«Он мой… Он мой…»
Эти отравляющие спокойствие души слова сжирали меня изнутри. Я не скоро смогла выйти из кабинки. Сидела опустошенная и раздавленная, пялилась в чёрные глянцевые стены и не могла себя собрать по кускам.
Наверное, я недооценила Дёмину. Думала, что она просто из тех, кто в перманентном состоянии поиска. Но оказалось, что она в перманентном состоянии соблазнения, причем цель её вполне конкретна.
И меня это бесило до мокрых ладоней. Я растирала их друг о друга, пытаясь согреться. Но объятия ледяного ужаса от накрывшего меня предчувствия пронизывали до последней косточки, до трясущихся поджилок и сбрендившей нервной клетки, которые уже просто восстановлению не подлежат.
Ополоснула лицо холодной водой, поправила волосы и выскользнула из своего укрытия. Дверь в кабинет начальника была приоткрыта, оттуда вырывается жаркий спор. Помимо трёх моих боссов, я насчитала ещё парочку мужских голосов. На цыпочках подошла ближе, заглянула в щель, тут же напоровшись на острый взгляд Лёвы. Он вздрогнул, но быстро расслабился, подмигнул мне и согрел улыбкой. И тяжесть, что нашла покой на моих плечах, растворилась, а по позвоночнику побежали взволнованные мурашки.
– Кофе? – губами спросила я, вовремя вспомнив о том, что я здесь работаю.
– Нет…
Я плотно закрыла дверь, чтобы не отвлекаться на их ор, быстро подготовила план дел на завтра, распечатала нужные документы и выдохнула. Стрелка часов замерла на семи часах, в коридорах офиса стало тихо, а значит, и мне пора домой.
Собралась я как-то быстро и, не став прощаться, выбежала к парковке через служебный вход, почему-то не хотелось, чтобы Лёва видел меня в таком растерянном состоянии.
– До свидания, Вероника Николаевна, – наигранно-слащаво пропела Дина, садясь в машину к Корабликову. Эта стерва светилась такой улыбкой, что даже жутко стало. Её сто сорок идеально ровных белоснежных зубов того и гляди готовы были впиться в меня, а вот Алексей выглядел не столь радужным. Он как-то показательно отвернулся от меня, надел солнцезащитные очки и вырулил с парковки.
Постыдное низменное чувство, в котором я обвиняла Леву, сейчас убивало меня саму. Я никогда не ревновала. Никогда! Королёв не в счет, он был моим облачным принцем из параллельной реальности, как единорог или розовый пони из детских мечт: красиво, радужно, поднимает настроение, но совершенно не имеет шанса на жизнь. Собственно, я ещё пару недель назад так же думала и про Дония, а теперь кусаю кончик языка, чтобы не засвистеть, как закипающий чайник, от гнева.
Да, ревную!
Так, что убить эту крысу расфуфыренную хочется!
– Мила! Ты где? – зашипела я в трубку. – Мне пипец как поговорить надо!
– И мне, Ника, – выдохнула та. – Встречаемся дома. Я уже еду.
– Вино?
– Я роллы закажу, – выпалила она и отключилась.
По пути я быстро заехала в супермаркет, забила тележку продуктами, потому что Лёва утром даже кофе сварил последний. А я этого терпеть не могла.
Я начала жить одна с восемнадцати лет, бабушка в день совершеннолетия подарила мне конверт с ключами, чем сильно шокировала родителей. Мама не хотела меня отпускать, упиралась, говорила, что я ещё ребёнок, но последнее слово было за папой.
Родители всю ночь шушукались, а утром в комнату вошёл отец в старом спортивном костюме, махнул ведром с валиками, шпателями и прочим хозяйством для ремонта, извещая меня таким образом о положительном вердикте моего прошения.
И я ни разу не пожалела. У меня не было соблазнов уйти в загул, пустить стадо парней или прогулять пары. Я охраняла свои сорок семь квадратных метров, как оплот уюта и спокойствия.
Когда я вбросила три пакета с продуктами в коридор, из кухни вышла Люся, она молча подхватила покупки и, загадочно подмигнув, пошла обратно.
Я быстро переоделась, а когда вошла в кухню, вздрогнула, увидев за столом мою вторую лучшую подругу Мишину. Люся пожала плечами и снова вернулась к нарезке фруктов. Тишина была странной, возможно, даже пугающей, но такой нужной сейчас.
Ксюша молча поцеловала меня в щеку, обняла и снова запрыгнула на широкий подоконник, спрятав красные от слез глаза в коленях. Курочкина наполнила бокалы холодным шампанским, противно вибрируя по хрустальной стенке горлышком. Раздала, молча чокнулась и осушила залпом.
– Ты первая, – выдохнула подруга, ткнула пальцем в меня и опустилась в кресло.
– Я влюбилась…
Ксюша подпрыгнула на месте, уронив сигаретку в пепельницу, а Люся улыбнулась, снова наполнила свой бокал до краёв, снова чокнулась и замерла, пока я не опустошила свой. Ледяные пузырьки заиграли во рту разрывными петардами, а тепло понеслось по телу лавиной.
