– Хана твоим тестикулам! – орала Люся, запрыгивая на Чибисова, вальяжно развалившегося на капоте моей машины. Но, очевидно, практика, практика и ещё раз практика в общении с Курочкиной берет своё, Кирилл ловко скрутил дьяволицу, вырвал из моих рук ключи от машины, заговорщицки подмигнул, и уже через минуту от них осталась лишь лёгкая дымка пыли…
– Ника, я ещё раз спрашиваю, какого хера ты тут делаешь?
– Мамочки…
Я осталась одна, без машины, без подруги, наедине с разгневанным Лёвкой. И что-то мне подсказывало, что накажут сейчас меня. И оставалось только надеяться, что будет так же приятно.
– Ни мамочка, ни папочка, Ветер, тебе сейчас не помогут! – взревел Доний, подхватил меня на руки и закинул в салон своей машины.
Я сжимала рюкзак, пытаясь понять, что лучше: остаться с ним в замкнутом пространстве, либо сбежать в лес? А может, быстро надеть то бархатное платье, что лежит на заднем сиденье? Вдруг поможет сбавить градус его гнева? Чёрт… Оно сталось в моей машине, ну, может, хоть Курочкиной пригодится?
А Лёва правда злился… Нет! Он был в бешенстве, в ярости! Оттого, обходя свою машину, и испепелял взглядом, в котором мне надлежало сгореть.
– Я вижу, куда ты глаза косишь. Не сбежишь, Ника, – Лёва щелкнул кнопкой, и глухой звук закрывшихся замков оборвал мою надежду на побег. – А теперь рассказывай. Как говорит Гера, залпом, как водочку.
– Ничего я тебе не буду рассказывать! – сбросила рюкзак на пол, поджала под себя ноги и отвернулась к окну.
– Расскажешь, Ника, ещё как расскажешь. И я тебе рекомендую говорить правду, – двигатель заурчал, и мы резко вырулили в сторону трассы.
– Раз ты так спокойно сидишь на месте и ждёшь, когда эта гадина тебя соблазнит, значит, действовать должна я, понимаешь? Я говорила, что не отдам тебя? Говорила. Тогда чего же ты так удивлён? – слова ливнем хлынули из моего рта, а из глаз брызнули слёзы. Тело вдруг забила мелкая дрожь, а ком эмоций, что пришлось пережить сегодня, яркими ослепляющими вспышками стали мельтешить перед глазами. Казалось, я иду по растрескавшемуся канату над пропастью, готовая рухнуть в обморок в любой момент.
Обморок!
Точно!
Я стала закатывать глаза, но мою великолепную актёрскую игру вдруг разрушил внезапный ядовитый взрыв в носу. Распахнула веки и заскулила от жалости к самой себе, потому что гадкий продуман Лёвушка держал прямо перед моим лицом бутылочку с источником этой дикой вони. Нашатырь!??!
– Прикупил на днях, а то ты у меня ещё та барышня кисейная, чуть что – сразу в обморок падаешь, – Лева убрал бутылку, а потом резко притянул меня к себе, впиваясь поцелуем. Казалось, мы сейчас врежемся, разобьёмся, потому что смотрел он на дорогу лишь быстрыми урывками. Но мне было совершенно не страшно.
Его губы были жесткими, поцелуй – требовательным, а ещё кожей ощущала мелкую дрожь, что была узнаваема, понятна и заразительна. Испугался… Откинула голову, все ещё находясь в тисках его объятий, и задержала дыхание, ожидая, пока он оторвется от дороги. Глаза его нужны были. Взгляд. Только он скажет правду.
И Лёва повернулся. Купаж дичайших чувств обрушился на меня водопадом. Этот залп неконтролируемых эмоций будоражил внутри что-то странное, щекочущее каждое волокно натянутых нервов. Вот с ним все так! И ненавидеть хочется до глубины души, и любить – до последнего вздоха, и заниматься сексом – до предсмертного хрипа. До последней капли Лёва забирает.
И страшно не от ошалелого взгляда, а от того, что за бесшабашным весельчаком прячется дурман бесконтрольных эмоций. И сейчас меня в водоворот затянуло, несёт бесконтрольно убийственный поток, согревая лишь его любовью. И ведь, гадёныш, не таится, не прячется, просто любит. Сжимает в своих объятиях, больно покусывая подбородок, вдыхает аромат кожи, скользит языком по шее, запуская то пламя, что сжирало нас ещё утром. Когда он рядом, планета сходит с орбиты и катится, ко всем чертям, в чёрную дыру, где всё неважно, безлико и тускло. Наше одно дыхание на двоих, ломаный пульс и рваные, грубые касания – вот реальность, в которой хочется жить, признаваться в том, что люблю до безумия! Именно сейчас вдруг захотелось проорать, что я беременна. И ждать его реакции.
