Брожу по коридорам дома Малибу — беспокойство за Колтона, тоска по мальчикам и Хэдди лишили меня сна. Это был самый длительный период времени, когда я находилась вдали от них, и как бы я ни любила Колтона, мне нужна эта связь с моей жизнью.
Мне нужна их энергия, всегда воодушевляющая мою душу и питающая дух. Я пропустила показания Зандера, первый хоум-ран Рикки, вызов Эйдена в кабинет директора за то, что он остановил драку, а не начал… чувствую себя плохой матерью, пренебрегающей своими детьми.
Не найдя утешения, в сотый раз поднимаюсь по лестнице, чтобы проверить его. Убедиться, что он все еще вырублен коктейлем из лекарств, которые доктор Айронс прописал по телефону ранее, когда головная боль Колтона не унималась.
Я все еще беспокоюсь. Думаю, что на подсознательном уровне я боюсь заснуть, потому что могу пропустить то, что ему может что-то понадобиться.
Потом я вспоминаю откровения Колтона до головной боли, и не могу сдержать улыбку, смягчающую черты лица. Знать, что он пытался оттолкнуть меня, чтобы защитить, возможно, и ошибка, но, тем не менее, она идеальна.
У нас пока определенно есть надежда.
Иду к кровати, группа «Halestorm» тихо играет из стереосистемы, и я задерживаю дыхание, садясь рядом с ним на кровать. Он лежит на животе, руки спрятаны под подушкой, лицо обращено в мою сторону. Светло-голубые простыни сдвинуты ниже талии, и мои глаза прослеживают по скульптурным линиям его спины, пальцы чешутся, желая прикоснуться к его горячей коже. Осматриваю шрам на голове и замечают, что вместе с щетиной начинают отрастать и волосы. Очень скоро никто даже и не узнает о травме, скрывающейся под его волосами.
Но я буду знать. И буду помнить об этом. И буду бояться.
Качаю головой и закрываю глаза, мне нужно взять под контроль свой безудержный поток эмоций. Замечаю рядом с ним на кровати его сброшенную футболку и не могу не взять ее и не зарыться в нее носом, упиваясь его запахом, нуждаясь в связанных с ним воспоминаниях, чтобы уменьшить беспокойство, находящееся теперь со мной постоянно. Но этого недостаточно, поэтому я заползаю на кровать рядом с ним. Наклоняюсь вперед, стараясь его не побеспокоить, и прижимаюсь губами к месту между его лопатками.
Вдыхаю его запах, ощущаю тепло его разгоряченной плоти под своими губами и благодарю Бога за то, что я снова с ним. Второй шанс. Сижу так мгновение, молчаливое «спасибо» пробегает в моих мыслях, когда Колтон всхлипывает.
— Пожалуйста, нет, — говорит он, юношеский тон в мужском тембре призрачный, пугающий, опустошающий. — Пожалуйста, мамочка, я буду хорошим. Только не дай ему делать мне больно.
Его голова мечется в знак протеста, тело напрягается, когда издаваемые им звуки, становятся более четкими, более тревожными. Пытаюсь разбудить его, взять за плечи и встряхнуть.
— Прошу, мамочка. Прошууууу, — хнычет он умоляющим голосом, дрожа от ужаса. Мое сердце сжимается, слезы наворачиваются на глаза от жуткого сочетания маленького мальчика во взрослом мужчине.
— Проснись, Колтон! — толкаю его плечо вперед и назад, он начинает реагировать, но сила лекарств, прописанных ему доктором Айронсом, слишком велика, чтобы вытащить из кошмара. — Ну же, проснись, — говорю я снова, когда его тело начинает трясти, слишком знакомое заклинание слетает с его губ.
