Играя с ветром

Глава 49

Ника

Тело было ватным. Страх парализовал, как только Дина ворвалась в мою квартиру, с нечеловеческой силой отбросив вместе с дверью к стене. Она орала, сметала всё вокруг, превращая в пыль, осколки, неся разруху и хаос.

Спасаться надо. Нельзя рисковать…

И когда я, собрав всю волю в кулак, рванула к выходу, понимая, что лучше уж трусливо убежать, только бы не оставаться наедине с этой мразью, рискуя жизнью моего ребенка, Дина вдруг вспомнила обо мне и, схватив за руку, дёрнула на себя.

Я изо всех сил пыталась не потерять равновесие, лавировала между осколками разбитого зеркала, пыталась придумать, что делать дальше. Заорать? Так никто не услышит. Смотрела на телефон, оставшийся лежать на комоде, и стонала. Видела, как загорается дисплей, слышала звук оповещения, что стоял только на Лёвкином контакте, и молилась… Пусть запаникует! Пусть приедет! Давай, Доний! Нашей девочке нужна помощь… До вечера мы не дотянем…

– Дрянь! Откуда ты вообще такая жопастая взялась на мою голову? – Дина вдруг пнула меня по ноге, роняя на пол, и треск скотча резанул перепонки. Я не чувствовала сил сопротивляться. Быть может, лучше не злить её? Поджимала ноги, лишь бы закрыть живот. Смотрела в её обезумевшие глаза и заставляла себя не рыдать. Не заставит она меня дрожать, ни за что не заставит! Поэтому я смело смотрела ей в лицо, чтобы не дать и усомниться в том, что НЕ БОЮСЬ!

– Зачем ты приезжала в мой город сегодня с той адвокатской сукой? – Дина проверила крепость липкой ленты, которой мои руки были примотаны к батарее, и стала метаться по комнате. – Что ты там нарыла?

– Дина, успокойся, и отвяжи меня. Ты же понимаешь, что уже всё кончено.

– Кончено? Да я три года обхаживала Дония, а он смотрел на меня как на пустое место. Тёлки вокруг него всё крутились, ластились, а он царьком, расхаживал. Красивый, успешный и такой простой в доску! И, сука, неприступный. Блядина та ещё, а избирательный…

Дину уже было не остановить, а мне и на руку это было. Я молча слушала её бред, она словно в горячке билась, прыгая с темы на тему. И про жизнь свою рассказывала скучную в закрытом городе, и про то, что с переездом в мегаполис у неё не началась сказочная жизнь, и про сестру, что замуж выскочила за нищего. Эта женщина словно искрилась ненавистью к любому, у кого хоть что-то получалось. И вот в это я верила, потому что сыграть отвращение к чужому счастью просто невозможно.

– Где твоя сумка? – вдруг замерла Дина, а потом бросилась разносить мою квартиру, пока не нашла рюкзак, брошенный на пуфик у входа. – Что ты нарыла? Отдай по-хорошему!

Смотрела, как она руками загребущими роется в моих вещах, и тошнота накатывала. Казалось, что она всё пачкает, всё разрушает, портит. И мысленно благодарила Чибисова, что увёз Курочкину, не дав той скинуть мне фото добытой информации. Пусть роет! Всё равно ничего не найдёт, дрянь.

Когда все содержимое рюкзака валялось на полу, Дина с шумом выдохнула и, очевидно, поняла, что не там ищет. Вытянулась, как струна, зыркнула своим звериным взглядом и схватила с комода телефон, сбросив очередной входящий вызов от Лёвы. Её лицо стало искажаться в гримасе лютой ненависти, но она продолжала медленно перелистывать наши совместные фото, читала переписку, громко хмыкая. А не найдя необходимого, ощерилась и запустила смартфоном в стену, радуясь осколкам, что пролетели прямо над моей головой.

