Под кожей (СИ)

Глава 6

Он встречает меня у входа в ресторан.

Под серым пальто на нем черная футболка и джинсы. Под своим я прячу купленный сегодня костюм, состоящий из пиджака и юбки чуть ниже колена. Это ложная строгость, ведь под пиджаком на мне корсет.

Балашов постригся. Придал своим волосам чуть больше порядка. На гладко выбритых щеках немного краски. Судя по всему, его успело неплохо потрепать ветром, наверное, он ждет меня совсем не пять минут.

Спустившийся на город вечер с его огнями — прекрасный фон для всего романтического, и когда-то так между нами и было. Романтика, пусть и не окропленная дикой, бурной, безумной страстью, но кому они нужны, чертовы мексиканские страсти?

Уж точно не Балашову. Балашов и женские капризы несовместимы, он преподал мне несколько уроков еще в мои двадцать два. Пресек любые попытки собой манипулировать, показал, кто из нас главный. Наверное, это было необходимо. Я была молода и порой творила глупости, но беременность и материнство быстро перепрошили мозги.

Открыв для меня дверь, Балашов ждет, пока я в нее войду, и его взгляд исподлобья направлен на мое лицо.

Быть женой красивого мужчины — не только сплошное удовольствие, иногда с этим возникают проблемы. И теперь, обводя глазами черты его лица, я с вибрацией в груди думаю о том, сколько «предложений» он получал за последние семь лет и сколько из них принял…

Возможно, бушующая внутри меня буря задела его сквозняком, потому что, когда он помогает мне снять пальто, в зеркале я вижу возникшую между его бровями складку.

Вадим отдает мое пальто в гардероб и раздевается сам. Мы бывали в этом ресторане раз сто, но сегодня я не беру своего мужа под руку, как обычно. Не смеюсь, не улыбаюсь, счастливая в своем неведении.

Балашов выдвигает для меня стул. Когда сажусь, он обнимает ладонями мои плечи сзади и, склонившись, прижимается губами к макушке.

— Выглядишь потрясающе, — проговаривает мне в волосы.

Решив не тратить энергию на то, чтобы оспаривать его право ко мне прикасаться, поворачиваю голову и смотрю на официанта, который возник возле столика.

— Принесите мне «Маргариту», — прошу я его.

— Одна «Маргарита», — кивает он.

Выложив на стол меню, парень оставляет нас одних и больше ни черта не мешает нам смотреть друг на друга в отсветах мягкого уютного освещения.

Положив на стол ладони, Вадим подается вперед и хрипловато произносит:

— Кажется, начать должен я.

— Ты же не думал, что я начну?

Он смотрит на меня со стальной решимостью в глазах.

Все эти годы мне было не так просто противопоставлять его силе свою. Обычно я всегда проигрывала.

Кажется, то, что я написала заявление на развод, стало для него неожиданностью. Он не ожидал. И я не ожидала. И сегодня, как никогда, я бы хотела увидеть в его глазах что-то другое. Гребаный страх. Да, черт возьми! Страх от того, что он боится меня потерять…

— Я совершил ошибку, — повторяет муж то, что я слышала уже неоднократно.

— Сколько их было? — спрашиваю я сипло.

— Кого — их?

— Женщин…

— Только одна, — произносит он категорично. — И это была ошибка.

— Какой неожиданный выбор, — констатирую я.

Во всем произошедшем его выбор — не менее шокирующее дерьмо, чем все остальное. Но клянусь, подробности меня не интересуют.

Откинувшись на спинку стула, Вадим принимает тот факт, что я собираюсь кусаться. Царапаться. Именно этого требует тот внутренний зуд, которым я мучаюсь с рассвета. И это то, чего я не позволяла себе с Балашовым практически никогда. Потому что я была чертовски хорошей женой! По крайней мере, я так думала.

Мы бросаем друг на друга острые взгляды, пока официант раскладывает приборы и ставит передо мной коктейль.

Я делаю большой глоток и катаю на языке мелко колотый лед.

Вадим просит не беспокоить нас ближайшие пятнадцать минут, и я не спорю. Выбирать еду и делать заказ я совершенно не собираюсь.

Между нами натянута тетива, и Балашов пускает свою стрелу, говоря:

— Мы сейчас на распутье. Мы можем… либо перешагнуть это, забыть. Попытаться… начать, может, и не сначала, но слегка обнулиться. У нас есть крепкий фундамент — это мы с тобой, это Сабина. Мы сможем… построить этот дом еще раз. Если захотим. Не знаю, нужно ли описывать альтернативный вариант…

— Я люблю тебя слушать, Балашов, — говорю я ему. — Продолжай.

Коктейль отсыпал моим мозгам приятной легкости, и я чувствую себя непозволительно легкомысленной. Сейчас, когда стою на гребаном распутье…

Он комментирует мою издевку долгим выдохом.

Откидывается на спинку стула, выполняя мою просьбу:

— Альтернативный вариант мне озвучивать не хочется. Он… мне не нравится. Я не хочу, чтобы так было. Я прошу тебя дать нам шанс…

Коктейлем я проталкиваю вставший в горле ком. Я чувствую себя так, будто внутри меня настоящий кол. Подбородок охватывает дрожь, а на глаза набегают слезы. Я смаргиваю их, прячу. Балашов терзает меня своим напряженным взглядом.

Посмотрев ему в глаза, я хрипло спрашиваю:

— Ты меня любишь?

Зажав пальцами переносицу, он бормочет:

— Этот вопрос детский, тебе не кажется?

— Значит, я ребенок!

— Ты не ребенок. Ты… — он делает паузу, сопровождая ее очередным глубоким вдохом.

— Ты взрослая умная женщина.

— Просто ответь на вопрос, — требую я с дрожью в голосе.

— Если любовь — это взаимное уважение, поддержка и одни цели на двоих, то да, я тебя люблю. Я знаю, что поступил как ублюдок, — говорит он с раздражением. — Я хотел спустить пар. Это не оправдание. Ничто меня не оправдывает, но… — Балашов стучит пальцами по столу. — Я уяснил, что… действительно для меня важно…

— И что же это?

— Семья.