Разрушенные

ГЛАВА 25

Раскладываю документы на кухонном столе. Я удовлетворена изложением показаний Зандера для предъявления официального обвинения его отцу. Засовываю их в бежевую папку и понимаю, что потеряла счет времени; часы показывают семь сорок, а мальчики должны быть на поле к восьми. Вот дерьмо! Мне нужно закончить собирать вещи для игры. Встаю из-за стола, начинаю наполнять бутылки и ставлю их на стол рядом с пакетиками с семечками. Напрягаюсь, пытаясь услышать шум в спальнях и могу сказать, что Джексон собирает мальчиков и почти готов идти.

— Эй, Рай?

— Да? — поднимаю взгляд и вижу Джексона с беспокойством в глазах, прислонившегося плечом к стене.

— Зандер и Скут все еще спят. — Он на минуту делает паузу, а затем продолжает. — Ты не спала, когда Шейн пришел прошлой ночью?”

Смотрю на него, пытаясь понять, почему он спрашивает.

— Нет. — Я читала в своей комнате. — А что?

— Ты видела его лично? Говорила с ним?

Теперь в моей голове звучит сигнал тревоги, я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом.

— Нет… Я окликнула его, он пожелал спокойной ночи и пошел в свою комнату. Ты пугаешь меня Джекс, что случилось?

— Ну, похоже, Шейн набрался прошлой ночью. Он вырубился в своей постели, в его комнате пахнет пивом, а, судя по ванной комнате, он всю ночь бегал в туалет. — На его лице полуулыбка, и я знаю, что это неуместно, но мне приходится подавить смех, из-за того, что Шейн сделал что-то настолько нормальное для своего возраста.

И тогда ответственная часть меня берет верх. Прикусываю губу и смотрю на Джекса.

— Мы знали, что когда-нибудь это случится… черт, хочешь, чтобы с ним разобралась я или ты сам?

— Мы будем в мини-вэне, Джекс! — кричит Рикки.

— Хорошо! — отвечает он, прежде чем оглянуться на меня. — Я могу остаться здесь с Зандом, Скутом и Шейном, если хочешь сегодня поиграть в бейсбол?

— Нет, всё в порядке, — говорю я ему, когда он хватает бутылочки. — Встретимся позже на поле, посмотрим игру. Я смогу справиться с Шейном.

— Уверена?

— Однозначно.

Джекс прощается, и когда он закрывает дверь, я больше не чувствую себя такой уверенной. Сажусь на один из стульев и размышляю, как именно справиться с похмельем шестнадцатилетнего ребенка. Он самый старший и первый из всех, кто прошел через это, так что я немного растеряна. Конечно, я слишком боялась, чтобы пить в старших классах — всегда безупречная хорошая девочка — так что здесь я на чужой территории.

Мой телефон звонит, смотрю вниз, и улыбка сразу же озаряет мое лицо, видя, что это Колтон.

— Доброе утро, — говорю я, тепло наполняет мое сердце. Последние несколько дней между нами все было хорошо, несмотря на основное напряжение из-за скорого объявления результатов теста на отцовство, которое мы откровенно игнорировали. Колтон был взволнован тем, что на следующей неделе вернется в офис, желая быть там, наблюдать за новыми корректировками устройства безопасности, над которым велась работа. Я рассмеялась и сказала ему, что мне кажется забавным, что он сначала вернулся на трек, а не в офис, но Колтон просто ответил с ухмылкой, что трек был необходимостью, а офис не так важен.

— Эй… в этой кровати ужасно одиноко без тебя. — Его сонный утренний хриплый голос притягивает меня, его слова соблазняют, когда мне совсем не до соблазнения.

— Поверь, я бы предпочла оказаться там с тобой…

— Тогда приезжай как можно быстрее, детка, потому что мы тратим время впустую. У меня сегодня длинный список дел, — говорит он с весельем, оттеняющим намекающий тон его голоса. И мне нравится в нем — в нас — то, что только его голос может облегчить мое напряженное утро.

