Разрушенные

ГЛАВА 3

Сегодня прекрасный день. Голубое небо над головой, солнце греет щеки, и ни одной мысли в голове. Волны врезаются в песок в успокаивающем крещендо, одна за другой. Я часто прихожу сюда, туда, где было наше первое официальное свидание, потому что здесь я чувствую себя рядом с ним. Воспоминание, что-то, за что можно ухватиться, когда я снова не смогу его удержать.

Обхватываю руками колени и вдыхаю все это, принимая то, что печаль всегда будет постоянной болью в моем сердце и желая, чтобы он был здесь рядом со мной. Но в то же время я знаю, что с тех пор, как он ушел, я не чувствовала покоя. Возможно, в моем горе намечается перелом — по крайней мере, так думает психотерапевт — так как минули дни со времени слепой паники и удушающих криков, поглощающих мои мысли и искажающих связь с реальностью. Думаю, возможно, после всего этого времени, у меня получится двигаться — не вперед — а просто двигаться.

Мне бросается в глаза одинокая машина, стоящая справа от меня на парковке. Не знаю, почему. Может потому, что машина припаркована рядом с тем местом, где Колтон припарковал Астон Мартин на нашей первой спонтанной прогулке — самое ценное свидание на пляже — я смотрю, мое сердце надеется на то, что мой разум знает, быть не может. Что это он паркует машину, чтобы присоединиться ко мне.

Поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как какая-то фигура подходит к пассажирской двери и наклоняется, чтобы поговорить с водителем через открытое окно. Что-то в этом человеке заставляет меня подняться с песка. Закрываю глаза от солнечного света и изучаю его профиль, внезапно чувствуя, что что-то не так.

Не думая, начинаю идти к машине, мое беспокойство усиливается с каждым шагом. Незнакомец выпрямляется и на секунду поворачивается ко мне, солнце освещает его темные черты, и мои ноги подкашиваются, я перестаю дышать.

Мой темный ангел, стоящий в свете.

— Колтон? — мой голос едва слышен, мозг пытается понять, как возможно, что он здесь. Здесь, со мной, когда я видела, как его неподвижное тело грузят на носилки, поцеловала его холодные губы в последний раз, прежде чем его положили в гроб. Сердце грохочет в груди, его биение ускоряется с каждой секундой, надежда, пронизанная паникой, начинает усиливаться.

И хотя мой голос такой слабый, он наклоняет голову в сторону при звуке своего имени, его глаза, наполненные тихой грустью, устремлены на меня. Он начинает поднимать руку, но на мгновение отвлекается, когда пассажирская дверь распахивается. Он смотрит на машину, а потом снова на меня, на его великолепном лице написано смирение. Он снова нерешительно поднимает руку, но на этот раз машет мне.

Подношу кончики пальцев к губам, горе, исходящее от него, наконец преодолевает расстояние между нами и сталкивается со мной, выбивая воздух из легких. Я сразу же чувствую его полное отчаяние. Оно разрывает мне душу, как молния раскалывающая небо.

И в этот момент я понимаю.

— Колтон! — повторяю я его имя, но на этот раз мой отчаянный крик пронзает тихую безмятежность пляжа. Чайки взлетают от этого звука, но Колтон, не оглядываясь, скользит на пассажирское сиденье и закрывает дверь.

Машина медленно направляется к выезду с парковки, и я срываюсь с места и бегу что есть сил. Легкие горят, ноги болят, но я недостаточно быстрая. Я не успею вовремя и, похоже, не смогу продвинуться дальше, как бы быстро я не бежала. Машина сворачивает с парковки направо, на пустую дорогу, и поворачивает за угол, проезжая мимо меня на юг. Синий металлик мерцает в лучах солнца, и от того, что я вижу, я замираю на месте.

Такое ощущение, что прошла вечность с того момента, как я видела его. Истинный американец, здоровый, с голубыми глазами и легкой улыбкой, которую я слишком люблю. Но его глаза не отрываются от дороги.

Макс даже не взглянул на меня.

