Разрушенные

ГЛАВА 12

Приглушенный звук вытаскивает меня из сна. А я так устала — так хочу погрузиться в слепящее забвение, потому что очень мало спала за последние две недели — что закрываю глаза и списываю это на урчание двигателя самолета. Но теперь, проснувшись, когда я слышу это во второй раз, знаю, что ошибаюсь.

Открываю глаза, поражаясь тому, что вижу. Образ моего безрассудного плохого мальчика — глаза крепко сжаты, зубы кусают нижнюю губу, а лицо окрашено горем, стекающим по его щекам — полностью разрушен в безмолвной тишине. На мгновение застываю в нерешительности.

Я не уверена, потому что в последние несколько дней не чувствовала между нами связи. С одной стороны, мне кажется, он пытается оттолкнуть меня — держать на расстоянии вытянутой руки — поддерживая лишь легкомысленные разговоры. Говоря, что у него болит голова, что ему нужно поспать, как только я заводила речь о чем-то серьезном.

А потом были странные моменты, когда он думал, что я не обращаю на него внимания, и я замечала, что он смотрит на меня через окно палаты с выражением болезненного благоговения, с тоской, пронизанной грустью. И этот странный взгляд всегда вызывал у меня озноб.

Он всхлипывает и медленно открывает глаза, боль в них так очевидна, мой взрослый мужчина изранен слезами испуганного маленького мальчика. Он на мгновение отводит взгляд, и я вижу, как он пытается собраться, но только зажмуривается и плачет еще сильнее.

— Колтон? — поднимаюсь из своего кресла, находящегося в откинутом положении, начиная протягивать руку, но затем в неуверенности отступаю, потому что в его глазах отражается абсолютная опустошенность. На мою неуверенность отвечает Колтон, глядя на мою руку и качая головой, будто лишь одно мое прикосновение разрушит его на части.

И все же я не могу устоять. Не смогу никогда, когда дело касается Колтона.

Я не могу позволить ему молча страдать от того, что пожирает его душу и тенью ложится на его лицо. Я должна быть связана с ним, утешить его единственным способом, который, казалось бы, работал в течение последних нескольких недель.

Расстегиваю ремень безопасности и пересекаю расстояние между нами, глазами спрашивая, можно ли войти с ним в контакт. Я не даю ему ответить — не даю ему еще одного шанса оттолкнуть меня — и скорее сажусь к нему на колени. Обхватываю руками, как могу, прижимаюсь головой к его шее и просто остаюсь так в успокаивающем молчании.

Его грудь содрогается, дыхание прерывается.

Слезы падают, либо очищая душу, либо предвещая надвигающееся опустошение.