Играя с ветром

Глава 32

– Упс, убежала, да? – Дина спрыгнула с подоконника, когда я влетел в кабинет. Рванул со спинки кресла пиджак и обернулся, смотря в её стеклянные глаза. – Как невежливо. А ведь могла порадоваться за тебя, за меня, за сыночка.

– Дин, всё, что могла, ты уже сделала, поэтому можешь с чувством выполненного долга отправляться домой.

– Лев! – Дина встрепенулась, как-то сжалась, будто кто-то тут бить её собирался, и отшатнулась к окну. – Ты не рад, милый?

– Ты серьёзно считаешь, что после этого спектакля я должен прыгать до потолка от счастья стать случайным отцом ребёнка от случайной женщины? – процедил, впиваясь в ткань пиджака от этого до жути фальшивого «милый». Сдерживал эмоции, как мог, душил в себе желание тряхнуть её так, чтобы правда высыпалась из всех щелей. А она врала… Я всем нутром чуял ложь, что сочилась из посеревшей от гнева девушки.

– Случайной? – взвизгнула Дина и подлетела ко мне разгневанной фурией, вцепилась пальцами в расстёгнутый ворот рубашки так, что ткань затрещала, встала на носочки и зашептала: – Ты трус! Трус! Как и твой папочка, что бросил тебя. Но ты ничуть не лучше, Доний. Ты бросаешь своего ребёнка ради смазливой девки!

– Дина Равильевна, – заскрипел я, понимая, что если она не сбавит напор желчи, то сдержать меня не сможет даже мама, забившаяся в угол дивана. – Рабочий день закончился, поэтому отправляйтесь домой. Я советую вам отдохнуть, еще раз обдумать сказанное, а завтра…

– Короче, Доний, – Дина резко ткнула пальцем мне в грудь, надеясь поймать эмоцию, но я стерпел. Сжимал челюсть до скипа и терпел! – Если ты завтра не объявишься, то сын никогда не узнает о своём отце! Никогда! Ты станешь серым пятном и мешком отвратительных качеств, которые передаются генетическим путём, да, тетя Оля? Кровь ведь не обмануть! Или я уже могу называть вас мамочкой?

Дина рассмеялась, кинула воздушный поцелуй и вышла из кабинета, забирая с собой тяжелый шлейф парфюма. Сжимал в руках ключи, их ребра больно впивались в кожу, но это было ничто по сравнению с пожаром, что тлел внутри. Пожар испепелил все хорошее, что успело поселиться в моем сердце. Распахнул створки окна, чтобы впустить в кабинет свежий воздух и вытравить смрад краха, концентрация которого просто зашкаливала. Меня на физическом уровне мутило. Растирал ладонью нос, пытаясь стереть её запах, тряс головой, чтобы вытряхнуть то, что она так самозабвенно пыталась вбить в мой воспалившийся мозг. Отрава… Едкая дрянь!

– Это правда, сын? – мама встала с дивана и бросилась ко мне. Её трясущиеся тёплые руки заскользили по спине, она прижималась, целовала в подбородок и пыталась заглянуть в глаза.

– Мам, зачем ты пришла?

– Скажи, что это неправда! Скажи!

– А нечего мне сказать! – взревел я, выпуская все, что копилось. Внутри будто баллон с отравляющим газом взорвался, распространяя горечь дыма тяжелых мыслей. – Что ты хочешь от меня услышать?

– Ты не знал???

– Представь себе, нет.

– Но как? Там срок такой… уже ничего не исправить… – мама осеклась на полуслове, вскинула голову, дожидаясь, пока наши взгляды встретятся. Ей словно подтверждение нужно было, не верила она словам. Не верила… – Что ты собираешься делать?

– А что прикажешь? – усмехнулся и сел на край стола.

– Вы встречались?

– Нет.

– Тогда как? Лёва, эта бедная девочка – дочь Киры!

– Мам, тебе честно или любя? – я аккуратно убрал трясущиеся руки с шеи, усадил её в кресло и закурил.

– Лёв, скажи правду.

– Весной у нас был корпоратив в «Долине». Я вроде пил пиво, а конец вечера будто корова языком слизала. Ни хера не помню! Ни как закончился вечер, ни как очнулся в её постели.

– Дина – прекрасная девочка, умная, скромная! Что ты говоришь? – охнула мама, закрыв рот руками, будто боялась вникнуть в суть моих слов. – Ты хочешь сказать, что она обманом…? Нет! Ты что-то напутал, да? Ну, Лёв? Вспомни, всё было не так?

