Мне уступают душ наверху. Когда я заканчиваю и возвращаюсь, слышу шум воды в гостевом крошечном душе рядом с кладовкой. Думаю, что этот душ в том числе используют для обслуживания Тайсона, потому что я обнаружила там разные собачьи штуки, когда заглянула сегодня днем.
Легкая слабость в ногах сопровождает меня с утра. У нее банальные причины — переизбыток физических упражнений, в конце концов, мне даже в медовый месяц не приходилось раздвигать ноги в… режиме нон-стоп…
«Легко. Если это ты», — ответ на мое утверждение о том, что господину Алиеву легко угодить.
Именно оно добавило моим ногам слабости, ведь эти слова не нечто картинное и наигранное. Они настоящие. Констатация его истинных мыслей. Все вместе это превращает колени в вату.
Пока в крошечном душе рядом с кладовкой шумит вода, я накрываю на стол, и руки… мои руки подрагивают…
В меню — курица с гарниром из овощной смеси. Большой ее запас я обнаружила в морозилке, и он домашнего производства. Бережно и аккуратно разложенный кем-то по контейнерам. Полагаю, матерью для любимого сына…
Денис выходит из душа в обмотанном вокруг бедер полотенце. Под пупком идеальный узел, на покрывающих его живот волосках — капли воды. Это чертовски красивая эстетика, и ее красота как раз в этой грубоватой физиологии.
Я сравниваю. Я сравниваю ее с более знакомой, будто бы интуитивно близкой физиологией Балашова: его грудь безволосая, тело более крупное, но не такое жилистое.
Они противоположности друг друга, и это не про физиологию.
Молот и наковальня… напоминаю себе, прежде чем скользнуть взглядом вверх и посмотреть Денису в лицо.
— Минута, — обозначает он и уходит по коридору.
Возвращается уже одетый в спортивные штаны и футболку, на ногах немного потрепанные жизнью сланцы.
Он все такой же заведенный. Как и я. Словно наш секс вместо того, чтобы принести отупляющую расслабленность, на нас обоих действует прямо противоположно.
Слишком хорошо… слишком хорошо быть с ним — это то, что тревожит меня!
Алиев заглядывает в мое лицо, проходя мимо, и его взгляд тоже полон скрытых мыслей.
В холодильнике я нашла еще и бутылку вина. Открывая ее, он спрашивает:
— Все хорошо?
— Больше так не делай, — предупреждаю я.
— Как?
— Я не предохраняюсь, я же сказала, — напоминаю о том, что он в меня кончил.
Денис бросает на меня взгляд, говоря:
— Виноват. Извини. Больше не повторится.
В его словах нет подтекста, нет иронии. Просто констатация. Да я и не отчитываю его. Ни в коем случае, черт возьми. Отчитывать его вряд ли получится, он слишком взрослый мальчик.
Я наблюдаю его здоровый аппетит, пока он ест. К своей порции я почти не притронулась, только немного отпила вина.
Подчистив тарелку, Денис вытягивается на стуле: руки забрасывает за голову, ноги выпрямляет под столом.
— Очень вкусно. Спасибо… — замечает он, наблюдая за тем, как я вожу кончиком пальца по ободку бокала.
Кажется, обстановка наконец-то начинает действовать умиротворяюще.
Я тоже за Денисом наблюдаю. За его жестами, за его взглядом. Мне хорошо, черт возьми. С ним.
— Ты сам себе готовишь? — спрашиваю тихо.
Он моргает медленно. Его веки потяжелели, словно усталость навалилась.
— Максимум яичницу, — отвечает Алиев. — Готовка — это женское дело.
Такая категоричность явно следствие его воспитания.
Улыбаюсь.
Он тоже слегка кривит губы.
— Какие еще у тебя требования к женщине? — продолжаю я.
— Это единственное. Во всем остальном я открыт для диалога… — проговаривает он медленно.
— Слава богу…
Мы смотрим друг на друга через стол, и я теряю нить разговора, ведь обступивший нас уют чертовски засасывает. Мягкий свет, хриплые нотки в голове Алиева, все это обволакивает, как и его взгляд — даже сейчас, под тяжелыми веками, его взгляд полон каких-то соображений.
Он делится ими. Вытянув из-за головы руки, опускает локти на стол и объявляет, наполняя голос твердостью:
— Я не отпущу тебя сегодня.
Под зуд мурашек отвечаю:
— Я, кажется, никуда и не собираюсь.
Сложив вместе ладони, он стучит их ребром по губам и смотрит на меня в молчании.
Его взгляд слишком полон, черт возьми, поэтому я не удивляюсь, когда Денис Алиев берет быка за рога.
— Я бы хотел видеть тебя часто, — говорит он. — Хоть семь дней в неделю. Мое время — твое время. Если ты скажешь мне то же самое, я еще раз сдохну от счастья.
Сказать мне хочется многое, но я уверена, слова, которые заготовила я, ему не понравятся. Именно поэтому я медлю так же, как минуту назад медлил он сам, ведь проверить, насколько он «открыт для диалога», можно прямо сейчас, не отходя от кассы…