Это тоже команда, и выполнять ее мне претит во всех долбаных смыслах, но я всерьез подумываю о том, чтобы согласиться, лишь бы прекратить происходящее…
В голове эта мысль не успевает как следует оформиться, ведь Алиев отвечает за меня:
— В твою машину она не сядет.
— Блядь, — нервирует Балашов смехом. — Ты ни хера не решаешь сейчас.
— Тебе это только кажется, — чеканит Денис.
— Не-ет, — трясет Вадим головой. — Ни хера ты не решаешь. Ты и тогда ни хера не решал. Она всегда только меня слушала. Ни тебя, ни семейку твою придурочную. Только. Меня.
— Заткнись.
Вложенная в это слово угроза вытягивает меня в струну.
Лицо Дениса окрашено злостью. Вся его поза ею дышит. Сжатые в кулаки руки, напряженный разворот плеч…
Понимание, что они говорят не обо мне… от начала и до конца не обо мне… оно разрушающее.
Меня не существует.
Когда они лицом к лицу, меня не существует!
Балашов игнорирует угрозу. Игнорирует все. Его слова звучат, как удары молотка о стену.
— Мы заявление подали. Похер ей было на всю вашу семейку…
— Лучше бы она слушала меня. Осталась бы жива.
— Мудак гребаный… — усмехается Балашов. — Если бы не ты, мы бы вообще никуда не поехали.
Теперь на лице Алиева бешенство.
— Зря я тебя тогда не отпиздил, — цедит он.
— А что так, самбист херов? Папа не разрешил?
— Нет, — свысока бросает Денис. — Я лежачих не бью. И кулаки — это для тупых, — произносит он то, что однажды я уже слышала.
Смысл этих слов сейчас, в моменте, когда они лицом к лицу, играет совсем другими красками. Их смысл — жесткая насмешка. Они умеют быть жестокими. Оба.
Я хватаю Балашова за локоть в тот момент, когда он собирается сделать шаг.
— Вадим… — выдыхаю я, удерживая его на месте.
Больше всего на свете я боюсь увидеть их драку. Такая перспектива пугает меня не на шутку! Случись такое, я бы просто сбежала…
Балашов смотрит на меня, вырывая свою руку. Его взгляд горящий. Все тот же гнев, та же злость. Теперь и на меня. Кажется. Он смотрит зло. На меня. Это задевает, но больше всего сейчас я хочу одного — чтобы он сел в свою машину.
И он садится.
Пугая меня своим взглядом, рывками своих движений. Заставляя шарахнуться в сторону, он шагает к своей машине, и, когда смотрю в его спину, мне кажется, что я ошиблась. Я думала, он злится и на меня тоже, но, по-моему, для него меня просто не существует.
Для него всегда существовала только она. Для них обоих. Сейчас это задевает, как никогда…
Колеса его машины со свистом прокручиваются на обледеневшей земле, но в конечном итоге справляются с этим, и машина срывается с места.
Алиев провожает «Мерседес» взглядом, как и я.
Поднятый шум сменяется звенящей тишиной.
Нас разделяет несколько метров, и какое-то время мы просто смотрим друг на друга. Смотрим, и, в отличие от Вадима, Алиев глядит на меня так, словно с точностью до миллиметра знает, где я нахожусь. Помнит об этом каждой клеткой своего мозга — от этого по спине у меня бежит холодок.
Если мне придется ответить за свой малодушный поступок там, на крыльце, я готова…
Я…
Просто не знала, что мне делать! И теперь я понимаю, что мои опасения были не напрасны.
Обернувшись к своему родственнику, Денис резко бросает:
— Подожди меня внутри.
Тот топчется и чешет голову. Кивнув, идет к ресторану, оставляя нас на парковке одних.
Я мну в руках ремешок своей сумки, пока Денис приближается.
Решительное выражение на его лице, твердость шагов… это заставляет пятиться, ведь и его тоже я вот таким еще не видела. Словно, в отличие от Балашова, он собирается обрушить свой гнев и на меня тоже.