Колтон, с другой стороны, смотрит прямо на меня. На его лице отражаются страх, паника и смирение. В слезах, катящихся по его щекам, в извинениях, которые выражают его глаза, в кулаках, отчаянно колотящих в окна, в его словах, я вижу, как его губы двигаются, но не слышу его мольбы. Все это выворачивает мою душу и иссушает ее.

— Нет! — кричу я, каждая фибра моего существа сосредоточена на том, как помочь ему сбежать, как спасти его.

А потом я замечаю движение на заднем сидении и падаю на колени. Гравий, вгрызающийся в них, ничто по сравнению с болью, обжигающей черную глубину моей души. И хотя мне больно больше, чем я когда-либо представляла, часть меня пребывает в благоговении — потеряна в той безусловной любви, о которой никогда не думаешь, что она возможна, пока не испытаешь ее на себе.

Локоны, обрамляющие ее ангельское личико, подпрыгивают в унисон движения автомобиля. Она нежно улыбается Максу, совершенно не обращая внимания на яростные протесты Колтона, сидящего перед ней. Она поворачивается на сиденье и смотрит на меня, фиалковые глаза — мое зеркальное отражение. А потом ее розовые губки слегка шевелятся, детское любопытство берет над ней верх, и она смотрит на меня. Крошечные пальчики появляются в окошке и машут мне.

Мне приходится напоминать себе как дышать. Мне нужно вбить эту мысль в голову, потому что она в одиночку просто разорвала меня на части и соединила обратно. И все же ее вид оставляет на мне незаживающие раны и стирает завтрашний день, который никогда не наступит.

Который я никогда не смогу вернуть.

Который никогда не был моим.

И со своего места на земле, моя душа цепляется за что-то, за что можно держаться, прежде чем меня поглотят темные глубины отчаяния, я во все горло выкрикиваю имя единственного человека, которого все еще можно спасти.

— Колтон! Стой! Колтон! Сражайся, черт возьми! — с последними словами мой голос превращается в хрип, меня переполняют рыдания и отчаяние. Закрываю лицо руками и позволяю затащить себя под воду и утонуть, радуясь опустошающей тьме во второй раз в своей жизни. — Нет! — кричу я.

Невидимые руки хватают меня и пытаются оттащить от него, но я борюсь изо всех сил, чтобы спасти Колтона.

Спаси человека, которого люблю.

— Райли! — голос призывает меня отвернуться от Колтона. Ни за что на свете я не уйду снова.

Никогда.

— Райли! — настойчивость в голосе усиливается по мере того, как мои плечи трясут взад и вперед. Пытаюсь отмахиваться руками, но меня крепко держат.

Просыпаюсь в испуге, светло-голубые глаза Бэккета напряженно смотрят в мои.

— Это просто сон, Райли. Просто сон.

Мое сердце колотится, я глотаю воздух, но такое чувство, что мое тело его не принимает. Мне не удается достаточно быстро сделать следующий вдох. Поднимаю дрожащую руку и провожу ею по лицу, ориентируясь. Это было так реально. Так невозможно, но так реально… если только… если Колтон не…

— Бэкс. — Его имя — едва слышный шепот, остатки моего сна обретают смысл, и я начинаю понимать, почему Колтон находился с Максом и моей дочерью.

— Что случилось, Рай? Ты бледная, словно увидела привидение.

Слова сдавливают мне горло. Не могу сказать ему, что происходит в моей голове. Запинаюсь, пытаясь выговорить слова, когда нас прерывают.

— Семья Колтона Донавана?

Все в комнате ожидания встают и собираются у входа, где стоит невысокая женщина в халате, развязывая хирургическую маску. Я тоже встаю, страх заставляет меня двигаться вперед, а Бэкс расчищает мне путь. Когда мы останавливаемся рядом с родителями Колтона, он берет меня за руку. Это единственный признак того, что он так же напуган, как и я.

Ее глаза обозревают всех нас и она с вымученной улыбкой качает головой.

