Играя с ветром

Глава 33

«…– Пап! Вернись! – разбитая форточка подъездного окна дребезжала от надрывного детского голоса. – Папочка! Я больше не буду прогуливать тренировки! Честно! И больше никогда ничего просить не буду! Просто пойдем домой? Там мама… Она одна! Ей плохо.

Мальчишка тянул за руку мужчину, отчаянно растиравшего заспанные глаза, в сторону лестницы, из последних сил упираясь ногами в гладкий бетонный пол. Парень кряхтел, пытаясь вытащить отца из чужой квартиры, откуда так соблазнительно пахло жареной курицей. У пацана урчало в животе, потому что кроме яичницы, которую пришлось научиться самому готовить, уже неделю ничего не ел.

Он украдкой смахивал огромные капли слёз, как только перед глазами возникала картинка его мамочки, лежащей на диване. Она больше не улыбалась, не порхала по кухне, готовя свои фирменные пирожки с печенью, а стены квартиры стали такими холодными, их больше не согревал её заливистый смех.

Мальчик сдвигал с мокрого от пота лба шапку, открыто смотря отцу в глаза, чтобы тот не подумал, что он врёт. Не врал он… Лёвка был готов согласиться на что угодно, лишь бы всё стало по-прежнему.

Он слово себе дал не возвращаться домой без отца. Не вернётся он в тёмную квартиру, где под ёлкой до сих пор лежали нераспакованные подарки с Нового года. Оттого и тянул он за руку отца с таким упрямством. И неважно ему было, что тот в мягких тапочках в клеточку, а на улице январь лютует. Ничего! Добежим до соседнего дома.

– Саша? – из кухни выглянула улыбающаяся женщина с малышом на руках. – Ужин стынет.

– Иду, – отец улыбнулся ей в ответ, а когда вновь повернул голову, его лицо стало холодным, даже немного злым. Он с силой тряхнул рукой, сбрасывая сына, как сбрасывают с плеча паука. В каждом его движении читались раздражение, досада. Казалось, ещё чуть-чуть, и он закричит!

Но Лёве это было неважно! Пусть сердится! Пусть злится, и даже пусть отлупит за непослушание и дерзость, лишь бы пошёл с ним домой. Мальчишка то и дело смотрел отцу за спину, где на руках у рыжеволосой женщины сидел маленький мальчик, в его руках был плюшевый заяц с длинными ушами и оторванным хвостиком. И Лёва внезапно всё понял…

Парень отшатнулся от отца, прижавшись к металлическим перилам, сжал облупившуюся перекладину до боли, продолжая рассматривать игрушку… Он знал, кто оторвал зайцу хвост. Знал, потому что пушистый помпон Лёва оторвал случайно! Он так и говорил отцу, что случайно! Но тот не верил, поэтому грозно брякал металлической пряжкой ремня, сжимая игрушку за уши. Он кричал, говорил, чтобы Лёва больше не смел рыться в его шкафу, что ничего хорошего из такого отвратительного и непослушного мальчишки не выйдет. Вспоминал про тройку по математике и про беседу с директором после того, как они с Королёвым пробежались по свежевыкрашенному полу спортзала.

– Уходи! Я не вернусь!

– Ты больше не мой папа? Я больше тебе не нужен? – мальчишка растерял всю решительность, силы словно покинули его, а глаза снова стало печь от рвущихся слез. Но теперь он не будет плакать! Ни за что! Не увидит этот пацан с зайцем в руках, как Лёва Доний плачет! Никто не увидит.

– Уходи! Это тебя мать отправила? – закричал отец, наклоняясь так близко, что в нос ударил запах вкусной домашней еды.

– Я же твой сын! Ты нужен мне!

– И что? – отец вдруг рассмеялся, похлопал мальчишку по плечу. – Поверь, Лев, через год ты даже не вспомнишь обо мне. И скажи матери, чтобы перестала унижаться. И ты перестань. У меня теперь другая семья.

– Другая? У тебя и сын другой?

– Да, это мой сын.