Мамочка… Такая красивая, тонкая, не растерявшая ни капли обаяния и света во взгляде. Во взгляде, в котором всегда дрожал немой укор, боль и обида. Я и из дома ушёл, чтобы не видеть этого перманентного недовольства, которое преследовало меня постоянно, будь то взлёты или падения. И как бы я не старался выбиться, как бы я задницу не рвал, чтобы доказать, что на меня можно положиться, постоянно спотыкался о взгляд, полный упреков. Мальдивы – слишком долгий перелет, Турция – слишком шумно, новостройка – человейник, в котором души нет, новая машина – консервная банка с болтами…

– Мам, а я вот хоть раз в жизни сделал что-то правильное? Ну, хоть один гребаный разочек? Ну, хоть намёк на просветление был? – отвернулся намеренно, потому как знал наперед то, что увижу. И уже было неинтересно.

– Ну что ты говоришь? – мама всплеснула руками и вскочила на ноги. – Ты вот никогда не видел хорошего, вечно зацикливаясь на плохом. Да, я бывала несдержанна. Да, могла ляпнуть лишнее! Но пора бы и забыть, столько лет прошло!

– Столько лет прошло, а взгляд всё тот же, – я затушил сигарету, посмотрел на часы, пытаясь понять, где искать моего ветерка. – До свидания, мама.

– И не смей обижать Дину! – шикнула она мне в спину, но как-то робко, тихо и неуверенно. – Она может быть матерью твоего ребенка.

– Может и не быть же. Но это неважно, да?

Отмахнулся от этих слов, как от роя мух. Прыгнул в машину и помчался в сторону Никиного дома, пытаясь понять, какого хрена произошло. Но как бы я не складывал, не умножал и не делил, уравнение всё больше обрастало неизвестными.

Я даже не удивился, не обнаружив её «жучка» на парковке у дома, не удивился и когда ни Люся, ни Сеня не ответили на мои звонки. Тревога стальной цепью сковала сердце, а в мозгу взрывался фейерверк непонимания.

Почему, когда ты достигаешь вершины, осознав разницу между минутным блаженством и настоящим счастьем, кто-то обязательно напомнит тебе, что ты всё же стоишь на краю пропасти. Тут хорошо, но достаточно одного толчка, чтобы рухнуть вниз.

Бесцельно кружил по городу, обрывая все известные телефоны, пытаясь найти Нику, но впустую. Она не выключила телефон, просто не брала трубку. Мне было жутко представлять, как она смотрит на экран, как мучается мыслями, а по её щекам текут слёзы.

– Девочка моя, где же ты?

Мысль о том, что Дина беременна, прожигала мой мозг. Я пытался восстановить в памяти тот злосчастный вечер, цеплялся за обрывки воспоминаний, но все равно бился головой о закрытую дверь. Не помнил, как очутился у неё дома. Но зато помнил тот стыд, что испытал, открыв глаза. Дина прикидывалась, что спит, а я делал вид, что верю. Впервые лежал в постели красивой женщины и молился, чтобы все оказалось неправдой…

– Да, – мою надежду в голосе уловил даже Керезь. Надеялся, что Ника у них, что сейчас примчусь, обниму свою девочку и попытаюсь успокоить. Хотя чем я могу её успокоить?

– Я дома, – выдавил друг и отключился.

Развернулся и поехал в сторону «Каретного», медленно плёлся в правом ряду, всматриваясь в пустеющие вечерние улицы. Звонил… Писал… И снова звонил.

– Гера мне и поможет! – внезапная мысль застала меня уже на паркинге. Бросил машину, перегородив место Царёва, и побежал к лифтам.

Дверь в квартиру Керезя была приоткрыта, а толкнув её, я утонул в глухой темноте и тишине. Практически вбежал, но тут же споткнулся, полетев вниз головой и если бы не чьи-то руки, то со всей дури приложился бы лбом о каменный пол.

– Блядь, Лев! – знакомых хрип Чибисова опередил меня, когда я уже приготовился замахнуться. Кирилл вовремя увернулся, а мой кулак громыхнул по стеклянной поверхности камода. – Свои!

– Свои? – достал из кармана зажигалку, щёлкнул металлической крышкой, и крохотный дрожащий огонёк рассыпал темноту. В коридоре, прижавшись спинами к стене, сидели все мои друзья. Четыре пары глаз щурились и зло смотрели на нарушителя их пьяного спокойствия. Кирилл сделал глоток из горла пузатой бутылки, передал её дальше и нагло задул пламя. – Действительно свои. Что празднуем?

– А у нас поминки, – усмехнулся Чибисов.