— Нет, мне нужно поговорить с его ближайшими родственниками, — говорит она. Слышу усталость в ее голосе и, конечно, мои мысли начинает ускоряться.

Энди делает шаг вперед и откашливается.

— Да, это мы все.

— Понимаю, но мне бы хотелось сообщить новости его ближайшим родственникам наедине, согласно больничному протоколу, сэр. — Ее тон строгий, но мягкий, и все, что я хочу сделать, это встряхнуть ее, пока она не воскликнет «К черту правила» и не расскажет мне новости.

Энди переводит взгляд с нее на всех нас, прежде чем продолжить.

— Моя жена, дочь и я хоть и ближайшие родственники Колтона, но все, кто здесь… Они — причина, по которой он сейчас жив… так что в моих глазах они семья и заслуживают того, чтобы услышать новости в то же время, что и мы, и будь проклят больничный протокол.

На ее лице мелькает легкий шок, и в этот момент я понимаю, почему столько лет назад полицейские в больнице не стали возражать Энди, когда он сказал им, что ночевать Колтон едет к ним домой.

Она медленно ему кивает, поджав губы.

— Меня зовут доктор Биггети, и мы вместе с доктором Айронсом работали над случаем вашего сына. — Краем глаза вижу, как большинство парней кивают, подаваясь вперед, чтобы убедиться, что они все расслышат. Доротея встает рядом со своим мужем, Квинлан с другой стороны, и хватает его за руку, Бэкс сжимает мою руку. — Колтон перенес операцию и в настоящее время переведен в реанимацию.

Коллективный вздох заполняет комнату. Мое сердце стучит в ускоренном темпе, а голова кружится от такой новости. Он еще жив. Все еще борется. Мне страшно, он изранен, но мы по-прежнему боремся.

Доктор Биггети поднимает руки, чтобы успокоить наш ропот.

— На данные момент еще многое остается неизвестным. Кровотечение и отек были довольно обширными, и нам пришлось удалить небольшой участок черепа Колтона, чтобы уменьшить давление на его мозг. В настоящее время отек, кажется, находится под контролем, но мне следует повториться — в настоящее время. В таких случаях может произойти все что угодно, и следующие двадцать четыре часа будут критическими, и скажут нам, как поведет себя тело Колтона. — Чувствую Бэккет пошатывается рядом со мной, и я разжимаю наши руки, обхватываю его за талию и успокаиваюсь тем, что все мы здесь чувствуем одно и то же. Что на этот раз я не одна наблюдаю, как любимый человек борется за выживание. — И как бы я не надеялась, что результат будет положительным, мне также нужно подготовить вас к тому, что есть возможность повреждения периферической нервной системы, которое нельзя спрогнозировать, пока он не очнется.

— Спасибо вам. — Это говорит Доротея, делая шаг вперед и быстро обнимая удивленную доктора Биггети, а затем отступает назад и стирает слезы под глазами. — Когда мы сможем его увидеть?

Доктор сочувственно кивает родителям Колтона.

— Как я уже сказала, им сейчас занимаются в реанимации и проверяют состояние жизненно важных органов. Через некоторое время вы сможете его увидеть. — Она смотрит в сторону Энди. — И на этот раз я должна буду следовать правилам больницы, чтобы только близкие родственники смогли его навестить.

Он кивает головой.

— Ваш сын очень сильный и чертовски хороший боец. Очевидно, у него есть сильная воля к жизни… и в этом ему помогает каждая клеточка.

— Большое вам спасибо. — Выдыхает Энди, прежде чем схватить Доротею и Квинлан в крепкие объятия. Его руки сжимаются в кулаки на их спинах, выражая лишь каплю тревоги смешанной с облегчением, вибрирующем на поверхности.

Когда доктор уходит, ее слова ударяют по мне, и я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на положительном. Сосредоточиться на том, что Колтон изо всех сил пытается вернуться к нам. Вернуться ко мне.