– Но я люблю тебя…»

– Лёв! Лёва! Проснись! – испуганный голос проник сквозь туман кошмара, что преследовал меня много лет. Чувствовал неприятную испарину, покрывшую кожу, слышал свой хрип и барабанную дробь сердца. Распахнул глаза и тут же сел.

– Лёва! – Ника бросилась мне на шею, её громкий плач резанул слух, но мысли до сих пор испуганными тараканами сновали в черепушке. – Все хорошо. Все хорошо…

– Я напугал тебя, – когда онемение в руках прошло, обнял свою девчонку, прижал к себе и, соскользнув с кровати, пошёл в душ. Я срывал с нас одежду, слышал треск ткани, но разве это было важно? Нет… Хотел прижаться к её телу и дышать ароматом пьяной малины.

Ника крепко держала меня за шею и покрывала каждый сантиметр кожи влажными поцелуями. Губы её были солёными от слёз, а грудь вибрировала от частого испуганного сердцебиения. Напугал…

Как забавна жизнь. Просыпаясь с одной, ты боишься дышать, притворяешься спящим и молишься, чтобы это всё оказалось очередным кошмаром, а есть та, просыпаясь с которой ты проклинаешь себя за то, что так долго спал! Считаешь минуты, часы, которыми ещё можно успеть насытиться, и злишься на весь мир, в котором существует работа, проблемы и рутина. Тебе мало дня! Мало… Ищешь повод, чтобы просто постоять рядом, незаметно коснуться пальцами её пушистых волос, втянуть аромат кожи, и улыбаешься от собственных мыслей перевозбуждённого мальчишки. Хочется к её ногам бросить весь мир. Хочется стать миром для неё…

Ветерок… С жаром покрывал её плечи поцелуями, сминал нежную кожу задницы и вновь и вновь входил в неё, упиваясь сладостными стонами. Она захлёбывалась, глотая падающие слёзы, до боли впивалась ногтями, но хорошо было. Все звуки сливались в бурный горный поток, что уже невозможно было остановить – касания, испуганные вскрики и грудное тяжёлое дыхание. Это была магия, в которой не было места пошлости или смущению. Моя… Моя!

– Вот теперь доброе утро.

– Доброе, – чуть всхлипывая, ответила Ника.

Налил в ладони её шампунь и стал взбивать, лаская кожу пальцами. Ника прильнула к холодной стене, подставляла лицо под струи тропического душа и улыбалась. Как девчонка… После секса её щёки были похожи на карамельки со вкусом малины, а губы становились сочными, как первая ягода.

– Я возвращаюсь к Королёву, – внезапно прошептала она.

– Нет…

– Да, Лёв, да. Это не истерика, – Ника смело распахнула глаза. Не уводила взгляд, голос её был спокойным, ровным. – Я все обдумала.

– И что же ты надумала?

– Тебе нужно решить с Диной все вопросы, Лев. Я ж для неё – как красная тряпка для быка, – Ника смыла пену, сдёрнула с перекладины полотенце и выскользнула из душа. А мне вдруг холодно стало… Крутанул рычаг практически до максимума, но не помогло. Кожу жгло от горячущей воды, а внутри будто лёд трещал.

Наблюдал, как Ника сушит волосы, будто бы незаметно сбрасывая в пакет свои бутылочки, которыми обросла по-холостяцки аскетичная ванная.

– Уходишь? – смех дебильным и абсолютно неуместным раскатом грома пронёсся по стенам. Но я уже не мог остановиться. Ржал как конь, порой задыхаясь от рвущихся эмоций и нехватки воздуха. Открывал рот, пытаясь сделать вдох, но лишь захлёбывался кипятком. Лёгкие пекло, страх стал медленно забирать контроль над телом, над мыслями. А над ситуацией контроль я давно потерял. Выключил воду, накинул халат и практически выбежал на кухню.

Отточенным движением включил кофемашину, поставил две чашки и распахнул холодильник, выбрасывая на стол привычную для завтрака еду.

– Я не ухожу! – Ника выбежала следом, но замерла в центре гостиной.

– А что же ты делаешь?

– Просто… Просто… Короче, это не просто! Вернее, сложнее, чем я думала.