— И какие у тебя сегодня дела?

— Ты на диване, ты на столе, ты у стены, ты почти в любом месте, которое только можно себе представить… — его голос срывается, а все еще спящие части моего тела внезапно просыпаются.

Стону прямо в трубку.

— Ты понятия не имеешь, как заманчиво это звучит, потому что сегодняшний день уже стал дерьмовым.

— Почему? Что случилось? — спрашивает он обеспокоенно.

— У Шейна был первый опыт с алкоголем, и из того, что говорит Джекс, не похоже на то, что все прошло хорошо.

Колтон расслабляется и смеется.

— Он напился в дрянь? Молодчина, Шейн!

— Колтон! Я пытаюсь воспитать здесь приличных юношей! — и как только я проговариваю эти слова, то понимаю, как старомодно себя веду, но это правда.

— Хочешь сказать, что я не приличный, Райлс?

Ухмыляюсь, потому что сейчас могу представить озорную ухмылку на его лице.

— Что же, ты действительно вытворяешь со мной грязные вещи… — дразню я, мое тело напрягается и внизу живота пульсирует боль при мысли о нашей последней сексападе позавчера на лестнице в доме в Малибу.

Его смех соблазнительный, но игривый.

— О, детка, пачкать тебя — это то, что я делаю лучше всего, но я говорю о другом. В старших классах я напивался в лучших традициях, и со мной все хорошо.

— Это спорно, — поддразниваю я. — Так ты говоришь, что ничего страшного? Что можно спустить ему это с рук без последствий?

— Нет, это не то, что я хочу сказать. Просто я думаю, что это хороший знак, что он ведет себя, как типичный шестнадцатилетний парень. Не то чтобы это хорошо или плохо, просто типично. И если это единичный случай — если он не пьет, чтобы сбежать от своего прошлого — тогда для него это хорошо.

В каком-то смысле я согласна с Колтоном, но в то же время я знаю, что мне нужно поговорить с Шейном, нужно сказать ему, что так нехорошо, и подобное не должно произойти снова, хотя и знаю, что такое еще случится.

— Итак, мужчина, который раньше слыл безрассудным подростком, как же мне с этим лучше справиться?

— Я по-прежнему безрассудный, Рай, — говорит он с весельем в голосе. — Это, дорогая моя, никогда не изменится. С ним должен разобраться Джекс, потому что Шейн не станет тебя слушать.

— Позволь не согласиться. — Я не хочу, чтобы мальчики не хотели разговаривать со мной или слушать меня, потому что я в доме одна из немногих женщин-консультантов.

— Не горячись, Томас, — смеется он. — Я не говорю, что ты не можешь с этим справиться. Я лишь хочу сказать, что он лучше усвоит, если это будет исходить от мужчины.

— Ну, Джекс на бейсболе, так что это должна быть я.

— Ты в доме одна? — слышу, как беспокойство наполняет его голос, и улыбаюсь его внезапной потребности следить за мной, защищать. Это довольно мило.

— Колтон. — Вздыхаю я. — У входа пятьдесят фотографов. Со мной все в порядке.

— Вот именно. Пятьдесят фотографов, которым нечего там делать, кроме как домогаться тебя и мальчиков. Боже правый! — он ругается на самого себя. — Я так устал от того, что мое дерьмо обивает ваш порог.

— Правда, это не…

— Я буду через тридцать минут, — говорит он, и линия замолкает.

Ладно. Итак, он собирается разбираться с прессой, что не приведет ни к чему хорошему, а мне все еще нужно придумать, как разобраться с Шейном.

Черт!

— Можешь поиграть еще часок-другой, Скутер, а потом мы отправимся на поле, хорошо?

— Ага! — кричит он мне, спеша по коридору в гостиную, где, я уверена, в субботу утром мультфильмы идут в полном разгаре.

