Бросаю на него взгляд, наблюдая, как свет уличных фонарей играет на его лице, и тихо напеваю «Все» группы Lifehouse, звучащей по радио. Уже поздно, но время не имело значения, когда мы сидели вместе на трибунах, залечивая старые раны и делясь новыми начинаниями. Сэмми ведет мою машину к дому, но когда мы с Колтоном на Range Rover съезжаем с автострады, я понимаю, что домой мы пока не едем.
Дом.
Какая безумная идея. Я еду домой с Колтоном, потому что сейчас, после сегодняшнего вечера, это слово значит гораздо больше, чем просто кирпичное здание. Оно означает утешение, исцеление и Колтона. Моего Аса. Вздыхаю, в груди тесно от любви.
Вновь смотрю на него, и он, должно быть, чувствует мой взгляд, потому что глядит на меня все еще красными от слез глазами. Они на мгновение останавливаются на мне, он мягко улыбается, а затем слегка качает головой, будто все еще пытается осмыслить события последних нескольких часов, прежде чем повернуться к дороге. Но я не спускаю с него глаз, потому что в глубине души знаю, они всегда будут обращены к нему, куда бы не смотрели.
Я так глубоко задумалась, что даже не узнаю, где мы находимся, когда Колтон въезжает на стоянку и паркуется.
— Мне нужно кое-что сделать. Пойдешь со мной?
Смотрю на него, сбитая с толку тем, что мы делаем в одиннадцать часов вечера на какой-то случайной парковке на окраине Голливуда. Очевидно, это важно, потому что после сегодняшнего вечера я могу думать только о том, как он, вероятно, измотан и просто хочет домой.
— Конечно.
Мы выходим из машины, и я подозрительно оглядываюсь по сторонам, оставляя такую хорошую машину на этой захудалой, плохо освещенной стоянке, но Колтон совершенно невозмутим. Он притягивает меня поближе к себе и ведет к очень внушительной деревянной двери, которая выглядит так, будто прибыла прямо из средневековья. Колтон открывает ее, и я тут же погружаюсь в яркий свет, тихую музыку и странное жужжание.
Поворачиваю голову к Колтону, который наблюдает за мной с безумным любопытством. Он только посмеивается и качает головой в ответ на мою отвисшую челюсть и расширенные глаза.
Я никогда раньше не ходила в подобные места. В глубине души я знаю, почему мы здесь, но это не имеет смысла.
Колтон переплетает свои пальцы с моими, и мы идем по узкому коридору к комнате, где горит яркий свет. Колтон переступает порог первым и на мгновение останавливается, ожидая пока жужжание стихнет.
— Ах, ты ж чертов хреносос! Гребаный чудо-мальчик нанес мне визит, — грохочет голос, и Колтон смеется, прежде чем его затаскивают в комнату. — Ну, черт побери, ты просто услада для глаз, Вуд!
Смотрю, как руки, до рукавов покрытые разноцветными изображениями, обнимают Колтона и заключают его в объятия. Из-за плеча Колтона на меня смотрит пара карих глаз.
— Вот дерьмо! Мне очень жаль из-за всех этих ругательствах, — говорит голос, принадлежащий глазам, когда он отталкивает Колтона и делает шаг ко мне. — Чувак, если ты приводишь сюда чертову дамочку, то должен предупреждать меня, чтобы я вел себя прилично и прочее дерьмо!
Колтон смеется, когда мужчина вытирает ладонь о джинсы, прежде чем пожать мне руку. Мой взгляд блуждает по большому, покрытому татуировками мужчине с коротко остриженными волосами и длинной буйной бородой, но что мне нравится больше всего, так это румянец на его щеках. На самом деле, это так мило, но я сомневаюсь, что он будет рад, если я скажу ему сейчас об этом.
— Так чертовски жаль! Боже, я только что сделал это снова, — он качает головой, хрипло смеясь, и я не могу не улыбнуться.
— Не беспокойтесь, — говорю я ему, кивая подбородком в сторону Колтона. — Его рот-еще хуже. Я Райли.