Впервые с тех пор, как мы знакомы, я чувствую… разницу в нашем возрасте.
Он старше на пять лет. И он множество раз давал мне об этом забыть. О том, что между нами хоть какие-то преграды существуют, — тоже.
Подойдя, он принимается расхаживать туда-сюда. Бросая на меня взгляды, от которых знобит!
Я нарушаю молчание первая, и мой голос сипит.
— Почему ты был против их отношений? — спрашиваю я, решая закончить картину их прошлого.
Остановившись, Алиев смотрит на меня пару секунд. Давит, напоминая о том, почему я готова шарахнуться и от него тоже. Его слова звучат резко, по-прежнему резко, когда он отвечает:
— Потому что он ебал все, что движется.
— Прямо как ты?
Он сжимает челюсти. Кладет на талию руки.
— Да. Прямо как я, — отвечает Денис. — Поэтому я знал, о чем говорю. Она была не для него.
Сглотнув, произношу:
— А я?
— Что — ты?
— Я… что-то вроде… состязания?
— Не говори чушь, — отсекает он. — Ты — это ты. Еще час назад я думал, что ты моя женщина, а сейчас уже не уверен. Ты либо со мной, либо нет, Карина.
— Я не твоя собака!
— Верность бывает разной, — чеканит он. — И она не всегда унизительна. В любом случае верность тебе знакома. Ты отличная жена. Он трахался на стороне, а ты до сих пор его защищаешь, — говорит Денис, мотнув головой в сторону. — Трахался на стороне, будучи отцом и женатым человеком. Если ты считаешь, что у меня нет ответственности к твоей дочери, то у него и подавно.
Даже если бы он отвесил мне пощечину, было бы не так больно.
— Просто я не умею ненавидеть так, как ты, — выталкиваю я.
— Ненависть здесь ни при чем. Я на вещи смотрю трезво.
— Наша семья… не тебе о ней судить!
— Разумеется, — вскидывает он руки. — Я скажу тебе, что думаю о нас с тобой, если не возражаешь.
Я отвечаю молчанием, хотя мне достаточно и того, что он уже сказал!
Жестокий… он жестокий… говнюк…
— То, что произошло там, — указывает он подбородком на ресторан, — мне не понравилось. С тобой я на многие свои принципы уже наплевал и сейчас готов закрыть глаза, но что-то мне подсказывает, что ни хера из этого не выйдет.
Холодок, который кусал мой позвоночник, превращается в настоящий холод, и он растекается по моим венам за мгновение.
Чтобы держать подбородок высоко, мне приходится напрячь шею.
— Я с ним делиться не собираюсь, — проговаривает Денис. — Тем более своей женщиной.
— Все не так…
Он проводит рукой по лицу. Снова кладет руки на талию. Смотрит. Смотрит. Смотрит…
Моя гордость… она вопит. Именно поэтому я молчу, решая позволить ему высказаться! Несмотря на то, что слабость сковала ноги и руки, велю себе держать рот закрытым.
— Мне надо идти, — говорит он наконец-то. — У меня полчаса всего, потом нужно быть в прокуратуре. Я думаю….
Пытаясь сохранять дыхание, выгибаю брови.
— Думаю, нам не помешает пауза.
— Ну уж нет, — бросаю я. — Хочешь все прекратить — так и скажи!
Я продолжаю дышать по инерции. Пока он взвешивает мои слова, оценивает. Инерция — топливо всех моих жизненных процессов.
— Да, — кивает Денис. — Думаю, стоит все прекратить.
Дурак…
Мне хочется кричать это слово ему в лицо. В чертову вселенную!
Дурак, дурак, дурак!
Вместо этого я разворачиваюсь и открываю дверь своей машины.
Мои руки не дрожат, когда я пристегиваю себя к сиденью. В глазах нет слез, нет ничего! Только инерция, с которой я покидаю парковку, ни разу не посмотрев в зеркало…