Я молча нарезал тонкими ломтиками любимый сыр Вероники, спокойно намазывал брусничный джем на мягкий бублик и улыбался тому, что порой чужая жизнь, чужие привычки становятся продолжением тебя. Никогда не завтракал… В холодильнике всегда болталась мышь, а мусорное ведро было забито контейнерами из доставки. Но теперь… Полки ломятся от любимых ею ржаных хлебцев, яблочного повидла, а за брусничным джемом я лично ездил аж в шведский магазин! Только бы порадовать.

– Я понял.

– А что ты понял? – уже тише спросила она, усаживаясь на барный стул. Облизала губы и выхватила бублик из моих рук.

– То, что это мои проблемы. Я все понял, Сквознячок.

– Просто это для меня слишком, понимаешь? Дина, и эта её беременность… Лёв, ты понимаешь, что станешь папой? Это ребёнок! Он требует внимания, заботы. Его нельзя убрать в сейф или впихнуть короткую встречу в окно расписания. Это живой человек! – Ника эмоционально жестикулировала, глаза её были распахнуты, выдавая возбуждение.

– Понимаю, – я пожал плечами и сел напротив. – Ник, я всё прекрасно понимаю. Но и ты пойми меня. Это не та ситуация, в которой я могу проявить смекалку и разрешить все вопросы. Она не автомобиль, который можно загнать на внеплановое ТО, чтобы узнать всю подноготную.

– Она беременна! – внезапно заорала Ника мне прямо в лицо. – Ребёнок! Лёва!

– Я понимаю.

– Тогда какого хера ты так спокоен? Ты понимаешь, что у неё будет от тебя ребёнок? – Ника орала так, что на тонкой шее стали вибрировать потемневшие вены. Лицо стало багряным, глаза вмиг наполнились пекучими слезами. Она назло всему махнула рукой, сметая со стола бокалы и кофейные чашки. А потом долго смотрела на расплывающееся коричневое пятно на шёлковом ковре и улыбалась…

– Что ты хочешь? – я закурил и вышел на балкон. – Чтобы я сказал, что это не мой ребёнок? Так я этого не знаю. Чтобы я сказал, что она не беременна, а просто её крыша дала течь? Так я ещё раз говорю, что не могу её загнать на подъемник и под днище заглянуть.

– Почему ты так спокоен? – в Нике будто что-то оборвалось, она загнанным зверем металась по квартире, сшибая углы мебели, сдвигая стулья. Не чувствовала боли, потому что все это ощущал я… Морщился от каждого удара, задыхался, понимая, что её нежная кожа завтра покроется уродливыми кровоподтёками.

– А чего ты ждешь от меня? Чудес не бывает, Ника. НЕ БЫВАЕТ! Ты ждешь, что это все окажется сном? Тогда пойми, что этого не будет. Она есть. – Я на физическом уровне не мог произнести её имя. Оно будто колючками покрылось, раздирая слизистую горла в клочья.

– Но Я не готова жить с ней! Ты же понимаешь, что она от тебя уже не отцепится? Понимаешь? Если она родит ребенка, то они оба будут в твоей жизни всегда. Я ещё вчера готова была горы свернуть, я летала, хотелось кричать о том, что люблю!

– А сегодня? Уже не готова? – я хмыкнул, очевидно, слишком громко. Ника замерла, резко обернулась в мою сторону и стала оседать на диван. В ней будто заряд батарейки закончился. Иссякли эмоции, и девочка моя услышала то, что сказала.

– А сегодня у тебя есть женщина, которая ждёт от тебя ребенка. Я постоянно оказываюсь второй, Лёв. А в этом случае максимум, что мне грозит – быть третьей. Всегда есть кто-то важнее меня. Всегда…

– А как ты думаешь, быть вторым хуже, чем за руку пройти путь с человеком, которого любишь? Как ты узнаёшь, что ты вторая или десятая? Где критерии отбора? Они только твои, да? – я допил кофе, шмякнул чашку на стеклянный уличный столик и тут же застонал… Тонкий фарфор взорвался миллионом осколков. Ника молчала. Она смотрела на рассыпавшуюся чашку, вместо того чтобы честно ответить на вопрос. – Я не имею права навязывать тебе свою реальность, Сквознячок. А моя реальность такова, что та женщина, возможно, носит моего ребенка, и прямо сейчас я не могу с этим ничего поделать. Но я могу дать тебе слово, что ты останешься для меня первой навсегда… Первая, понимаешь? Не уходи, Ника.