– Но? – еле слышно прошептала Сеня, нервно поглаживая Люсю по голове.
– Черт, – я откинулась на спинку стула, подобрала ноги и уложила голову на колени. – Лёва… Он снова заставил влюбиться, девки. Ворвался в мою жизнь, перевернул то, во что я верила столько лет, скомкал и выбросил, заполнив собой образовавшуюся пустоту. Но ведь он всё равно остаётся Лёвой! Девки, ну Лёвка же… Он драчун, задира, бабник, которых свет не видывал, и душа компании. Были у меня такие. Плавали – знаем. Так какого черта я опять прыгаю в эту дырявую лодку, если знаю, что потону?
– Ник, мы не выбираем, в кого влюбляться. Это как замочек, мужик либо ключиком подходит, либо нет. К тому же Доний всегда был тёмной комнаткой: шумный, яркий, красивый до мокрых трусиков, вот только следа из абортниц и суицидниц за ним никогда не было. И это странно.
– Странно?
– Ты вспомни Губанова! В одиннадцатом классе Иванова сделала аборт, и дурынду Любу Кириченко с окна родители снимали.
– Ужас, – меня аж передернуло от воспоминаний.
– Поэтому я и говорю, что мы о людях иногда судим исходя из фактов, которыми они щедро делятся с нами. А за закрытой дверью может скрываться всё что угодно. Тебя же никто под венец не тащит, присмотрись, прочувствуй, а там уже и будем делать выводы. Рано Льва Саныча хоронить. Рано, – мы с Сеней вместе таращились на подругу. Курочкина отставила бокал и присосалась к горлышку, морщилась, но продолжала делать большие шумные глотки.
Люська права. Однозначно права. Воспоминания о его объятиях, поцелуях и теплых нежностях перед телевизором закружились в голове. Разве бабник способен на это? Разве взрослые люди меняются? Не знаю… Пока море вопросов и совершенно ни одного ответа.
– Но это не все, девки, – закрыла глаза, с усилием прогнав воспоминания. – Сегодня подслушала разговор…
И я вывалила на подруг то, что услышала в женском туалете, а как только повторила последние слова – выдохнула с облегчением. Я словно половину груза своего передала на чужие плечи, и даже головная боль стала стихать.
– Вот стерва! – Мишина не могла найти себе места, мотаясь по кухне загнанным зверем. – И что делать, девки? Может, убьём?
– Так! Чтобы я не слышала этих слов, – Курочкина зашипела гремучей змеей. – Мало тебе проблем с опекой?
– Мне нельзя, Ника, – Сеня обняла меня за шею. – Но я могу попросить Геру.
– Тогда тебе замуж будет не за кого выходить, – захохотала Люся.
– Черт, Курочкина! Я даже не собираюсь второй раз в эту блуду входить. Ты мой адвокат, вот и адвокать так, чтобы Егорку мне отдали без штампа в паспорте! Ясно?
– Ясно, – Люся подмигнула. – А ты почаще напоминай своему Гере, что он мне путевку должен.
– Да я сама тебе оплачу!
– С тебя я денег не возьму, а вот с твоего красавчика – с радостью. Так сказать, за неудобства. Ладно, сначала с Никой разберёмся…
И мы разбирались. До вечера разбирались, пока злой Гера не забрал Сеню домой, а Курочкина не стала откровенно клевать носом. Я тоже чувствовала себя разбитой, поэтому, чмокнув подругу в щеку, первой пошла в душ.
Надела любимую розовую пижаму, распахнула балкон, наблюдая, как вечерний ветерок заигрывает с тюлем, вновь и вновь повторяя слова этой стервы.
«Он мой…»
И где сейчас Лёва? А вдруг Дина вернулась в офис? Вдруг она сейчас с ним??? Черт! Вот я дура тупая, нужно было остаться до конца совещания! Надо было убедиться, что едет он к себе домой, а не к ней! И я бы, возможно, так до утра мучила себя, если бы сонную тишину квартиру не оглушил стук в дверь.
Нет, это был не стук костяшками. Это были пинки. Такие сильные, грубые.
– Что? Опять потоп? – взвыла я, скатываясь с кровати кубарем. Осматривала стены, пол, даже в ванную заглянула…
Сухо.
– Какого черта? – из зала выскочила Люся в халате наизнанку и со спутанными бигуди в волосах. – Кто там?
– А я откуда знаю? Люсь, может, полицию?
– Ника, какая ещё полиция? Ты ещё прокуратуру вызови! – подруга еле разобралась с тапочками и тихо подошла к двери, медленно приподнимая лепесток глазка.
– Точно! Давай Гере позвоним?
– Отбой тревоги, – зарычала она и потопала обратно в свою комнату. – Это тревога по твою душу.
– В каком смысле?
Я прижалась щекой к двери, всматриваясь в тусклый свет лестничной площадки, а когда в тёмной фигуре узнала Леву, задрожала. Руки сами стали крутить замки, а ещё через мгновение дверь распахнулась.
– Курочкина дома? – первым делом прохрипел он, буквально вламываясь в квартиру.
– Я вставила беруши! – слишком громко проорала подруга.