– Дрянь… Ну какая же ты дрянь! – Дина всё продолжала расхаживать по коридору, а я гипнотизировала незапертую входную дверь Прислушивалась, стараясь не пропустить шаги соседей, чтобы успеть заорать. – Ты думаешь, он женится на тебе, жопастик? На хер ты ему не нужна. Он же ущербный, покалеченный собственными родителями, что оказались настолько слабы, что, не сумев договориться, превратили его жизнь в вечную войну. Вот и воюет Лёва до сих пор. Не верит он никому, кроме друзей своих. Хорошеньким прикидывается, клоуном радостным, а взгляд такой колючий, печальный и безжалостный. Но и не таких ломали. Это ж целью для меня стало, потому что ещё ни один мудак не смел отвергнуть меня. Ни один… Вот поэтому я и начала ломать всё то, что он так любит! Смех в том, что помог мне один из его друзей, так что дружить у Лёвы тоже выходит как-то не очень. Юшков всю жизнь его ненавидел, поэтому и помог мне. Скоро твой Лёвка станет нищим, Ветер. И вот интересно даже, тогда ты так же будешь его любить? А?

– Юшков? – я ахнула, а перед глазами пронеслась картина той драки в автосалоне. Да не… Не может быть! Юшков же как в шоколаде был в салоне. Не мог…

– Мы отбили почти всех постоянных клиентов, – Дина дёрнула плечами и села на кресло, нарочно наступив на мои волосы, лежащие на полу. – Славка специально ставил контрафактные запчасти, а клиенты больше и не возвращались. План был – отвернуть от него ВСЕХ! Но тут явилась ты, жопастая… И Лёва внезапно увольняет своего друга детства с невероятной лёгкостью, разрушая мои планы. Ну? Что сделал Славка, что Доний его дважды избил в мясо? После последней стычки Юшков даже в больничку попал, правда, ссыканул и заявление не стал писать. Слабак! Но ничего… Был у меня и запасной план, вот только от тебя нужно было избавиться побыстрее. Не то чтобы ты сильно мешала… – Дина закурила, стряхиваю пепел прямо на мой любимый шелковый ковёр. – Просто оказалось, что и ты вдруг стала ему дорога. Тут и придумала я идеальную схему, как развести Дония. И та попойка, после которой он проснулся в моей квартире, как раз кстати пришлась. Ну? Николай Вероникович, рассказать, как он меня драл всю ночь? Рассказать? Начали мы ещё на лестничной клетке, а потом он раскладывал меня на любой удобной поверхности. И член у него такой красивый… Ровный, толстый, а головка такая дерзкая, плотная, когда входит – сдохнуть хочется…

Каждое её слово ножом лупило по сердцу. Но держалась. Смотрела в её глаза и понимала, что врёт. Врёт… Специально.

– И на колени он ставит так жестко, требовательно! Ну? Ставил на колени?

– А я сама вставала на колени, – зашипела я и схватила её за щиколотку, сдёргивая со своего кресла на пол. Дина шлёпнулась лицом прямо в груду осколков, а я с силой схватила её идеально уложенную копну чёрных волос, елозя прямо по стеклу. Высвободить удалось лишь одну руку, поэтому я навалилась и грудью, чтобы эта змея выбраться не смогла. – А теперь я расскажу тебе, как он меня брал… Нежно, глубоко, любя. Ты, гадина, только мечтать теперь о нём будешь! Слышишь? Мечтать!

Я орала, как ненормальная, накручивала пряди на кулак и выгибала её тонкую шею. Сама не знаю, откуда во мне эти силы взялись. Но единственное, что я понимала – что не отдам ей ни любимого, ни ребёнка. Порву суку… Порву… По ленточкам разрежу.

– Отпусти! – заорала Дина, опомнившись от шока, и рванула, оставляя в моей руке приличную долю своих волос. А мне вдруг смешно стало, я размахивала ими, как флагом.

– Иди ко мне. Давай!

– Ты сдохнешь здесь! – Дина бросилась на меня, а всё, что я успела – перевернуться на живот. Девочка моя… Потерпи.