Всхлипываю, когда он снова ерзает, его голос замолкает и он перекатывается на спину. Он ерзает еще пару раз, и я рада, что кошмар, кажется, его оставил. Однако он все еще кажется беспокойным, поэтому я подползаю к нему и кладу голову ему на грудь, ногу на его ногу, а руку на его отчаянно бьющееся сердце. И делаю единственное, что могу, в надежде успокоить его, я пою.
Пою о маленьких мальчиках и воображаемых драконах. О вере во что-то невероятное. О том как забыть и двигаться дальше.
— Мой отец пел ее, когда мне снились кошмары.
Его хриплый голос пугает меня до чертиков. Я даже не знала, что он проснулся. Он обнимает меня и притягивает ближе к себе.
— Знаю, — шепчу я в залитую лунным светом комнату, — тебе он и снился.
Тишина повисает между нами, когда он мягко выдыхает. Могу сказать, что его сны все еще у него в голове, поэтому я молчу, чтобы он пробрался через них. Он прижимается поцелуем к моей макушке и остается так.
Когда он говорит, я чувствую в волосах жар от шепота его дыхания.
— Мне было страшно. Помню смутное чувство страха в последние несколько секунд в машине, когда меня переворачивало в воздухе. — И это первый раз, когда он признался мне в чем-либо, подтверждая мои опасения в отношении аварии.
Провожу рукой по его груди.
— Мне тоже.
— Знаю, — говорит он, когда его рука пробирается за пояс моих трусиков и обхватывает голый зад, подтягивая меня к себе, чтобы он мог встретиться со мной глазами. — Мне жаль, что тебе снова пришлось пройти через это. — Я вижу извинения в его глазах, в морщинах, отпечатавшихся на лбу, и я не могу говорить, слезы застревают в горле от признания своих чувств, поэтому показываю ему их лучшим способом, который знаю. Устремляюсь вперед и прикасаюсь губами к его губам.
Его губы раздвигаются, я проскальзываю между ними языком, мягкий стон урчит в его горле, побуждая меня попробовать то единственное, что может излечить мою зависимость. Руками пробегаю по его покрытой щетиной челюсти к затылку, и вбираю опьяняющую смесь, которую так жажду. Его вкус, ощущение его, его мужескую силу.
Его руки сжимают мое лицо, пальцы запутываются в локонах, он на мгновение отводит мое лицо назад, так что мы находимся в сантиметрах друг от друга, наше дыхание шепчет друг другу, а глаза раскрывают эмоции, ранее удерживаемые нами под замком.
Чувствую под своими ладонями пульс на его стиснутой челюсти, когда он борется со словами.
— Рай, я… — говорит он, и у меня перехватывает дыхание. Моя душа надеется, затаившись. И я мысленно заканчиваю за него предложение, договаривая два слова, которые завершают его, завершают нас. Выражают слова, которые я вижу в его глазах и чувствую в благоговении его прикосновения. Он сглатывает и заканчивает: — Спасибо, что осталась.
— Нет другого места, где мне хотелось бы быть. — Вижу, как слова, которые я выдыхаю, тонут и оседают в его сознании, он притягивает меня к себе, направляя мое тело, чтобы переместиться и устроить меня на своих коленях, его рот обрушивается на мой. И это настоящее падение. Безумие страсти взрывается, когда моя потребность сталкивается с его отчаянием. Руки блуждают, языки проникают, а эмоции усиливаются, когда мы вновь познаем линии и изгибы друг друга.
Колтон проводит левой рукой по моей спине и сжимает мое бедро, когда я покачиваюсь над выпуклостью, скрытой под трусами-боксерами. Ощущение нарастает внутри, создавая желание настолько сильное, настолько интенсивное, что оно граничит с болью. Мое тело жаждет всепоглощающего удовольствия, которое может пробудить только он.
Вбираю в себя его стон, поглощенная эмоцией — связью между нами — в этот момент. Чувствую, как правая рука Колтона скользит вниз к моему другому бедру, он хватается с обеих сторон за края майки, пытаясь стянуть ее с меня. Но когда я чувствую, что его правая рука не в состоянии ухватить ткань, быстро беру дело под контроль, не желая, чтобы это повлияло на момент. Скрещиваю руки на груди, хватаюсь за края майки и снимаю ее через голову.
