Разрушенные

ГЛАВА 2

Время тянется. Каждая минута кажется часом. И каждый из трех прошедших часов кажется вечностью. Каждый свист открываемых дверей заставляет нас всех вздрагивать, а затем оседать обратно. Пустые пластиковые стаканчики переполнили мусорную корзину. Защитные костюмы расстегнуты и завязаны вокруг талии, так как в комнате ожидания становится душно. На сотовые постоянно поступают звонки от людей, желающих узнать новости. Но их по-прежнему нет.

Бэккет сидит с Энди. С одной стороны от Доротеи Квинлан, с другой — Тони. Комната ожидания наполнена приглушенным шепотом, а телевизор звучит фоном для моих мыслей. Я сижу одна и, за исключением постоянных сообщений от Хэдди, и рада одиночеству, потому что мне не нужно утешать или утешаться — с каждой секундой безумие в моем сознании становится все громче.

Желудок сводит. Я голодна, но от мысли о еде меня тошнит. В голове стучит, но я рада боли, рада считать удары барабанной дроби в попытке ускорить время. Или замедлить — в зависимости от того, что пойдет на пользу Колтону.

Свист открывающейся двери. Скрип ботинок. На этот раз я даже не открываю глаза.

— У меня есть новости о мистере Донаване. — Дергаюсь от этого голоса. Ноги шаркают, когда парни встают, и низкий тревожный гул разносится по комнате в ожидании того, что будет сказано.

Меня обуревает страх. Не могу встать. Не могу пошевелиться. Я так окаменела от слов, которые собираются произнести его губы, что заставляю себя сглотнуть, но, трепеща, остаюсь парализованной.

Сжимаю руки, вцепившись ими в обнаженную плоть бедер, пытаясь использовать боль, чтобы похоронить воспоминания. Желая, чтобы прошлое не повторилось — не заменило одну разбитую машину с мужчиной, которого я люблю, на другую.

Он прочищает горло, и я задерживаю дыхание — молясь, надеясь, нуждаясь в чем-то за что я могла бы держаться.

— Скажем так, на данном этапе исследование все еще продолжается, но из того, что мы можем предварительно увидеть, очевидно, что мистер Донаван получил сильную травму внутренних органов от внезапного столкновения с заграждением. Травма произошла из-за того, что при резком торможении тело было зафиксировано, но внутренние органы по инерции сдвинулись. Пока мы можем сказать…

— Пожалуйста, говорите на английском, — шепчу я. Мой разум пытается понять медицинские термины, зная, что если бы я не плавала в этом тумане неизвестности, я была бы в состоянии их разобрать. При моих словах он останавливается, и хотя я не могу поднять глаза, чтобы встретиться с ним, на этот раз я говорю громче. — Пожалуйста, доктор, говорите на английском. — Меня переполняет страх. Осторожно поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним, команда поворачивается, и смотрит на меня, пока я смотрю на доктора. — Мы все здесь очень обеспокоены, и хоть вы и можете понять, что говорите, терминология пугает нас до смерти… — мой голос затихает, и он добродушно кивает, — …наш разум слишком перегружен, чтобы все это воспринять сейчас… мы долго ждали, пока вы находились с ним… так что, пожалуйста, можете сказать нам это простыми словами?

Он мягко улыбается мне, но его глаза серьезны.

— Когда Колтон врезался в стену, машина остановилась — его тело остановилось — но его мозг продолжал двигаться, врезавшись в его череп. К счастью, на нем была система защиты шеи и головы, которая помогла защитить область между позвоночником и шеей, но, тем не менее, травма, которую он получил, серьезная.

Мое сердце бешено колотится, дыхание учащается, а в голове мелькают миллионы различных последствий.

— Он будет…? — Энди загораживает мне вид, вставая лицом к доктору и задает вопрос, который не может закончить. В комнате воцаряется тишина, прекращается даже нервное шарканье ног, мы все, затаив дыхание, ждем ответа.

— Мистер Уэстин, я полагаю? — спрашивает доктор, протягивая руку кивающему Энди. — Я доктор Айронс. Не собираюсь вам лгать… сердце вашего сына дважды останавливалось во время транспортировки.

Мне кажется, что с этими словами моя душа отделяется от тела. Не оставляй меня. Пожалуйста, не оставляй меня. Молча умоляю я, желая, чтобы слова дошли до него, находящегося где-то в стенах этой больницы.

Энди протягивает руку и сжимает ладонь Доротеи.

— Мы смогли немного стабилизировать его сердце, что является хорошим знаком, поскольку боялись, что, возможно, от силы удара произошел разрыв аорты. В данный момент мы знаем, что у него субдуральная гематома. — Доктор поднимает взгляд и смотрит мне в глаза, прежде чем продолжить. — Это означает, что кровеносные сосуды разорваны, а область между его мозгом и черепом заполнена кровью. Ситуация двоякая, потому что мозг Колтона отек от травмы, полученной при ударе о череп. В то же время, скопление крови оказывает давление на его мозг, потому что ей некуда вытекать, чтобы уменьшить это давление. — Доктор Айронс изучает глаза окружающих его людей. — В настоящее время он более стабилен, поэтому мы готовим его к операции. Крайне важно, чтобы мы проникли внутрь и ослабили давление на его мозг, чтобы попытаться остановить отек.

Смотрю, как Доротея тянется к Энди за поддержкой, ее очевидная безусловная любовь к сыну вызывает во мне бурю эмоций.

— Как долго продлится операция? Он в сознании? Были ли другие травмы? — Бэккет говорит впервые, быстро выстреливая вопросы, о которых все мы думаем.