Всех нас — команду и семью — отвели в другую комнату ожидания, так как мы занимали все пространство в зоне чрезвычайных ситуаций. На другой этаж, ближе к реанимации и Колтону. Комната безмятежного светло-голубого цвета, но мне в ней далеко не спокойно. Колтон рядом. От одной этой мысли у меня учащается дыхание. Я не член семьи, так что я его не увижу.

И только это заставляет меня с усилием делать каждый вдох.

Оставляя все эмоции на поверхности, нервы обнаженными, будто с меня сняли кожу и облили из пожарного брандспойта.

Каждая мысль сосредоточена на том, как сильно мне нужно его увидеть для собственного ускользающего рассудка.

Стою и смотрю на стену из окон, выходящую во внутренний двор. Парковка за ее пределами кишит фургонами прессы и съемочными группами, которые пытаются разузнать больше об истории, чем просто находиться рядом. Рассеянно за ними наблюдаю, масса людей превращается в одно большое пятно. Ты стала для меня искоркой чистого цвета в мире, который всегда был одним большим смешанным пятном…

Я так потерялась в своих мыслях, что вздрагиваю, когда кто-то кладет руку мне на плечо. Поворачиваю голову и встречаю печальные глаза матери Колтона. Мы с минуту смотрим друг на друга, не произнося ни слова, но так много говоря друг другу.

Она только что виделась с Колтоном. Мне хочется спросить ее, как он, как он выглядит, так ли он плох, как показывают образы у меня в голове. Открываю рот, чтобы заговорить, но закрываю его, потому что не могу подыскать слов.

Глаза Доротеи влажные, нижняя губа дрожит от непролитых слез.

— Я просто… — начинает она, а затем замолкает, поднося руку к губам и качая головой. Через мгновение она начинает снова. — Мне невыносимо видеть его таким.

Мое горло сжимается, я пытаюсь сглотнуть. Тянусь к ее руке на моем плече и сжимаю ее — единственное утешение, которое я могу предложить.

— С ним все будет в порядке… — те же самые слова, которые я произносила сегодня снова и снова, которые ничего не изменят, но я все равно их говорю.

— Да, — говорит она с решительным кивком, осматривая цирк на стоянке. — Я провела с ним не достаточно времени. Я упустила первые восемь лет его жизни, так что мне полагается дополнительное время за то, что не получила шанс спасти его раньше. Бог не может быть настолько жесток, чтобы лишить его того, чего он заслуживает. — При последних словах она оглядывается на меня, и тихая сила этой матери, сражающейся за своего сына, очевидна. — Я не позволю этому случиться. — И женщина-командир, которая на мгновение исчезла, снова берет себя в руки.

— Мам… — всхлипывает Квинлан, входя в комнату ожидания. Мы обе поворачиваемся к ней лицом, она идет к нам, все глаза в комнате устремлены на нее. Смотрю, как лицо Доротеи меняется, оно переходит от яростной защиты к материнской заботе. Она притягивает к себе Квинлан и целует ее в макушку, крепко зажмурив глаза, шепчет слова поддержки, которые, как она боится, могут оказаться ложью.

Чувствую себя вуайеристом, больше всего на свете желая иметь рядом собственную маму — Доротея смотрит на меня поверх головы Квинлан. Ее голос — приглушенный шепот, но он останавливает мое дыхание.

— Теперь твоя очередь.

— Но я не… — не знаю, почему я так потрясена, что она дарует мне эту возможность. Последователь правил во мне ощетинивается, но моя травмированная душа стоит по стойке смирно.

— Да, — говорит она с натянутой улыбкой на губах и искренностью в глазах. — Ты помогаешь сделать его целым — единственное, что я никогда не могла сделать как мать, и это убивает меня, но в то же время тот факт, что он нашел это в тебе… — она не может закончить предложение и слезы наворачиваются ей на глаза, поэтому она тянется ко мне и сжимает мою руку. — Иди.

Сжимаю ее руку в ответ и киваю ей, прежде чем повернуться, чтобы пойти к человеку, без которого я не могу жить, страх, смешанный с ожиданием, пронизывает меня, как фейерверк в непроглядную ночь.