Сижу верхом на нем, голая, за исключением тонких трусиков, его глаза проходятся по линиям моего тела, в его взгляде видна неприкрытая мужская оценка. Безграничная страсть. Бесспорный голод. Он протягивает руку, прикасаясь, пробегая кончиками пальцев вверх по моим ребрам, позволяю ему повернуть мое лицо к нему, чтобы он мог брать, пробовать, соблазнять.
Стону от ощущения прикосновения грудью к его твердой груди, затвердевшие соски такие гиперчувствительные. Колтон толкает мои бедра назад и вперед, и это ощущение заводит меня, нервные окончания готовы взорваться. Отклоняюсь назад, теряясь в этом чувстве, его рот находит мою грудь — жар на прохладной плоти.
Я хочу его. Нуждаюсь в нем. Желаю его так, как никогда не думала, что возможно.
Дыхание затруднено, сердца учащенно бьются, мы действуем в соответствии с инстинктом, связавшим нас с самого первого дня. И именно в этот момент я чувствую, как его рука напрягается и слышу предупреждение доктора Айронса, вспыхивающее в голове. Хочу проигнорировать его, сказать, чтобы он шел к черту, чтобы я могла вновь отдаться своему мужчиной, доставить ему удовольствие, владеть им, как он владеет мной во всех смыслах этого слова. Но я не могу так рисковать.
Опускаю руки к бедрам и переплетаю свои пальцы с его. Отрываюсь от нашего поцелуя и прижимаюсь лбом ко лбу Колтона.
— Мы не можем. Это не безопасно. — Напряжение в моем голосе очевидно, выражая, как трудно мне перестать брать именно то, чего мы оба хотим. Колтон не издает ни звука. Он просто прижимает руки к моим бедрам, наше тяжелое дыхание заполняет тишину спальни. — Слишком сильное напряжение.
— Детка, если я не напрягаюсь, то я чертовски уверен, что делаю это неправильно. — Посмеивается он возле моей шеи, щетина щекочет кожу, умоляющую о больших прикосновениях.
Заставляю себя сесть, чтобы быть подальше от его соблазнительного рта, но забываю о том, что мое новое положение вызывает больше давления на влажную вершину между моими бедрами, когда мой вес опускается на его эрекцию. Вынуждена подавить стон, который хочет сорваться с губ от этого чувства. Колтон ухмыляется, точно зная, что только что произошло, и я пытаюсь притвориться, что меня это никак не трогает, но все бесполезно, когда он снова двигает моими бедрами.
— Колтон, — его имя — протяжный стон.
— Ты знаешь, что не хочешь, чтобы я останавливался, — говорит он с ухмылкой, и когда снова начинает говорить, я протягиваю руку и прикладываю палец к его губам, чтобы он замолчал.
— Эта женщина просто пытается уберечь тебя.
— О, но ты забываешь, что пациент всегда прав, и этот пациент думает, что эта женщина, — говорит он, втягивая мой палец в рот и посасывая его, заставляя желание закрутиться в тугую спираль, — нуждается, чтобы ее тщательно оттрахал этот мужчина.
Мои ноги сжимаются вокруг него, и я впиваюсь пальцами в верхнюю часть бедер, поскольку мое тело помнит, насколько тщательно может быть оттрахано Колтоном Донаваном. И несмотря на решимость, мое тело кричит возьми меня, заклейми меня, заяви на меня права. Владей каждой частичкой меня, здесь и сейчас.
— Безопасность, — повторяю я, пытаясь восстановить подобие контроля над своим телом и ситуацией. Пытаясь думать о его безопасности, а не о постоянном желании, пылающем во мне, как лесной пожар.