Продолжаю идти по коридору и, проходя мимо комнаты Зандера и Эйдена, останавливаюсь. Зандер сидит на кровати, одеяло обернуто вокруг его плеч, драгоценная плюшевая собака прижата к груди, и он с закрытыми глазами раскачивается взад и вперед. Наклоняю голову, делаю шаг в комнату и наблюдаю за ним, чтобы понять, спит он или нет. Когда подхожу ближе, слышу тихое причитание, и тогда двигаюсь инстинктивно.

— Эй, Зандер, ты в порядке, приятель? — мягко спрашиваю я, медленно опускаясь на матрас рядом с ним.

Он продолжает раскачиваться, но поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, слезы украшают его лицо, а в глазах отражается полнейшее горе. Потому что независимо от того, сколько пройдет времени, воспоминания всегда будут там, запуская свои щупальца разрушения так глубоко, как только могут, чтобы он никогда не смог забыть. В какой-то момент он сможет двигаться дальше, но никогда не забудет.

— Я хочу свою мамочку, — хнычет он, и если бы могло, мое сердце разбилось бы на миллион осколков из-за этого маленького мальчика, которого я люблю больше всего на свете.

Я очень медленно перетягиваю его себе на колени и обнимаю, прижимая его голову к своей шее, чтобы он не видел слез, которые я проливаю о нем, его утраченной невинности, той части его, которая всегда будет страдать — его матери.

— Знаю, приятель, — говорю я ему, укачивая его. — Знаю. Она была бы здесь, если бы могла. Она бы никогда тебя не покинула, если бы не понадобилась ангелам.

— Но… но мне она тоже нужна… — он шмыгает носом, а я ничего не могу ответить. Ничего. Поэтому прижимаюсь поцелуем к его голове и просто крепче его обнимаю, пытаясь позволить своей любви к нему снять часть тяжести с его сердца, но знаю, что ее никогда не будет достаточно.

Мы сидим там какое-то время, утешая друг друга. Через несколько минут он успокаивается, моя рука гладит его по волосам и спине, пытаюсь что-то придумать, чтобы заставить его улыбнуться.

— Эй, приятель? Колтон уже едет сюда.

Чувствую, как его тело вздрагивает, а красные глаза обращаются на меня.

— Правда?

И словно по сигналу, снаружи доносится шум. Даже с закрытыми окнами и жалюзи я слышу урчание двигателя, щелчки затворов камер и гвалт вопросов.

— Ага, кстати, думаю, он только что приехал.

Благодарная за своевременное появление Колтона и моментальную вспышку в глазах Зандера, мы встаем и направляемся к передней части дома. Убеждаюсь, что мальчики в гостиной, чтобы, открывая дверь, они не попали в объективы камер.

Колтон протискивается в узкое отверстие дверного проема, бормоча проклятия, дверь за ним захлопывается. Он смотрит на меня с выражением разочарования на лице и держит под мышкой коричневый пакет для продуктов. Он улыбается.

— Привет.

— Приветик, Ас, — говорю я, подходя к нему, чтобы поцеловать, но его тело напрягается. Сразу же отступаю, понимая, что позади меня кто-то из мальчиков. Колтон так хорошо их знает и всегда осторожен, целуя меня в их присутствии, даже чмокая в губы, потому что знает, насколько сильно они меня опекают, и он никогда бы не нарушил это равновесие.

— Просто поцелуй ее, и покончим с этим! — раздраженный голос Скутера позади меня заставляет нас с Колтоном расхохотаться, с улыбкой на лице я поворачиваюсь к нему.

Чувствую на пояснице свободную руку Колтона, он подходит ко мне и садится на корточки перед Скутером.

— Ты не против? — спрашивает он маленького мальчика, чьи глаза только что стали размером с блюдца. — Я имею в виду, не очень вежливо являться в дом другого мужчины и целовать его девушку… но раз ты один из мужчин этого дома, думаю, я могу ее поцеловать, если ты мне скажешь, что не против.

От слов Колтона Скутер открывает рот, и выпрямляется от гордости.

— Правда? — волнение в его голосе заставляет меня положить руку на сердце. — Да… все в порядке. До тех пор, пока ты не заставишь ее грустить.

