Шторы блэкаут в самом деле способны обмануть организм.
Созданный ими полумрак сильно дезориентирует, даже несмотря на то, что я знаю: сейчас утро.
Я бесконечно долго не предпринимаю попыток выбраться из постели. Тело тяжелое и томное. Толком не помню, как уснула пару часов назад, но отлично помню все, что было до этого.
Лежа в этом полумраке, ясно понимаю: в постели я одна, хотя еще как минимум два часа назад нас в ней было двое.
Одеяло тоже кажется тяжелым, слишком тяжелым, но я все же умудряюсь достать из-под него руку — тянусь к телефону на тумбочке. Знаю, что там меня ждет сообщение, оно и разбудило. Тонкий писк стандартной мелодии в тишине дома прозвучал, как звонок в дверь.
«Я забрал Тайсона с собой, — читаю ровные строчки на дисплее. — Заброшу его к родителям до завтра, дом в твоем распоряжении. Ключи — на кухонном столе, можешь забрать их с собой. Но лично я хотел бы увидеть тебя там же, где оставил, когда вернусь. Буду в районе пяти часов. Я очень надеюсь тебя увидеть».
Уронив телефон на матрас, я смотрю в темный потолок.
Сейчас десять утра.
Я не слышала, как он ушел. Ничего не слышала.
Запах секса пропитал постель насквозь. То, что происходило в ней прошлым вечером и сегодня ранним утром, было сексом, воспоминания о котором по телу гоняют рябь. Она будоражит, даже несмотря на то, что желудок скручивает от голода.
Будоражит, ведь в этом коконе из ватного одеяла я совершенно голая, а вторая половина кровати, даже остывшая, хранит запах Дениса Алиева.
Я закрываю глаза, делая выдох. Все же выбираюсь из постели и первым делом раздвигаю шторы. В комнату потоком врывается белый утренний свет. За окном светло, особенно от того, что идет снег. Он приличным слоем укрыл расчищенную во дворе дорожку, судя по всему, обеспечив вечерний досуг хозяину.
Впервые за последние двенадцать часов я осматриваю комнату.
Холостяцкую, аскетичную, чистую…
Кровать, две тумбочки и стул у стены — это вся мебель.
Я прикусываю изнутри щеку, ведь на стуле небрежно сложены мои вещи: платье, чулки и трусы, а поверх всего этого — чистая мужская футболка, белые спортивные носки и черные боксеры.
Кожу покалывает от соприкосновения с прохладным комнатным воздухом. Мурашки толкают меня к предложенной одежде почти без раздумий. Все, о чем я думаю, пока натягиваю ее на себя, — как здесь тихо. За окном и в окрестностях. Слишком тихо для человека, которого никак не назовешь интровертом. К имеющейся у меня информации можно добавить еще одну деталь — он явно любит выспаться по-человечески, иначе не обзавелся бы такими шторами.
Его футболка достает мне до середины бедра, носки велики на несколько размеров.
Я снова возвращаюсь в свой телефон. Водя пальцем по экрану, дергаю зубами губу, которая и без того солидно истерзана, хотя со своей щетиной мой любовник умеет обращаться осторожно.
Он осторожен. Внимателен, опытен. А еще напорист, упрям, и все это до тех пор, пока он не… отпускает свой контроль…
Я смотрю на его СМС, и изнутри меня пинают, разрывают ощущения.
Они накачивают меня гормонами. Я мечусь между крайностями, от эйфории до взвешенной рациональности, и в этом водовороте легко утонуть.
Смахнув сообщение, я выхожу из комнаты и спускаюсь по лестнице. Несмотря на то, что дом в моем распоряжении, обнимаю себя руками. Привыкаю к этому пространству в дневном свете. Здесь тепло и светло. Вполне уютно. И это… засасывает тоже. Ведь адская мешанина моих мыслей внезапно требует отгородиться от всего мира, точнее, послать его к черту в этот день.
На кухне я заглядываю в холодильник. Его не назвать укомплектованным, но я вижу яйца и молоко, а это уже половина дела. Замечаю пустые собачьи миски в углу у кладовки — напоминание о том, что я потеснила ретривера, и, вполне возможно, делить своего хозяина с кем-то этой собаке не нравится.
Мне удается справиться с кофемашиной. Завтрак приятной теплой тяжестью заполняет желудок. От этого голова начинает работать лучше, так что я все же возвращаюсь к своему телефону и набираю номер бывшей свекрови.
— Здравствуй, Карина, — отвечает мне Нина Балашова.
— Добрый день, — отзываюсь я. — Саби рядом? Хочу с ней поговорить.
— Она завтракает, — сообщает бывшая свекровь. — Лучше не отвлекать.
Тут я с ней согласна, поэтому переключаюсь на другой вопрос.
— Какие у нее планы на день?
— Вадим останется у нас на ночь. Хочет побыть с ней подольше. Они же… долго не виделись…
Не комментирую. Женщина на проводе, как и ее сын, — часть внешнего мира. Теперь. А у меня на повестке чертовски личный вопрос. Мои желания, мои настоящие желания. Без шелухи, без… рациональности. Здесь и сейчас копаться в них гораздо удобнее, чем когда я выйду за дверь!
Подойдя к окну, я наблюдаю за тем, как похожие на пух снежинки порхают в воздухе. Я смотрю на них до тех пор, пока это не начинает усыплять. Веки становятся тяжелыми. Я заворачиваюсь в плед, который нашла наверху, и укладываюсь на диван. Когда просыпаюсь опять, за окном еще сильнее метет, а на часах почти час дня.
После душа я снова возвращаюсь на кухню, только на этот раз с целью приготовить ужин. Он выходит скромным, но запах такой, что им одним можно наесться. Это добавляет уюта, и я брожу в этом уюте до тех пор, пока на улице не начинает темнеть. До тех пор, пока за окном, во дворе, не начинают скрипеть ворота, а стены погруженной в темноту гостиной не освещают фары въехавшей во двор машины.