— Райлс, ты когда-нибудь видела, чтобы я избегал риска? — ухмыляется он дьявольски прекрасной улыбкой, перед которой, как он знает, я не могу устоять. — Прошу… позволь мне напрячься, — умоляет он, но я знаю, что под этим игривым тоном скрывается мужчина, подбирающий остатки своей сдержанности. — Я умираю от желания запрыгнуть на водительское место и задать темп.
Не могу удержаться от смеха, потому что его слова вызывают у меня определенные воспоминания.
— Когда мы впервые встретились, Хэдди спросила, трахаешься ли ты так же, как водишь.
Он фыркает от смеха, озорная усмешка украшает его губы, образуя ямочку, которую я так люблю.
— И как же?
— Немного безрассудно, раздвигая все границы, удерживаясь на треке до самого последнего круга… — позволяю голосу затихнуть, дразнящим движением выводя ногтем линию посередине его груди, его мышцы напрягаются в ожидании моего прикосновения.
Он наклоняет голову в сторону, и его высокомерная улыбка становится шире.
— И что же, она была права или мне нужно еще разок прокатить тебя по треку, чтобы освежить твою память?
Мне нравится видеть Колтона, которого я знаю, Колтона, по которому я скучала, такому живому, что я решаю немного повеселиться — сыграть с ним в его же игру. Он хочет секса, который я не собираюсь ему давать, но это не значит, что я не могу устроить хорошее шоу, чтобы скрасить его ожидание. Дать ему что-нибудь, что бы облегчило жажду.
Или усилить жажду.
Провожу пальцами вниз по его груди, а затем по своим раздвинутым коленям, вверх к бедрам. Его глаза следят за их распутными движениями, когда они останавливаются поверх треугольника ткани, прикрывающего мою киску.
— Не уверена, что помню, Ас. Прошло много времени с тех пор, как я видела тебя в действии.
Он со свистом втягивает воздух, и эта реакция заставляет меня сделать еще один шаг вперед. Провожу руками по голому животу, обхватываю ладонями груди, уже отяжелевшие от желания. Намеренно прикусываю губу, выдыхая слабый стон, сжимая соски между большими и указательными пальцами, ощущение рикошетом проходит через каждый мой нерв. Глаза Колтона темнеют, губы приоткрываются, и я чувствую, как его член пульсирует у меня между ног при виде того, как я доставляю себе удовольствие.
Его реакция дает мне силы, позволяет обрести мужество и уверенность, чтобы осуществить задуманное. Несколько месяцев назад я бы никогда такого не сделала — так дерзко трогать себя под его пристальным взглядом — но это он сделал со мной: показал, что мои изгибы сексуальны; тело, которое я привыкла с готовностью критиковать — именно то, которое он хочет, которое его возбуждает. Что ему его более чем достаточно.
И благодаря этому знанию, я могу с полной уверенностью и твердыми руками преподнести ему этот дар.
Позволяю еще одному стону слететь с губ, и насколько могу видеть, желание в зеленых глазах становится сильнее, когда он следит за мной. Медленная, кривая улыбка приподнимает один уголок его восхитительно красивых губ. Он лишь слегка качает головой, веселье пляшет на его лице, он дает мне понять, что более чем готов играть в эту игру.
— Детка, если ты пытаешься заставить меня остановиться, то не стоит бросаться такими словами.
Он вращает подо мной своими бедрами, его твердый член прижимается именно там, где я жажду, чтобы он меня заполнил — где я молча прошу усилить трение — и насытить боль, доставляющую удовольствие. Пытаюсь подавить реакцию, слетающую с губ, стараюсь разыграть застенчивость, но это бесполезно, когда он снова двигается. Губы приоткрываются, удовлетворенное мурлыканье исходит из глубины моего горла, руки опускаются, не задумываясь прижимаются к внешней стороне моих влажных трусиков. Я нуждаюсь в чем-то, что бы могло подавить желание взять то, в чем я так отчаянно нуждаюсь, так отчаянно хочу.