— Договорились. — Колтон протягивает ладонь, и они жмут руки. Мое сердце переполняет любовь, и мне приходится бороться со слезами, которые наворачиваются на глаза во второй раз за сегодня, но на этот раз от гордости, которую я испытываю к двум мужчинам в моей жизни.

— Ну что ж, — говорит Колтон и смотрит на меня, — хозяин дома говорит, что я могу поцеловать тебя.

Моя улыбка расширяется, Колтон наклоняется и по-братски чмокает меня в губы.

— Фууу, гадость! — говорит Скутер, вытирая рот тыльной стороной ладони, и, развернувшись, бежит в гостиную, чтобы рассказать все Зандеру.

Колтон оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что Скутер ушел, и когда поворачивается ко мне, не задумываясь, находит своими губами мои губы. Это короткий поцелуй, но этот мужчина вызывает такую ударную волну, еще сильнее подтверждая то, что он наркотик, без которого я не могу жить.

— Вау! — говорю я, когда он отступает.

— Он сказал, что я могу это сделать. — Он лишь ухмыляется и пожимает плечами. — Где наш пьяный вонючка?

— Все еще спит, — говорю я ему, глядя на коричневый пакет под мышкой. — Что это?

Колтон только усмехается.

— Кое-что, чтобы он запомнил это утро надолго. Чтобы избавить его от похмелья и все такое.

— Колтон, — предупреждаю я, заметив, что форма пакета слишком смахивает на упаковку из шести алюминиевых банок. — Я не могу дать ему пива! Меня уволят, — восклицаю я приглушенным голосом.

У него хватает наглости стоять и посмеиваться.

— Вот именно. Поэтому-то я и здесь. — И с этими словами Колтон шагает по коридору направо от меня в комнату Шейна. Слова Колтона о том, что Шейн меня не послушает, заставляют направиться вслед за ним и посмотреть, что же он собирается делать.

Колтон поднимает жалюзи, и яркий свет заливает комнату, прежде чем бросает взгляд на комод Шейна, и на его лице разливается огромная улыбка. Через пару секунд пара динамиков, подключенных к iPod Шейна, оживают ужасающим битом. Шейн мгновенно вскакивает с кровати, кричит и закрывает уши, и, присмотревшись внимательнее, видит, кто стоит перед его кроватью, скрестив руки на груди и приподняв брови.

Мгновение они смотрят друг на друга, прежде чем Шейн хватает подушку и натягивает ее на голову, чтобы заглушить звук и яркий свет.

— Останови это! — кричит он. Колтон смеется, подходит к iPod и выключает его.

— Спасибо! — доносится из-под подушки приглушенный голос Шейна.

— Ну уж нет, — говорит ему Колтон, запрыгивая на кровать рядом с ним и вытаскивая подушку из рук, тогда Шейн закрывает глаза руками. — Судя по запаху в твоей комнате и виду твоего лица, я бы сказал, что ты жестко оттянулся прошлой ночью. Не так ли, приятель? — когда Шейн не отвечает, он заливается веселым, граничащим с зловещим, смехом. — У тебя раскалывается голова? Кружится комната? Глаза болят? Тебя тошнит, но в желудке ничего нет?

— Замолкни, — стонет Шейн, пытаясь натянуть одеяло на голову, а Колтон просто сдергивает его обратно.

— Нет. Хочешь тусоваться со взрослыми парнями — накачиваться, как они — тогда пора проснуться и принять это как мужчина. — С моего пункта наблюдения в коридоре я вижу, как Колтон прислоняется спиной к стене и устраивается поудобнее, прежде чем запустить руку в коричневый бумажный пакет. Слышу треск открывающейся пивной банки, и Шейн тут же садится в постели и смотрит на Колтона, будто тот потерял разум.

— Ты рехнулся, черт возьми? — хрипит Шейн в панике.