— Ладно, постараюсь свести «трахание» к минимуму, — говорит он и снова краснеет (Прим. переводчика: под «траханием» имеется в виду частое употребление ругательства «fuck»). — Я имею в виду… не с тобой, конечно… ну, если ты не против, потому что тогда…
— Даже не думай об этом, Кувалда, — предупреждает Колтон со смехом, когда Кувалда, как я полагаю, качает головой и лишь смеется своим уникальным смехом, прежде чем провести нас в тату-салон.
— Так что, чувак, серьезно? — спрашивает Колтона Кувалда.
— Да. — Он смотрит на меня и улыбается. — Серьезно. — И я в полнейшей растерянности.
— Что бы ни дернуло тебя за член, мужик, — говорит он, качая головой, подходит к стойке и начинает рыться в бумагах. — Кстати, о дерганье за член и прочем дерьме… — он смотрит на меня, и его лицо морщится в извинении, прежде чем продолжить что-то искать. — Как поживает хорошенькая попка твоей сестренки, которой бы я с удовольствием дал подергать свой, помимо всех прочих вещей?
Ожидаю, что Колтон взбесится, но он только откидывает голову назад и громко смеется. Его реакция заставляет меня понять, что эти двое давно знакомы.
— Она съест тебя живьем, и ты это знаешь, чувак… ты такой слабак.
— Пошел ты! — смеется Кувалда, когда Колтон начинает стягивать через голову рубашку. И даже с таким количеством новых впечатлений, я не могу оторвать глаз от его рельефного пресса. Смотрю на четыре символа — образы его прошлого — и задаюсь вопросом, что он собирается сейчас делать.
— Да… она твердый орешек, — поддразнивает Колтон, подводя меня к стулу и целомудренно целует в губы. Смотрит мне в глаза, как бы говоря: «доверься мне», а потом сам садится в кресло. — Татуированный мужик, слушающий Барбару Стрейзанд и держащий своих пять кисок в задней комнате. — О чем, черт возьми, он говорит? — Разве ты не знаешь, что если хочешь прикинуться крутым парнем, тебе нужно слушать тяжелый металл и иметь питбуля-людоеда, а не такое количество кошек, что можно было бы соперничать со старой девой. — Колтон так беззаботно смеется, и мне нравится, что какой бы полной противоположностью ни был этот человек, это отражается на Колтоне.
— Я нежный цветок! — язвит Кувалда, прежде чем воскликнуть: — Ага!
— Цветок — моя задница! — говорит Колтон, качая головой и смеясь, когда Кувалда подходит к нему с листком бумаги в руке. — Это оно? — спрашивает Колтон, и я выпрямляюсь, чтобы разглядеть, что там. Мгновение он смотрит на листок, поджав губы и слегка качая головой. — Уверен? Это действительно получится? — он поднимает глаза на Кувалду, выражение его лица усиливает вопрос.
— Даже нехрен спрашивать. Упс, опять я за свое. — Он приподнимает брови и смотрит на меня в молчаливом извинении. — Чувак, если я собираюсь вытатуировать тебя, я изучу все, чтобы быть уверенным.
— Типа поиска в Google или поиска истины на дне бутылки? — спрашивает Колтон.
— Убирайся с моего гребаного кресла! — грохочет Кувалда, указывая рукой в направлении двери, прежде чем посмотреть на меня. — Ты действительно терпишь это дерьмо каждый день?
Я киваю и смеюсь, Колтон наклоняется вперед и смотрит на меня, и на секунду я вижу, как в его глазах мелькает грусть, но она исчезает так же быстро, как и появилась.
— Райлс?
— Да? — пододвигаюсь к краю сиденья, все еще любопытствуя, что написано на бумажке.
— Пора отправить демонов на покой, — говорит он, не сводя с меня глаз, — и двигаться дальше.
Заставляю себя отвести взгляд от его глаз и посмотреть на рисунок в виде изогнутых, переплетающихся линий. Знаю, этот символ — кельтский узел, он похож, но в то же время и отличается от других, но я не знаю, почему это важно.
Поднимаю глаза от бумажки, умоляя Колтона объяснить.
— Новое начало, — говорит он, его глаза говорят мне, что он готов, — …перерождение.
Втягиваю воздух, глаза жжет от слез, значение символа настолько пронизывающее, что я не могу подыскать слов, чтобы ответить, поэтому просто киваю.