– Я просил тебя держаться подальше от неё! Просил? – хват его руки стал крепче, пальцы буквально впивались в кожу, притягивая к себе все ближе и ближе.
– Просил.
– Но ты же вечно впереди планеты всей! Только ты знаешь, как поступить правильно! Только ты знаешь, как сделать так, чтобы этот гребаный абсурд закончился, да?
– Да!
– Она долбанутая на всю голову, Ника, – Лёва вдруг отстранился. – После вашей стычки она пошла в полицию и написала на тебя заявление. И не просто бумажку, а со справками из травмпункта, где подробно описан каждый синяк на её теле. Милая, просто пойми, что игры закончились давно, и эта женщина – юрист, который знает все методы, как можно испортить жизнь другим, оставшись с белыми ручками!
– Заявление? – воздух в лёгких стал колючим, обжигающим и практически ядовитым.
– Наконец-то, – Лёва быстро поцеловал меня, вернул на сиденье. Он с остервенением выжимал педаль газа, обгоняя слишком медлительный поток машин. – А вместо того, чтобы заниматься делом, я разъезжаю по области в поисках моей мисс Марпл местного разлива. Всё, Ника, ты наказана. Будешь сидеть дома, и носа не высунешь наружу. Ясно?
– А что делать? Меня теперь что… арестуют? – я инстинктивно обвила себя руками, ограждая от всего мира живот, в котором билось крохотное сердечко.
– Чибисов потерял заявление, – Лёва усмехнулся, но как-то горько. – За что теперь находится в принудительном отпуске. Ника, просто послушай меня хоть один раз! Прошу.
– Она не беременна! – закричала я, пряча лицо в ладонях. – Ты мне веришь? Это её сестра ходит и сдаёт анализы, понимаешь?
– Ника, мы всё знаем, – Лёва вдруг резко свернул на обочину, отщёлкнул мой ремень безопасности и перетянул к себе на колени. – Посмотри на меня, любимая. Это единственная ниточка, за которую можно потянуть, но об этом нужно молчать. Кстати, утром перед твоим «наказанием» я разговаривал с адвокатом, который готовит заявление.
– Адвокат?
– Ника, я тебя обожаю, – рассмеялся Лёвка, прижимая к себе крепко-крепко. – Тебе ж насрать на все правила, условия и рамки приличия. Ветер… Внезапная, неподконтрольная и непредсказуемая…
– А тебе и нужна такая, – прятала улыбку в его шее, вдыхала опьяняющий аромат и таяла. Мой…
– Ты мне нужна. Ты… Обещай, что будешь слушаться!
– Обещаю.
– Слава Богу! – Лёва потянул меня за хвост, заставляя откинуть голову. – Но всё равно накажу.
– Ой… Вы только обещаете, Лев Саныч, – хихикнула я, возвращаясь на сиденье.
– Хулиганка…
– Всё, вези меня в мой карцер. И только попробуй не приехать ночевать! Самому придётся писать заявление, – я махнула перед его лицом кулачком.
– Рецидивистка. В «Вишнёвый» отвезу, там отсидишься, – Лёва вновь выехал на трассу. – И мне спокойней будет.
– Но мне нужно хотя бы собрать вещи, Лёв.
– Хорошо. К вечеру будь готова, я заеду.
Доний гнал, как ошалелый, всё время говоря по телефону. Вот только разговоры его были странными, рваными и загадочными, отчего меня подкидывало от возмущения. Я громко пыхтела, чем веселила этого красивого здоровяка, щипала его, пыталась пару раз укусить, за что получала звонкие шлепки. Дети…
А когда мы въехали во двор моего дома, стало как-то грустно. Почему-то так не хотелось расставаться. Я стонала и умоляла взять с собой, но Лёва был непреклонным. Проводил до квартиры, с жаром поцеловал и напомнил об обещании, которое обманом вытянул из меня. Успокаивало лишь то, что вечером мы вновь будем вместе.
Слушала звук удаляющихся шагов, быстрый бег по лестнице и улыбалась.
Хотелось танцевать и кружиться от счастья. Скоро всё закончится! Скоро…
Мои мысли вдруг рассыпались от странного вкрадчивого стука в дверь. Вернулся! Он вернулся! Не уехал…
Рванула ручку… И из горла вырвался визг, потому что на меня смотрела пара разъярённых карих глаз.
– Дина?
– А вот теперь поговорим…