— Ага, — говорит Колтон, глядя на Шейна и усмехаясь. Он делает глоток пива и протягивает банку Шейну. — Чертовски верно. Выпей, сынок.

— Ни за что! — говорит Шейн, отшатнувшись от банки, словно от огня. — Ты не можешь давать мне пива!

Колтон поднимает брови.

— Кажется, я только что это сделал. Теперь хватит прикрываться этим оправданием. Ты был достаточно взрослым, чтобы прошлой ночью проглотить его, верно? Так что пришло время напомнить, почему оно тебе так понравилось. — Колтон пихает ему пиво. — Давай, выпей. Или слабо?

— Что за…

— Пей! — давит на него Колтон. — Что? Ты достаточно крут, чтобы выпить с друзьями, но не со мной?

— Меня сейчас стошнит!

— Теперь ты улавливаешь! — говорит Колтон с ухмылкой, тянется свободной рукой обратно к пакету и хватает еще одно пиво. — У меня для тебя есть еще пять, когда ты закончишь с этой.

Глаза Шейна становятся огромными, лицо бледнеет, когда слова Колтона доходят до него.

— Ни за что! Меня сейчас стошнит.

— Хорошо, — говорит Колтон, приближаясь к лицу Шейна. — Выпей это, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты запомнил, как хорошо оно на вкус, когда подобное повторится. В следующий раз, когда твои приятели заставят тебя пить или ты сам захочешь выпить, чтобы выглядеть круто перед дамами… я хочу, чтобы ты вспомнил, как круто ты выглядишь, склонившись над унитазом, выблевывая все это, потому что гарантирую тебе по собственному опыту, это не очень красивое зрелище. — Колтон отстраняется от него и с самодовольной улыбкой на лице возвращается на свое место возле стены. Он откидывает голову назад, но искоса смотрит на Шейна. — Уверен, что не хочешь пива? Не хочешь вспомнить, каково оно на вкус?

Шейн качает головой, немного шокированный словесной поркой, которую устроил ему его кумир, как и я.

Когда Колтон начинает говорить в следующий раз, его голос пугающе спокоен.

— Теперь, когда я привлек твое внимание, несколько основных правил, хорошо? — он не ждет, пока Шейн ответит. — Как ты добрался домой прошлой ночью, Шейн?

Вопрос удивляет меня, так же, как и Шейна.

— Дэйви привез меня домой.

— Дэйви тоже пил прошлой ночью? — тихое спокойствие в голосе Колтона заставляет Шейна отвести взгляд, отчего у меня замирает сердце.

— Немного. — Слышу стыд в голосе Шейна; он знает, что это неправильно.

— Эээ! Неправильный ответ! — говорит Колтон, поворачивая голову и снова глядя на Шейна. — Хочешь вести себя глупо и напиваться? Это единственное, что я понял. Хочешь сесть в машину и позволить кому-то другому везти себя, кому-то пьяному — потому что давай посмотрим правде в глаза, ты был в дерьмо, так откуда тебе знать, сколько выпил Дэйви — такого я не потерплю! В этом доме слишком много людей, которые любят тебя. Заботятся о тебе, Шейн — Рай, мальчики, я — мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось. Позволь мне перефразировать вопрос, хорошо? Я не собираюсь спрашивать тебя, будешь ли ты снова пить, потому что тогда тебе придется мне солгать. Вот мой вопрос: ты будешь садиться в машину к другому человеку, который пьян?

Шейн шумно сглатывает и отрицательно качает головой. Когда Колтон просто смотрит на него, он произносит вслух:

— Нет.

— Хорошо! Теперь у нас определенный прогресс… — говорит Колтон, громко стукнув рукой по стене, что заставляет Шейна подпрыгнуть и схватиться за голову, в то время как Колтон смеется. — Уверен, что не хочешь пива? — снова предлагает он, и Шейн бешено качает головой. — Люблю смышленых парней, так что слушай, мне все равно, на каком черте ты доберешься до дома, позвони мне, если придется, но не делай этого снова. И последнее… зачем?