Его.
Когда его бедра опускаются, я пальцами впиваюсь в плоть своих бедер, чтобы помешать себе взять то, что мне хочется — пальцы разрывающие трусы-боксеры, берущие его стальную длину в руки, направляющие ее в меня, растягивая до грандиозного удовлетворения — мне хватает достаточно самообладания, чтобы поднять глаза вверх и зафиксировать их на нем. Притвориться, что я крепко удерживаю контроль, который умоляет меня сломаться.
Он поднимает руку и мучительно медленно проводит линию между моими грудями. Его ухмылка растягивает оба уголка губ, когда мои соски твердеют от его прикосновения, доказывая, что, несмотря на мой серьезный внешний вид, он влияет на меня всеми возможными способами.
— Что же, если ты думаешь, что я трахаюсь, как веду, то должна была видеть, как я изо всех сил жму на газ и обгоняю тебя на финише.
Не могу сдержать вздоха, перехватывающего горло. Должно быть, это совпадение, что он использует термин «обгонять» — в конце концов, он относится к его профессии — но каждая частичка меня на мгновение надеется, что я ошибаюсь. Что он использует этот термин, чтобы сказать мне, что он помнит. Но как только эта мысль воспаряет надеждой, она сгорает, запирая дыхание в моих легких. Поэтому я делаю единственное, что могу, чтобы помочь себе забыться, а ему вспомнить.
Пришло время показать ему шоу, которым я его соблазняю.
Пока его глаза мечутся между моими глазами и пальцами, я раздвигаю ноги шире, желая убедиться, что он видит все, что я делаю. Мои пальцы скользят чуть ниже, за пояс моих трусиков, а затем останавливаются, мое собственное тело жаждет моего прикосновения, как и он, насколько я могу видеть это в его взгляде, и он трет пальцами друг о друга, жаждая самому прикоснуться ко мне. Но он все еще контролирует ситуацию. По-прежнему так спокоен.
Время проверить это спокойствие.
— Я думала, гонки — не командный вид спорта, — говорю я, глядя из-под ресниц. — Знаешь, в них больше каждый сам за себя. — Слежу, чтобы он наблюдал, чтобы видел, как мои пальцы скользят немного дальше на юг. И я знаю, что он смотрит, потому что его адамово яблоко двигается, когда он сглатывает.
— Каждый сам за себя, да, — наконец произносит он напряженным голосом. — Заниматься гонками может оказаться опасно, понимаешь?
— О, в самом деле? — отвечаю я.
Приступаю к делу, в сладкой пытке раскрываю себя и потираю по кругу доказательство моего возбуждения, чтобы иметь возможность применить столь необходимое трение к клитору. И как бы хорошо это ни было — давление, трение, его затвердевший член, трущийся об меня — ничто не возбуждает меня больше, чем выражение лица Колтона. Неоспоримое возбуждение и полная концентрация, когда он наблюдает за движениями, которые не может видеть через шелковистую красную ткань, но может только догадываться.
Я хочу от него большего. Хочу, чтобы эта стоическая сдержанность была сломлена, и поэтому поддаюсь чувству, эротизму момента — когда он смотрит, как я наслаждаюсь — и делаю то, что, как я знаю, поможет подтолкнуть его к краю, создаст эффект нажатия на спусковой крючок, который я знаю, взведен. Откидываю голову, закрываю глаза и протяжно стону:
— О Боже!
— Господи Иисусе! — он чертыхается, сдержанность лопается вместе с нитями ткани, удерживающими мои трусики.
Держу голову откинутой, зная, что он наблюдает, как я двигаю пальцами — поглощаю удовольствие — потому что есть что-то неожиданно раскрепощающее в том, как он срывает с меня ткань, чтобы иметь возможность видеть. Я свободна, не стыжусь и полностью принадлежу ему, телом и душою.