– Кого поминаем? – на ощупь забрал у Королёва микстуру, сделал два жадных глотка. Прищурился, ожидая привычное жжение, но ничего… Выдохнул и снова присосался, желая стереть к херам из памяти этот чертовски долгий день.

– Закуси, – Царёв вырвал бутылку и вложил мне в руку что-то колючее и мохнатое.

– Киви? – рассмеялся я, отползая к противоположной стене. – Оригинально. А почему нечищенное?

– Вы посмотрите на этого эстета, – захрипел Королёв, больно пиная меня по ноге. – Жуй, что дают.

– Есть жевать. Так что за поминки?

– Мужа Мишиной хороним.

– Так он же давно умер, – я вновь потянулся за зажигалкой. В быстром всполохе пламени лица друзей оказались чернее тучи, но за мгновение до того, как огонь погас, я натолкнулся на пару стеклянных от боли глаз Геры. – Вы белочку поймали, что ли?

– Жив, сука, – шепнул Гера. Вот только шёпот его был громче крика.

– Ну, тогда не чокаясь…

Оказалось, что сидеть в полной тишине, передавая друг другу пойло, было не такой уж и странной идеей. Слова, взгляды – такая хрень! Для душевного разговора не нужны условности. Бред это все… В тлеющих огоньках сигарет, тонких струйках дыма и в уютном чавканье неочищенным кислым киви было намного больше душевности, чем где-либо.

– А меня кинули, мужики, – первым заржал Чибисов, нарушив тишину.

– Бедная Люся, – вздохнул Королёв и откупорил вторую бутылку.

– Дина беременна, – выдохнул я. Не хотел говорить… Не хотел втягивать их в своё дерьмо! Но слова сами потекли медленным жгучим ручейком. Три зажигалки вспыхнули прямо перед моим лицом.

– От кого?

– Говорит, что от меня.

– Это понятно, ничего другого она и не скажет. Знаю я эту породу баб. Столкнувшись с такой вот, либидо потом лет десять латать приходится, – отмахнулся Чибисов. – С ней же все берега путаются, сам не понимаешь, ты ещё охотник или уже жертва. Давай в подробностях?

Пламя зажигалок потухло, чтобы не смущать меня адовыми искрами в глазах друзей. Мужики слушали меня, не перебивая, лишь иногда тяжело вздыхали. И мне вдруг так отчётливо ясно стало, что я давно уже не охотник…

– Ника где? – вспыхнувший экран телефона озарил лицо Мирона, а тишину разразил холодный звук длинных гудков, которым не суждено было прерваться её нежным: «Алло».

– Не знаю…

– Что делать будешь?

– Она сказала, что если я завтра не явлюсь, то никогда не увижу ребёнка.

– То есть она открыто призналась, что специально тянула со сроком?

– Да она вообще ничего не стеснялась. В какой-то момент даже показалось, что этот спектакль она долго репетировала. Сыграла как по нотам!

– Тогда проверить её партитуру надо, – Чибисов закурил, протянул мне блокнот и ручку. – Черкани-ка мне её данные?

– Лёв, ты-то понимаешь, что это бред сивой кобылы? – Саня перехватил меня за руку, притянул к себе. – Понимаешь?

– Я понимаю, что если тебя методично бьют в больные места, то враг оказался подготовленным. Но это не отменяет того факта, что ребёнок может быть моим!

– Ты в дерьме, Лёв, при любом раскладе, – констатировал Гера, вскинув на меня абсолютно пьяный взгляд. – Выберешь ребёнка, окажешься скотиной для Вероники, а выбрав её, окажешься предателем для гипотетического ребёнка. Складно, однако…

– Ладно, мужики, складывать завтра будем,– я поднялся и, перешагнув через их ноги, открыл дверь. – Гера, вызови водителя? А то я не в состоянии сесть за руль, а мне Нику найти надо.

– Хорошо.

Поплёлся пешком, на ходу снимая пропахший отвратительным парфюмом пиджак, стягивал болтающийся галстук, сдирал рубашку, рассыпая пуговицы по лестнице, а войдя в квартиру, скинул и брюки. Сжечь! Точно! К херам сожгу всё до последней ниточки!

– Сначала в душ!

Квартира словно впитала аромат сладкой малины. Всё пахло ей… Казалось, что сейчас она толкнёт дверь спальни и запрыгнет мне на спину, согревая разбитое сердце своим ласковым смехом. Но тихо было…

Ворвался в спальню и уже почти вошёл в ванную, когда замер…. На белоснежной простыне, свернувшись калачиком, лежала Вероника… Волосы скрывали её лицо, а плечи подрагивали.

– Иди в душ, Лёва… Я помню её руки…