— Ладно, я понимаю, ты охрененно милый голубок и все такое, но мне не терпится причинить тебе гребаную боль, Вуд, так что подвинь свою задницу, — говорит он, прижимая плечи Колтона к спинке кресла и подмигивая мне с ухмылкой. — Потому что у тебя, засранца, не будет шанса переродиться, если будешь сидеть тут и смотреть на нее, пока не загнешься.
Смеюсь, моя любовь к человеку, которого я только что встретила, уже сильна. Колтон подчиняется, но не без ответа.
— Чувак, ты просто завидуешь!
— Да, бля, завидую. Уверен, она может… — он замирает, бросая на меня взгляд, а затем вниз, туда, где он подготавливает свое оборудование, — …приготовить отменные макароны с сыром. — Он снова посмеивается (Прим. переводчика: «макароны с сырок» могут быть употреблены как эвфемизм «занятию сексом»).
— Чертовски верно, — говорит Колтон, хлопая его по плечу. — Вкусные, с кремовым вкусом.
Задыхаюсь одновременно с Кувалдой, и наши лица краснеют от смущения. Недоверчиво смотрю на Колтона и качаю головой, в его глазах мелькает озорство. И этот взгляд — нарушителя спокойствия в полной красе— заставляет меня улыбнуться еще шире.
— Только за это я должен набить тебе надпись «чертова девчонка»… — он качает головой, игла оживает и Колтон вздрагивает от этого звука. Кувалда запрокидывает голову и хохочет глубоким рокочущим смехом. — Не ссы, засранец! Ой, вот сердечко. Ой, вот вагина. Ой, вот маргаритка! — Кувалда дразнится, притворяясь, что прикладывает иглу к телу Колтона.
Умираю от смеха, так отчаянно нуждаясь в подобном юморе после тяжелой ночи.
— Ой, а вот ботинок, торчащий у тебя из задницы — больше подходит! — Колтон начинает смеяться, но останавливается, как только Кувалда прикасается иглой к его боку. Я никогда раньше не видела, чтобы кто-то делал татуировку, и мне очень любопытно. Встаю и подхожу к свободному стулу рядом с Колтоном, чтобы посмотреть.
Сначала я даже не смотрю — не могу, потому что вижу, как напряглось тело Колтона, как он выдохнул, когда игла впервые его коснулась.
— Боже, ничего не меняет, — говорит Кувалда с раздражением в голосе. — Раз поведешь себя как баба — останешься ей навсегда. — Жужжание прекращается, и он поднимает голову, чтобы посмотреть на Колтона. — Серьезно, чувак? Если мне придется беспокоиться о том, что ты дрожишь, как чертов чихуахуа, тогда у нас серьезные проблемы, и я не буду претендовать на авторство этой работы.
Колтон просто поднимает руку и показывает средний палец, прежде чем перевести взгляд на меня, а затем закрывает глаза, когда игла начинает снова. На этот раз жужжание не стихает, и после того, как Колтон немного расслабляется, я обхожу Кувалду с другой стороны, чтобы проверить, смогу ли выдержать, наблюдая, как он пускает Колтону кровь. И когда я наконец набираюсь смелости посмотреть вниз, я в замешательстве.
Игла Кувалды обрабатывает символ мести. Он вырезает темно-красные линии, заставляющие меня съежиться при мысли о том, как это должно ощущаться на ребрах Колтона. Поднимаю взгляд и вижу, что Колтон не сводит с меня глаз, пытаясь понять, что происходит.
— Кувалда придумал, как наложить новый узел поверх символа мести.
— Мести больше нет, — шепчу я, и по какой-то причине эта идея так трогает меня, что я стою, приоткрыв рот, качая головой, и наблюдаю, как Кувалда изменяет замысел, который вместо того, чтобы еще больше уничтожать Колтона, даст ему надежду.
— Пора отправить демонов на покой.
Сглатываю комок, вставший от слов Колтона поперек горла, и тянусь к нему, чтобы взять его за руку, пока мы наблюдаем за медленной трансформацией одного из его татуированных шрамов. Того, который теперь становится символом надежды и исцеления.
По прошествии времени, в течении которого я еще больше влюбляюсь в Кувалду, татуировка Колтона меняется.