Чувствую, как учащается пульс. Тепло разливается по мне приливной волной ощущений, в которой мне охотно хочется утонуть. Колтон стонет, и я возвращаюсь в настоящее, поднимаю голову и открываю глаза, чтобы обнаружить его, наведенного на развилку между моими бедрами. Я со стоном протягиваю к нему руку, чтобы он увидел доказательство моего возбуждения, блестящего на пальцах. Изо всех сил пытаюсь контролировать огонь, распространяющийся по мне, зажигая места, о которых я даже и не знала, и пытаюсь обрести голос.
— Ну, Ас, опасность можно переоценить. Кажется, я отлично знаю, как действовать на скользком треке, — мурлычу я, не в силах бороться с ухмылкой, начинающей играть на моем лице, когда его пальцы глубже вонзаются в плоть моих бедер. Не отрываю от него глаз и дразню его, поднося пальцы к губам и медленно посасываю, прежде чем убрать.
На его челюсти дергается мышца. В ответ его член пульсирует подо мной. У него перехватывает дыхание.
— Скользко и мокро, да? Опасность никогда не была более чертовски соблазнительной, — тянет он, прежде чем облизнуть языком губы, он отслеживает, как мои руки скользят вниз по моей груди, по животу и дальше между бедер. На этот раз, однако, я раздвигаю колени шире, одной рукой раскрываю створки, чтобы он мог видеть, как другая рука скользит между набухшей розовой плотью. Вижу, как борьба мелькает на великолепных чертах его лица, наблюдаю, как желание захлестывает его, и знающая улыбка, изгибающая его губы, каким-то образом подходит ему в абсолютном совершенстве.
Мой прекрасный, высокомерный негодник.
Немного дерзкий.
Совершенно неидеальный.
И полностью мой.
— Знаешь, — хрипит он, проводя кончиком пальца вверх по одному бедру, намеренно пропуская мое естество, сжимающееся в ожидании, прежде чем продолжить движение вниз по другой ноге. — Иногда в гонке, чтобы добраться до финиша, новички вроде тебя должны присоединиться к команде для достижения желаемого результата.
Не борюсь с появившейся улыбкой и не скрываю дрожащее дыхание, когда его пальцы покидают мою кожу. Наклоняюсь вперед, кладу руки ему на грудь и смотрю прямо в глаза.
— Извини, но этот двигатель, похоже, отлично работает в одиночку, — говорю я, процарапывая ногтями линии вниз по его груди. Его мышцы конвульсивно сжимаются под моими пальцами, доказывая, что, хоть высокомерная ухмылка на губах остается, его тело все еще хочет и нуждается в том, что я могу предложить. Снова проникаю пальцами между бедер и говорю то, что надеюсь, подтолкнет его к краю. — Я точно знаю, что мне нужно, чтобы добраться до финиша.
— О, так ты любишь грязные гонки, да? Нарушаешь все правила? — усмехается он, возвращая мяч в игру.
— О, я определенно могу вести грязно, — дразню я, подняв брови, прежде чем потянуться рукой, его глаза сужаются, следя как я подношу палец, покрытый моей влагой, к губам. Его рука мгновенно вскидывается и хватает мое запястье, направляя мои пальцы к себе в рот, его низкий гортанный гул отражается во мне, проходя сквозь меня. И моя собственная сдержанность подвергается проверке, когда его язык кружится вокруг них, а мои бедра, автоматически реагируя, трутся и раскачиваются над ним. Боже святый, это кажется Раем. Мои нервные окончания заходятся в лихорадочной боли, когда я снова откатываюсь назад, его твердая плоть против моей мягкой, и все, о чем я могу думать — это нужда, пронизывающая меня. Влага между ног. Мысль о том, что его пальцы на мне, во мне, управляют мной.
