благодарил Аллаха, что она не сломалась, не стала безвольной куклой, но поняла, что от судьбы не уйти. И подчас даже подумывал, что такой как Алият может и удастся усмирить буйный нрав жениха. Видел то, что не видели другие: Ахмат не только свое богатство и статус показывает, он действительно стремится покорить сердце девушки.

А она оставалась холодна, равнодушно принимая огромные охапки пышных роз, дорогие подарки жениха. Только в глубоких карих глазах проносились то злость, то раздражение, то тоска.

Старик понимал ее, осознавал, что такое потерять свободу, однако понимал и то, что Аллаха не обмануть.

— Не нравятся цветы? — спросил, подходя ближе, когда Алия в очередной раз просто отдала букет Патимат.

— Они красивые, — покорно ответила Алия, опуская глаза.

Старик жестом велел внучке выйти в сад, подальше от предпраздничной суеты дома.

Они медленно шли по тропинке среди фруктовых деревьев, увешанных плодами сливы, айвы, яблок, груш и поздних абрикосов.

Алия шла медленно, спокойно, но разговора сама не начинала, дожидаясь того, что скажет ей дед.

— Сейчас ты думаешь, — спокойно заметил Ахмат, — что мы принесли тебя в жертву, отдали тому, кто больше дал за тебя.

Лия закусила нижнюю губу, Ахмат читал ее как открытую книгу.

— Но знаешь, в чем глубокая мудрость веков, девочка? — он присел на скамейку в беседке и кивком головы предложил присесть и внучке.

— В том, — продолжал, — что любовь — это никакая не гарантия счастья, Алият. Люди могут любить друг друга, и причинить адскую боль. Предать. Продать. Изменить. Сердце будет рваться на части от этого, девочка, а любовь станет ненавистью. Ни одна семья в мире от этого не застрахована. Согласна?

Лия молча кивнула, понимая, что старик прав.

— Наши традиции, Алият, велят нам следовать не только и не столько зову сердца, инстинктов, которые делают нас зверями, а разуму. Верность семье, Алия — вот основа нашей жизни. Без семьи человек в горах не выживет. Без семьи человек в горах — смертник. Самое страшное у нас — потерять свою семью. Поэтому, девочка, выдавая тебя за Ахмата, я не любовь тебе дарю, а семью.

Алия снова промолчала.

— Характер у Ахмата тяжелый, это правда. Но жена, пусть и вторая, взятая по законам шариата, так же священна, как и первая, и третья, если она будет. Ты получишь защиту, ты получишь стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Твои дети родятся от сильного мужчины, станут опорой нового клана. Ты получишь уважение как мать и жена. И со временем поймешь, что я прав.

Лия упрямо молчала.

— А еще, — продолжил старый Ахмат, — я вижу то, чего сейчас не видишь ты. Ахмат — сильный мужчина, а ты — сильная девушка. Возможно, самая сильная из моих внучек. И если твоя гордость и твое упрямство этому не помешают, ты обретешь в этом браке не только стабильность, но и ту самую любовь.

Губя девушки тронула едва заметная горькая улыбка.

— Любовь, по-вашему, это быть законно изнасилованной в день своей свадьбы, да? — не удержалась она. — Это закон гор?

Старик нахмурился, но сдержался.

— Если ты свое упрямство и безрассудность вперед разума поставишь, то да, — отрезал он. — А если глаза откроешь, и чуть глубже посмотришь, то многое увидишь!

— Что, например?

— Что Ахмат готов стать тебе мужем не только по зову долга, но и по зову сердца.

Лия подняла на деда свои большие глаза.

— Мужчинам сложно выразить свои чувства, девочка, — старик поднялся со скамьи. — Мы вообще мало вас, женщин, понимаем. Поэтому порой совсем не знаем, как с вами разговаривать. Я вот до 80 дожил, и до сих пор не знаю. И Ахмат тоже. Вся надежда на вас, на женщин. Мудрые умеют слышать без слов, глупые — теряют надежду на счастье.

С этими словами он медленно побрел по дорожке из гравия, оставив Лию одну. Оставалась одна у него надежда, что внучка поймет, что он желает ей счастья. Пусть и все еще зол, что его сын сделал выбор не в пользу семьи.

Лия смотрела в след старику с жалостью и презрением. Красиво говорил, красиво обосновывал, забывая однако, что под красивой обложкой пряталось простое оправдание всего того насилия, которое она увидела за эти недели в этой семье. Только что старик намекнул ей, что Ахмат испытывает к ней чувства, пытаясь придать похоти и собственничеству вид яркой любви. Прав он был только в одном, дожив до 80 он так и не понял, что любовь — это не владение, любовь — это уважение. Так и не понял этот старик, почему его сын, ее отец, ушел из семьи, выбрал маму, выбрал настоящее, а не золотой фантик, внутри которого ложь, лицемерие и подлость, оправданная традициями, религией и обрядами.

Никогда на месте Ахмата Магомедова Лия не смогла бы представить своего отца, с его трепетной любовью к матери, с его светом в глазах, с его уважением к своим девочкам. Он ревновал жену, но никогда не отыгрывался на ней, не заставлял ее прятать сияющие глаза, не закрывал от мира. Он шел рядом с ней гордо, а вслед им неслись слова восхищения: красивая пара.

И Лия знала точно — будь жив отец, никогда бы эти шакалы не посмели сделать то, что они сделали. Отец горы бы до основания срыл, но не позволил бы случится этой позорной свадьбе.

О том, что будет после торжества, Алия заставляла себя не думать.

Потому что, просыпаясь ночью в холодном поту, с ужасом представляла себе жадные руки чужого мужчины на теле. Его губы, его тело.

Ахмат был красивым — этого она отрицать не могла, но вызывал у нее только неприязнь и отвращение. И никакие его подарки не могли этого изменить. Он относился к ней как к вещи, она платила холодной ненавистью и брезгливостью — слишком хорошо представляла себе, на что способны такого рода мужчины. Насмотрелась на практике у Муратовой.

Это только в романах романтизируется собственничество, только в дешевых романах абьюз приравнен к любви, а подарками и навязанными красивыми ухаживаниями можно растопить сердце гордячки. Лию тошнило от этого всегда, вызывало брезгливость и гадливость, но даже в самых страшных кошмарах она не могла себе представить, что сама окажется на месте тех несчастных, которых хотела защищать в жизни.

В свои 23 года, уже 23, она никогда ханжой не была, но всегда верила, наивно верила, что найдется тот, с кем рядом ей будет хорошо и комфортно, чьи поцелуи вызовут у нее не просто мурашки по коже, а нечто большее, сильное. Понимала, что нет вечной любви, что все в жизни меняется, но в глубине души хотела, чтобы ее первый мужчина ее любил. И хотела любить сама. Как мама и папа.

Теперь ее осторожность и разборчивость стали проклятием. Лучше бы она переспала со своим другом на первом курсе, чем то, к чему ее готовили через несколько дней. Лучше бы отдалась незнакомому парню в клубе, но сама, по своей воле и по своему решению. Потому что сейчас от нее уже ничего не зависело. И именно чудовище Ахмат получит то, чего так желает — иллюзий Алия больше не питала.

Каждая минута, каждая утекающая секунда приближали момент, которого она боялась до внутренней истерики.