Дом, перед воротами которого Денис тормозит, — кирпичный и двухэтажный. Мне хватает ориентации на местности, чтобы понимать — помимо всего прочего, этот дом находится пусть и не в тесном, но соседстве с домом моего мужа.
Денис открывает ворота, используя старомодный пульт, и молчание между нами делает скрежет этих ворот оглушительно громким.
Еще сегодня утром вхождение в дом его родителей являлось неопределенным будущим, а теперь меня несет на эту стену с бешеной скоростью!
Скорость этому полету задает Алиев.
Ведя машину, он упрямым взглядом прокладывал нам дорогу через город.
С этим воплощением Дениса я уже знакома. И даже неоднократно проверяла его на прочность. Я проверяла буквально вчера, а сегодня я смотрю на окна этого большого дома, потому что это не та просьба, на которую я могла бы сказать Алиеву нет. Это была и не просьба.
Я смотрю на парадную дверь с широким крыльцом, сжимая и разжимая пальцы в кулаки. Словно с утроенной силой на меня давит атмосфера планеты. Словно готовлюсь к драке, хоть это и неправильно.
— Подожди здесь… — просит Денис, оставляя меня перед дверью.
Он тащит Тайсона за угол, там находится его вольер.
Я уверена, что наше появление во дворе не могло остаться незамеченным, и я права, ведь дверь дома открывается. На пороге я вижу мужчину в годах. Черты его лица, телосложение — в них угадываются знакомые особенности, и я испытываю волнение несмотря на то, что вся покрыта невидимыми шипами.
Его глаза — карие. Умные. Очень умные и внимательные, это не маскирует даже добродушная улыбка. Она не убавляет и моей скованности. Я, твою мать, деревянная!
— Какие приятные гости, — объявляет отец Алиева с заметным акцентом. — Проходите-проходите, девушка. И как нас зовут?
— Карина…
— Проходи… — слышу голос Дениса за спиной.
Трусцой взбежав на крыльцо, он двигает меня вперед своей грудью, практически заталкивая в дом.
— Ка-а-арина, — его отец смакует мое имя. — Красивое имя. И девушка красивая.
Мои щеки слегка горят.
Я смотрю на Дениса, но он скорее сосредоточен на собственных мыслях, чем на словах отца. Чуть сдвинув брови, Алиев разувается.
— Сейчас тапки подберем, — присаживается на корточки у комода хозяин.
— Необязательно… — останавливаю я его.
— Так положено, — посмеивается он.
В доме пахнет едой. Пахнет уютом, семьей. Денис раздевается, ведя себя в окружающей обстановке по-хозяйски. Помогает раздеться и мне, говоря:
— Это мой отец — Рашид Гумарович.
— Очень приятно…
Мы попадаем в большую, совмещенную со столовой кухню. По дороге я успеваю увидеть семейные фотографии на стене коридора, в том числе снимок своего мужа в армейской форме и с автоматом. Он молод, совсем мальчишка…
Фото, фото, фото. Много. И я рассматриваю их беспорядочно, выхватывая с картинок лица.
Моя свекровь перемещается по кухне. Ее движения — резкие и быстрые. На ней знакомая черная косынка, платье с длинным подолом.
— Помоги, пожалуйста, — обращается она к мужу.
Когда наши глаза встречаются, я резко вспоминаю, почему на пороге этого дома меня разрывало от желания выпустить когти.
Мать Алиева помнит каждое сказанное мне слово, но на сжатых в тонкую линию губах изображает улыбку.
— Смотри, кого мы поймали, — говорит ее муж. — Какую красавицу. Это моя супруга, — представляет он жену, — Людмила Сергеевна, а это Карина…
— Сейчас сделаю чай, — отзывается она. — Садитесь за стол.
Эта встреча похожа на прогулку под высоковольтными проводами.
Я излучаю напряжение. И она тоже его излучает. Моя свекровь. А ее сын излучает хладнокровное спокойствие, сидя на соседнем от меня стуле.
— Мать кобеля в дом не пускает, а мне его жалко в вольере держать. Он один скучает… — делится свекор. — Хорошая собака, дурная, правда, немного…
— Он любит детей, — решаю высказаться я.
— Любит.
— Моя дочь его обожает.
— И сколько твоей доченьке лет?
— Ей пять. Мы с ее отцом в разводе…
— Бывает.
Я рада тому, что, провалившись на секунду в свои мысли, свекор не спрашивает ее имени. Это действительно подарок, ведь я совершенно не готова окунаться в эту бездну сейчас!
— У нас неделю дом на ушах стоял, — рассказывает меж тем свекор. — Родня приезжала…
Я смотрю на опущенное лицо матери Дениса. Она мешает ложкой чай, участвуя в разговоре постольку-поскольку, и не обращается ко мне напрямую. Словно каждое слово дается ей с трудом. Словно слова из себя ей приходится выжимать, но при этом она упорно растягивает в улыбке губы.
На своего сына Людмила тоже не смотрит, и в какой-то момент мне становится ясно, что за все проведенное за этим чаепитием время они не сказали друг другу ни единого слова.
Если мой собеседник и заметил это, то вида не подает.
Денис крутит чайную чашку на столе, ни разу не отпив, и это тоже не остается для меня незамеченным.
Я смотрю на него, когда он вдруг встает. Бросив взгляд на отца, Алиев произносит:
— Пошли, воздухом подышим.
На лице того все же отражается удивление, но легкое и едва заметное.
Зажав между коленей ладони, я стреляю в Дениса глазами, но этот выстрел принимает на себя его затылок. Они с отцом уходят, оставляя меня один на один с Людмилой Алиевой, и, когда я перевожу на нее взгляд, наконец-то вижу ее истинные эмоции — если я ощущала на себе давление земной атмосферы, то на нее словно свалилась тонна бетонных блоков.
И когда я понимаю, что сейчас она собирается сделать, прихожу в настоящий шок…