— Я хочу посмотреть, прежде чем ты меня перевяжешь, — говорит Колтон, когда Кувалда намазывает его вазелином. — Иди погладь своих кисок, а я пока удостоверюсь, что ты, засранец, не набил мне туда никаких сердечек или радуг, когда загораживал мне вид. — Колтон встает со стула, и я замечаю, что время, которое ему требуется, чтобы прийти в себя из-за последствий аварии, теперь стало намного короче. Он направляется в соседнюю комнату, где находится зеркало.
И я не знаю, из-за чего — возможно, из-за событий ночи или, надежды, вплетающей свои нити в наши жизни — но я принимаю решение еще до того, как Колтон открывает дверь в комнату. Я должна действовать немедленно, прежде чем потеряю смелость, прежде чем моя разумная голова доберется до моего неразумного сердца.
Пока я не струсила.
— Эй, Кувалда, — говорю я, усаживаясь в кресло Колтона и приспуская резинку спортивных брюк, обнажая бедренную кость. — Думаю, сейчас самое время сделать первую татуировку. Я хочу ту же самую, только поменьше.
Он смотрит на меня, в его глазах пляшут удивленные огоньки.
— Дорогуша, когда я сказал «трахаться», я и не думал, что ты предложишь, не говоря уже о том, чтобы снять с себя штаны, когда Вуд в соседней комнате. — Он подмигивает мне и улыбается, прежде чем посмотреть мне в глаза. — Хочешь моей смерти?
Я смеюсь.
— Он остынет. Кажется, он питает к тебе слабость, Кувалда.
— Да, скорее из-за своего слабоумия. — Он только облизывает губы и смотрит на мое бедро, а потом снова мне в глаза, в его взгляде беспокойство и неуверенность. — Ты уверена? Это вроде как навсегда, — спрашивает он, удивленно приподнимая бровь. Киваю, прежде чем потеряю смелость пройти через это — доказать Колтону, что хочу быть рядом с ним на каждом шагу в этом путешествии.
Кувалда смеется и потирает руки.
— Мне всегда нравилось первым прикасаться к девственной коже. Это заставляет мои гребаные яйца сжиматься и прочее дерьмо… — он выдыхает. — Черт возьми, прости. Снова. — Он качает головой и начинает выводить изображение на моей бедренной кости, посматривая на меня, чтобы убедиться, что оно там, где я хочу.
— Уверена? — снова спрашивает он, и я киваю, потому что так чертовски нервничаю, что едва могу проглотить комок в горле.
Я не из тех девушек, кто набивает татуировки, говорю я себе, так зачем я это делаю? А потом понимаю, что я так же и не из тех девушек, кому нравятся плохие парни. И посмотрите, как я ошиблась с этим предположением.
Вздрагиваю, когда игла начинает жужжать, мое дыхание прерывается, а тело трепещет от тревожного ожидания. Прикусываю нижнюю губу и сжимаю кулаки, когда меня пронизывает первый укол. Срань господня! Это больнее, чем я ожидала. Не хнычь, не хнычь, повторяю я снова и снова в своей голове, пытаясь заглушить боль от иглы, чертовски жалящей мое бедро. И моя мантра не облегчает боль, поэтому я закрываю глаза и выдыхаю, Кувалда останавливается и смотрит на меня, я киваю, давая ему знак, чтобы он продолжал, потому что я в порядке.
Я не слышу и не вижу его, но в ту самую минуту, как Колтон входит в комнату, я его чувствую. Его энергия, наша связь, мое к нему притяжение заставляют меня открыть глаза и мгновенно сфокусироваться на нем.
Выражение его лица бесценно — шок, гордость, недоверие — он подходит ближе, заглядывая под руки Кувалды. Понимаю, когда Колтон видит тату, потому что слышу, как он изумленно втягивает воздух, прежде чем его глаза устремляются к моим глазам.
— Новое начало. — Это все, что я могу сказать, наблюдая, как эмоции искрятся в его зеленых глазах.
— Ты ведь знаешь, что это навсегда? — бормочет он, качая головой, все еще ошеломленный тем, что я делаю.
— Да, — говорю я, протягивая руку, чтобы переплести свои пальцы с его, — вроде нас.