Черт, он нужен мне сейчас. Отчаянно. Поэтому я делаю единственное, что могу, без откровенной мольбы. Бросаю последний связный вызов, который у меня остался, потому что все мои мысли перемешались в голове с этим натиском ощущений. Наклоняюсь вперед, легко пробегаю губами по покрытой щетиной линии челюсти, и вдыхаю его запах, прежде чем шепчу:
— Будучи таким опытным профессионалом, как ты, тебе, возможно, придется показать этому новичку, почему говорят, что без трения нет гонки.
Вращаю над ним бедрами и чувствую, как его зубы скрежещут, испытывая силу воли. Повторяю движение еще раз, удовлетворенный выдох соскальзывает с моих губ, тело просит большего.
— Такой большой непослушный профессиональный гонщик, как ты, боится показать новичку, как дергать рычаг, да?
Я забыла, как быстро Колтон может двигаться, из-за руки и всего остального. В одно мгновение он толкает меня назад, и я снова сажусь. Мои ноги вытянуты вперед, так что они лежат на кровати по обе стороны его грудной клетки, и он раздвигает мои колени так широко, как только можно.
Бинго.
Запал зажжен.
Тонкая грань контроля сломлена.
Слава Богу!
Должно быть, он неправильно понял выражение моего лица — облегчение, граничащее с отчаянием — как замешательство, потому что говорит:
— Я переключаю передачи, дорогая, потому что я единственный, кому разрешено водить эту машину. — Слышу гул глубоко в его горле, когда он скользит руками вверх по моим бедрам, останавливаясь, чтобы провести большими пальцами вверх и вниз по моей полоске завитков. Дразнящее прикосновение, рикошетом посылающее сквозь меня крошечные содрогания, намекая на то, что должно произойти, тот уровень удовольствия, который он может мне доставить.
Его пальцы замирают, и он ведет взглядом вверх по моему телу, чтобы встретиться со мной глазами, тень самодовольной усмешки появляется на его губах. Он удерживает мой взгляд — почти что бросая мне вызов, чтобы я отвернулась — двигает одной рукой, разделяя мою набухшую плоть, в то время как другая проникает пальцами внутрь. Моя голова откидывается назад, я вскрикиваю от ощущений движущихся пальцев, манипулирующих, кружащихся вокруг чувственного комочка нервов. Он скользит пальцами внутрь и наружу, мои стенки сжимаются вокруг него, обхватывая в чистой, плотской потребности. Жажде.
Наблюдаю за его лицом. Видеть, как его язык скользит между губами, желание затуманивает его глаза, наблюдать, как мышцы пульсируют на его руках, когда он доводит меня до лихорадочного состояния. Заставляет меня быстро устремиться к вершине, потому что я столько сдерживалась — так одурманена потребностью — что вид его, ощущение его, память о нем толкает меня через край.
Мои ногти впиваются в его предплечья, мое тело напрягается, киска конвульсивно сжимается, и надрывный выкрик его имени заполняет комнату. Я падаю вперед, обрушиваясь на грудь Колтона, в то время как жар, пронизывающий меня волнами, расплавляет все внутри. Делает согласованность действий отдаленной возможностью. Хочу почувствовать свою кожу на его коже. Мне нужно почувствовать его твердое тело и безопасность его рук, окружающих меня, когда я проплываю сквозь ощущения, которыми он меня просто затопил.
Дышу короткими, резкими вдохами, мое тело успокаивается, кончики его пальцев скользят вверх и вниз по моему позвоночнику. Чувствую грудью его мягкий смешок.
— Эй, новичок?
Заставляю себя посмотреть на него — чтобы вырваться из посторгазмической комы.
— Хм? — это все, что я могу сказать, встречая в его глазах веселье.
— Я единственный, кому разрешено везти тебя к гребаному клетчатому флагу.
Не могу сдержать смех, вырывающийся наружу. Он может заявлять права на мой клетчатый флаг в любой день.