Дина колотила своими слабыми кулачками, впивалась ногтями, но всплеск адреналина во мне сделал своё дело. Я почти не слышал её криков, не чувствовала боли, нарочно громко смеялась до тех пор, пока стерва не успокоилась. И даже показалось, что она струсила. Близко больше не подходила, даже когда крепче обматывала руки скотчем, старалась не угодить в ту же ловушку. Боится…

Она ещё долго металась по квартире, пытаясь понять, что делать дальше. Осознание того, что она натворила, оглушило её. Речь стала бессвязной, рваной, тихой. Она то начинала заметать осколки, словно прибрать здесь всё хотела, то вновь переворачивала шкафы, нарочно топчась по моим вещам.

Он приедет… Он обязательно приедет! Держимся, девочка моя…

Но реально я испугалась, когда дверь в гостиную с грохотом захлопнулась, а в скважине повернулся ключ. Квартира стремительно погружалась в темноту и тишину… Слышала только её нервный топот, шорохи и шёпот…

Сердце забилось снова, только когда крик «Полиция» заглушил визг Дины. Слышала потасовку, топот и шум мужских голосов. Тело вдруг обмякло. Силы так стремительно покидали меня, а тревога едкой отравой стала расползаться по венам.

Нет…. Нет… НЕТ!!!!!

Перед глазами всё поплыло… Я не шевелилась, боялась, что предчувствие плохого сбудется. А когда увидела любимое лицо, что с выражением дикого ужаса появилось в тусклом свете из коридора.

– Лёва… Лёва… Наша девочка…

…

– Ника! – рык Лёвы стал перекрывать шум, голоса, крики… Я распахнула глаза, медленно возвращаясь в реальность.

Тело было мокрым, липким, а шею обжигало его дыхание. Я с истеричной жадностью прижалась к нему, стала пробираться руками под футболку, ближе к телу. Ближе к коже. Только рядом с ним я ощущала себя под защитой.

– Я сейчас доктора Аню позову, и она снова поставит тебе укол! – шептал Лёва, покрывая меня поцелуями. Чувствовала дрожь в его теле, ощущала жар и резкость в движениях. Прятала лицо, чтобы не видел моих слёз.

– Не надо! Тогда она нас отсюда никогда не выпустит, – захныкала я. – Скажи ей, что забираешь меня! Лёв? Я честно буду сидеть дома. Ну, хочешь, в «Вишнёвый» отвези.

– Хочу, – выдохнул он, заставляя меня откинуть голову, чтобы в глаза посмотреть. – Опять сон?

– Да, – честно ответила я, даже не пытаясь отвести взгляд. – Но он уже такой размытый. Наверное, скоро совсем пропадает!

Врала. И Лёва знал, что вру. Не могла я забыть тот ужасный день, когда чуть не лишилась самого дорого в жизни.

– Собирайся, – Лёва улыбнулся.

– В смысле?

– Доктор Аня нас выписала уже. Ещё утром!

– Тогда почему ты меня до вечера тут продержал, подлый Лёвушка?

– Потому что ты…

Но договорить я ему не давала. Быстро поцеловала и стала ураганом сметать свои вещи в сумку. Бегала по палате, молясь, чтобы не пошутил. ДЕСЯТЬ дней! У меня вся жопа болит от вечных уколов, а про синие руки я вообще молчу. Анька-гадина грудью встала и не выписала, как обещала, через семь дней. Но ничего… Зато с малыхой, как прозвал нашу дочь Лёва, всё хорошо.

Я до сих пор украдкой смахивала слёзы, когда он с нежностью касался моего живота. Этот здоровый бугай превращался в ребёнка, стоило лишь заговорить о дочери. Чем сердце моё в клочья разрывал. Намечтала. И принца, и беременность, и нежность его. Всё намечала. А оно взяло и сбылось!

–Лиска, домой едем! – визжала я, пританцовывая по палате.

– Какая Лиска? – Лёва напрягся, поняв, что я только что сказала.

– Алиса Львовна, прикольно же?

– Ещё чего! – громко хмыкнул Лёва и подошёл ближе, обжигая пристальным взглядом. – Маруся.

– Какая Маруся, Доний? Лиса!

– Какая Лиса, если Маруся? – он быстро поцеловал меня в лоб и стал собирать разбросанные по палате сумки. – Я придумал только два имени, а потом сама называй.