– Вот и хорошо, значит, убью тебя без свидетелей! – продолжал рычать Лёва. Он схватил меня за запястье одной рукой, пока второй закрывал замок. Скинул туфли, выключил в коридоре свет и потащил меня в душ.
– Лёва! – я отбрыкивалась, понимая, что сейчас снова получу за упрямство.
– Молчи, Ника… Вот теперь лучше помолчать тебе! – Доний одной рукой практически сдирал с себя одежду, потом включил воду в душе и встал под струи, притянув меня к себе. Ледяная вода вмиг прогнали дрёму. Пижама с медвежатами прилипла к телу, волосы повисли сосульками, падая на лицо.
Он сдёрнул с меня мокрую кофту, стянул штаны и прижал к себе. Так крепко, что дышать было трудно. Слышала, как колотится его сердце, чувствовала россыпь поцелуев в волосах, и так хорошо стало. Это не мужчина, это ураган… Но с ним так приятно падать в неизвестность.
Лёва выключил воду, сдернул с перекладины большое полотенце, сначала обтер меня, потом себя и как-то резко присел, но уже через мгновение мои волосы хлестали по его заднице, а я вновь оказалась на его плече. Он внес меня в спальню, сбросил на кровать, вернулся за своими вещами, аккуратно развесил их на спинку стула и только после этого посмотрел в глаза. Так долго… Секунды казались бесконечными. Я сидела мокрая, голая на своей постели и тряслась от его сумасшедшей энергии, что вихрем бушевала вокруг меня. Но Лёва, как ни странно, внешне был абсолютно спокоен. Он взял сигареты и вышел на балкон.
– Какого хрена я не могу дозвониться до тебя, Сквознячок? Ты до сих пор не вытащила меня из ЧС? – Доний ногой придвинул к дверям кресло, сел в него, напряженно смотря мне в глаза.
«Чёрт!!!»
Я весь вечер мучилась от неизвестности, умирала от удушающих догадок и гипнотизировала телефон! Совершенно забыв, что самолично кинула его номер в ЧС! Хотелось и смеяться, и плакать одновременно, и, очевидно, Лёва все это видел. Но ему смеяться не хотелось совершенно.
Его тело было напряжено, скулы вдруг стали такими резкими, грубыми, кончик носа заострился, а крылья носа, наоборот, гневно пульсировали.
– Телефон глючит, – я встала, открыла комод и надела сорочку, мысленно попрощавшись с любимыми розовыми медвежатами.
– Так я и знал. Просто телефон, – он докурил, вытянул ладонь и стал нервно ей потрясывать, вероятно, требуя мой гаджет. – Давай-давай, хулиганка.
– На, – я бросила в него беленьким телефончиком, делая вид, что не переживаю, хотя внутри все сжималось. Боже! Это какой тупой нужно быть??? Я пару часов изнывала от страданий. Мучилась ревностью вместо того, чтобы просто позвонить ему! Свернула с кровати намокшее одеяло, замотала волосы в махровый тюрбан и села, прислонившись к бархатной спинке. Сжимала пальцами простынь, наслаждалась фигурой мужчины в моем крохотном кресле лимонного цвета и таяла.
– Ну, все…
Даже не смотрела, что он делает, а когда его рука взмыла в воздухе, вздрогнула. Лёва швырнул к моим ногам новенький красный телефон.
– Что – все? – я открыла рот, вертя гаджет в руках.
– Этот телефон больше не глючит, чёрный список я проверил, – Лёва достал свой телефон и уже через мгновение красный кусок металла, стекла и пластмассы заорал на всю комнату, а на экране высветилось «Бабник». – Кстати, можешь не переименовывать.
– Лёва… – я пыталась собрать мысли в кучу. Черт! Он видел!!! Видел то, как он записан в моем телефоне. Как стыдно…
– Почему ты уехала? – Лёва отвернулся к окну, снова закурил, не смотря на меня.
– Рабочий день закончился…
– ПОЧЕМУ ТЫ УЕХАЛА?
– Лёва! – гнев, досада и остатки ревности вдруг взорвались во мне атомной бомбой! Я готова была разлететься на кусочки и его расщепить заодно, чтобы не выделывался мне тут! – Кто мы? Кто я? Кто ты? Ну? Раз ты такой решительный, смелый, то скажи мне… скажи! Обычно люди общаются, целуются, а потом спят. Но не в нашем случае, да, Лев Саныч? Мы ж с тобой сначала трахаемся, как кролики, работаем вместе, а потом вопросы задаем? Хотя… Вопросы тут есть только у меня…
– Всё сказала?
– Все!
– Спать ложись, истеричка, – Лёва ещё раз прошелся полотенцем по волосам, сбросил его на спинку стула, встал и абсолютно нагло улёгся на мою кровать. – Я сегодня понял, что разучился без тебя спать. Душно мне без Сквознячка… Душно.
– Когда я спросила: «Кто я для тебя?», думаешь, меня не строит определение «твоя подушка»?
– Думаю, тебя устроит определение «моя»…
И все неважным стало. Сердце успокоилось, по спине потекли разряды электрического тока, а веки стали тяжелыми. И лишь в мозгу плескалось «Моя»…