Обрывки ночных кошмаров вдруг стали въедаться в мою уродливую реальность. Блики прошлого стали проникать в её холодные, хлёсткие слова и потухший взгляд. Я давил внутреннее желание сорваться на крик, зная, что истерика ни к чему хорошему не приведёт. Смотрел на девчонку, забравшую моё сердце, утопал в бурлящей нежности, что хотелось отдать ей. Всё отдать готов был, лишь бы не видеть её большой чемодан, так нелепо спрятанный в углу за занавеской. Лишь бы осталась.

– Она же забирает тебя у меня! Забирает! – завопила Ника с такой громкостью, что бокалы над барной стойкой жалостно задребезжали, вторя её нервному напряжению. – Разве ты этого не видишь?

Ника рванула в спальню, через открытую дверь которой было видно, как она собирает свои вещи.

– Пока я вижу, как ты уходишь от меня…

– Останови! Скажи, что всё исправишь! Что мы будем вместе! Скажи!!! Твое спокойствие губительно! Оно отравляет всё хорошее, что было! Лёва, просто скажи, что ты снова будешь моим, а я – твоей первой и единственной! – Ника выскочила уже одетой, в её руке была сумка с вещами и тот самый чемодан, что мозг прожигал мне до утра. Смотрел на предательски торчащий пластиковый бок, выглядывающий из-за портьеры, и умирал. Минута за минутой… – Скажи, что у неё не будет от тебя ребёнка! Скажи, что это всё неправда.

– Я люблю тебя…

Есть женщины, с которыми дышать невозможно, а есть те, без которых дышать не хочется. Вот и Сквознячок мой научил дышать, а потом забрал с собой весь воздух, громко хлопнув дверью.

С этим глухим звуком моя душа треснула. Боль была невыносимой. Она растекалась по телу серной кислотой, убивая по миллиметру.

Я будто это уже когда-то переживал. Все чувства, вся боль и угасшие эмоции были так знакомы! И эта бесконечная апатия, что тяжестью бетонной плиты пригвоздила меня к стулу, была тоже мне знакома. Я словно вернулся в родные пенаты, где твоя любовь на хрен никому не нужна. Где есть кто-то важнее. Правильно сказала Ника… Всё правильно. Она достойна нормального.

Стоял у края террасы, смотря, как по извилистой тропинке убегает взъерошенная девчонка, её чемодан громыхал колёсами по брусчатке, словно сопротивлялся, но Ника с остервенением забросила его в багажник и пулей вылетела с парковки, шаркнув бочиной о медлительные металлические ворота.

Я взлетел до небес, найдя её, заплаканную, на своей кровати. Пришла… Сама пришла. Готов был рыдать, как мальчишка, представляя, как мы вместе пройдём через все трудности. И как же больно я упал на землю, увидев тот приготовленный чемодан.

Она вернулась собрать вещи… Я еле дождался, когда она заснёт, и трусливо толкнул чёрную стеклянную дверь в гардеробную. Тусклая розовая подсветка вспыхнула, разрывая моё сердце пустыми полками деревянных стеллажей.

Как важно быть первым и единственным.

Первым сыном. Но не единственным.

Отец был прав, я довольно быстро привык к тому, что у него другая семья. Единственное, что я не мог простить ему, что в том оазисе не оказалось малюсенького уголочка для первого. Меня будто выбросили. А всё, что мне нужно было – знать, что я тоже ЕГО сын.

Так что важнее? Быть первым или единственным?

Первым мужчиной. Но не единственным.

Первой любовью…. И единственной.

Что важнее?

Важнее знать, что твою протянутую руку никогда не отмахнут…