– В смысле – потом?

– Ну, третью дочь сама назовёшь, – Лёва говорил так серьёзно, чуть морщился от напряженного размышления и даже не смотрел на меня. – Маруся, любимая, просто смирись.

– Ещё чего? – взвизгнула я и хотела было уже броситься в бой, но дверь открылась, и доктор Аня, это прозвище так и прилипло к ней, вошла в палату.

– Что за шум? – Анька строго осмотрела спокойного Лёвку и зарумянившуюся меня. – Укольчик?

– Нет! – бросила рюкзаком в Лёву, а тот ловко подхватил его и заговорщицки подмигнул моей подруге. Спелись уже? Против меня? – Он дочь мою назвал! И это не Лиса! Маруся, говорит. Представляешь?

– Отличное имя, – рассмеялась Аня и нагнулась, ласково пробегаясь пальчиками по моему животу. – Привет, Маруська…

– Аня!

– Доктор Аня, – шикнула подруга, пряча искорки в глазах. – Если ты сейчас не успокоишься, то я быстро передумаю.

– Нет, – прошептала я и замотала волосы в высокий пучок. – Ты вообще не думай, Анечка. Гера говорит, что вредно это девушкам. А у тебя вон какая морщина глубокая. Телефончик косметолога подсказать?

– Вот и ты не думай, Ник. Мужик сказал – Маруська, значит, Маруська, – Лисицына поцеловала меня, крепко обняла. – Завидую я тебе, Ника… Писец как завидую…

Не сразу я смогла понять, о чём говорит подруга. И хорошо… Потому что когда с огромным ворохом пакетов и сумок мы наконец-то вышли из больницы, я обомлела….

Всё крыльцо, вся парковка были усыпаны белоснежными лепестками роз. Они, подгоняемые ветром, то взметались вверх, то ласково танцевали по серому асфальту, смешиваясь с яркими всполохами стремительно желтеющей листвы.

Стройная колонна знакомых машин выстроена была полукругом, а возле них стояли все, кого я так люблю…

И мои тираны-начальники, и их заплаканные жёны, и мои родители, и Лёвкина мама, и Чибисов, крепко сжимающий руку зарёванной от умиления Курочкиной, и Царёв, нежно обнимающий смеющуюся Катьку.

Все были тут.

Их глаза сверкали радостью и любовью, и это было круче, чем новые туфельки. Вот смотрела на них, и всех хотелось обнять, поцеловать! Как хорошо, когда ты не один. Когда в окна твоей палаты великовозрастные мальчишки Царёв, Королёв и Керезь бросают камушки. Когда Чибисов помогает Курочкиной взобраться по пожарной лестнице, чтобы передать пакет из фастфуда. Когда подруги в вещах прячут шоколадки и милые записочки, как в школе. Когда родители держатся за руки, узнав, что скоро станут дедушкой и бабушкой. Когда твоя свекровь каждое утро прорывается сквозь кордон медперсонала, чтобы накормить горяченькими блинчиками. Как хорошо, когда твой любимый не отходит от тебя ни на шаг, а в глазах его нет ни капли тревоги, сомнения и неуверенности. Как хорошо любить!

Мы бы ещё долго стояли, если бы небо внезапно не окрасилось яркими вспышками фейерверка, а за спинами друзей не вспыхнул мерцающий фонтан огней.

Сердце вдруг взорвалось таким счастьем, что дурно стало. Я покачнулась, падая Лёвке в руки. Он сбросил сумки, подхватил меня и стал кружить. Как пацан, как ребёнок. Его резкие шаги тревожили лепестки, заставляя взлетать в воздух, они путались в моих волосах, прилипали к мокрым от слёз щекам и топили меня в облаке сладкого опьяняющего аромата.

– Лёва!!!!

– Девочка моя, – шептал Лёва, шпаря меня своей обворожительной улыбкой. Прижимал, целовал, не отпускал. Мой. Не отдам. Не отдала.

– Видишь, Лисёнок, какой папка у нас?

– Какой?

– Любиииимый…