Шейн поднимает взгляд, чтобы посмотреть на него.

— Что значит зачем?

Колтон долго и пристально смотрит на него, и меня сводит с ума, что я недостаточно близко, чтобы видеть, как между ними происходит обмен невысказанными словами.

— Чтобы выглядеть круто? Произвести впечатление на девушку? Заглушить боль от потери своей мамы? Ты не обязан говорить мне, Шейн, но ответ очень важен. На него ты должен ответить сам. — Вижу, как голова Шейна склоняется ниже и с беспокойством втягиваю воздух. Шейн передвигается и, как Колтон, прислоняется к стене, скрестив вытянутые ноги на постели, а руки на груди, лицо направлено к потолку. Видеть их вместе — бесценно, и я знаю, это один из тех моментов, который навсегда останется в моей памяти.

Колтон выдыхает, и когда начинает говорить, его голос настолько тихий, что я напрягаюсь, чтобы расслышать.

— Когда я был маленьким, со мной случилось кое-что плохое. Очень плохое дерьмо. И неважно, что я делал, или насколько я был хорош, или как сильно я старался… ничто не имело значения… ничто не могло это остановить. Никто мне не мог помочь. Так что, своим семилетним мозгом я считал это своей виной, и даже спустя столько лет, я все еще так думаю. Но хуже всего было жить с болью и чувством вины. — Он вздыхает, отворачивается от созерцания потолка и ждет, пока Шейн сделает то же самое, чтобы они могли смотреть друг на друга. — Черт, я начал пить, будучи чертовски моложе тебя, Шейн… и я пил, потому что мне было чертовски больно. И после нескольких глупых фокусов и ситуаций, из которых мне посчастливилось выбраться, мой отец усадил меня и задал тот же вопрос, который я только что задал тебе. Сказал то же самое, что и я тебе. Но затем он спросил: «Зачем пить, чтобы заглушить боль, ведь боль — это чувство, а чувство — это жизнь, а разве не хорошо быть живым?» — Колтон качает головой. — И знаешь, что? Иногда я думал, что это чушь собачья, что я никогда не смогу провести ни одного дня, не думая об этом, не страдая от этого, не чувствуя себя виноватым… и черт, в те дни… Мне хотелось выпить. В пятнадцать лет, Шейн, мне хотелось выпить, чтобы справиться с этим… но мой отец усадил меня и повторил эти слова. И знаешь, что? Он был прав. Это заняло время. Уйму времени. И это никогда, никогда не пройдет… но я так рад, что предпочел чувства оцепенению. Я очень рад, что выбрал жизнь вместо смерти.

Не осознаю, что по моим щекам катятся слезы, как и у Шейна, пока Колтон не протягивает руку и не обнимает его за шею и не притягивает к себе. Он дает ему быстрое, но суровое мужское объятие, заставляющее тело Шейна содрогнуться от всхлипа. Колтон прижимается нехарактерным для него поцелуем к макушке Шейна и снова бормочет:

— Помни, боль — это чувство, а чувство — это жизнь, а разве не хорошо быть живым?

Мое сердце подкатывает к горлу, дыхание прерывается, и любая возможность, что я когда-либо смогу уйти от этого прекрасного бедового мужчины, полностью пропадает, раз и навсегда.

Поврежденный мужчина помогает сломленному ребенку.

Он выпускает Шейна из объятий, и я сразу же чувствую, что им обоим неловко показывать свои эмоции. Колтон спрыгивает с кровати и смеется, снова предлагая Шейну пиво, а тот отталкивает его. Он забирает пакет с остальными банками и направляется к двери, но поворачивается.

— Эй, Шейн? Ты воняешь, чувак. Прими душ и переоденься, нам еще бейсбол нужно посмотреть.

Колтон выходит из двери и останавливается, смотрит на меня, видя слезы, украшающие мои щеки, в его глазах столько эмоций. Говорю единственное, на что способна.

— Спасибо, — произношу я. Он кивает, будто не доверяет самому себе, и идет по коридору.