Доктор Айронс сглатывает и складывает пальцы перед собой, встречаясь глазами с Бэккетом.

— Что касается других травм, они незначительны по сравнению с травмой головы. Он не в сознании и не приходил в сознание за это время. Он был в типичном коматозном состоянии, которое мы наблюдаем с подобными травмами — бессвязное бормотание — сопротивление нам во время эпизодических приступов. Что касается всего остального, мы узнаем больше, когда окажемся в операционной и увидим, насколько сильно кровоизлияние в мозг.

Бэккет, всё это время задерживавший дыхание, выдыхает, и я вижу, как его плечи опускаются, хотя не уверена, от облегчения или смирения. Ни одно из слов доктора не уменьшило страх, нависший над моей душой. Квинлан шагает вперед и хватает Бэкса за руку, она смотрит на своих родителей, прежде чем спросить то, чего мы все боимся.

— Если отек не прекратится после операции… — ее голос дрожит, Бэккет прижимается к ее макушке братским поцелуем в знак поддержки, — …что… это будет значить? То есть, вы говорите о черепно-мозговой травме, так каков прогноз? — Ее дыхание прерывается всхлипыванием. — Каковы шансы Колтона?

Доктор громко вздыхает и смотрит на Квинлан.

— В настоящее время, прежде чем мы не попадем в операционную и не посмотрим, есть ли какие-либо повреждения, я не могу давать какие-либо прогнозы. — Приглушенный вздох Энди нарушает тишину. Доктор Айронс делает шаг вперед и кладет руку ему на плечо, пока Энди не поднимает голову и не встречает его взгляд. — Мы делаем абсолютно все, что можем. Мы очень опытны в подобного вида травмах и предоставим вашему сыну все преимущества этого опыта. Пожалуйста, поймите, я не могу сказать какова вероятность исхода, не потому что это безнадежный случай, а скорее потому, что мне нужно больше увидеть, чтобы знать, с чем мы столкнулись. Как только я узнаю, мы сможем составить план и двигаться дальше. — Энди слабо кивает ему, потирая глаза ладонью, а доктор Айронс поднимает глаза и изучает лица всех присутствующих. — Он сильный и здоровый, и это сыграет нам на руку. Более чем очевидно, что Колтона любят столько людей… пожалуйста, знайте, я возьму это знание с собой в операционную. — С этими словами он натянуто улыбается, поворачивается и выходит из комнаты.

После его ухода, никто не двигается. Мы все еще в шоке.

Все еще позволяем суровой правде его слов просочиться сквозь пробоины в нашей решимости. Люди медленно начинают двигаться и перемещаться, мысли сливаются, пытаясь утихомирить эмоции.

Но я не могу.

Он живой. Не мертвый, как Макс. Живой.

Тупая боль облегчения, которую я чувствую, не идет ни в какое сравнение с острым уколом неизвестности. И этого недостаточно, чтобы унять страх, засевший так глубоко в душе. Начинаю ощущать, как липкие щупальца клаустрофобии обжигают мою кожу. Делаю глубокий вдох, пытаясь избавиться от пота, бисеринками нависающего на моей верхней губе, и стекающего по позвоночнику. Воздух выскальзывает из легких, не пополняя тело.

Образы снова сменяют друг друга. Макса на Колтона. Колтона на Макса. Кровь, медленно вытекающая из его уха. Из уголков рта. Пятнами усеивающая разбитую машину. Губы приглушенно произносящие мое имя. Его мольбы ранят мое сознание. Оставляют на нем клеймо, которое останется со мной навечно.

Капли тревоги превращаются в ливень паники. Мне нужен свежий воздух. Нужен перерыв от подавленности, удушающей эту чертову приемную. Мне нужны краски и движение — что-то, полное энергии и жизни, как Колтон — что-то другое, кроме монохромных цветов и подавляющих воспоминаний.

Подталкиваю себя и почти выбегаю из комнаты ожидания, не обращая внимания на оклик Бэккета. Слепо бреду к выходу, потому что на этот раз свист открывающейся двери манит меня, дает передышку от истерии, высасывающей надежду.

Ты заставляешь меня чувствовать, Райли…

Спотыкаюсь у дверей, воспоминание растекается по моей душе, но ударяет под дых. Задыхаюсь, боль проходит через каждый нерв. Делаю прерывистый вдох, мне нужно что-то, что угодно, чтобы вернуть веру в реальность, что Колтон может не пережить операцию. Или ночь. Или утро.

Трясу головой, чтобы избавиться от яда, пожирающего мои мысли, заворачиваю за угол здания и меня бросает в водоворот. Клянусь, здесь больше сотни камер, вспыхивающих одновременно. Рев вопросов гремит так громко, что я поражена приливной волной шума. Меня тут же окружают, спиной прижимая к стене, а микрофоны и камеры тычутся мне в лицо, запечатлевая мою медленно истощающуюся связь с реальностью.

— Это правда, что над Колтоном проводят последний обряд?

Слова застревают у меня в горле.

— В каких вы отношениях с мистером Донаваном?

Гнев усиливается, но меня сокрушает шквал вопросов.

— Это правда, что Колтон лежит на смертном одре, и рядом с ним его родители?

Мои губы открываются и закрываются, кулаки сжимаются, глаза горят, душа плачет, и моя вера в человечество рушится. Знаю, я выгляжу как олень в свете фар, но меня загнали в ловушку. Знаю, если бы я задумалась, то почувствовала бы внутри щупальца клаустрофобии, но сейчас я чувствую, как сжимается моя трахея, когда руки СМИ выжимают из меня воздух. Воздух входит резкими хрипами. Над головой вращается голубое небо, сознание кружится в ленивом водовороте, исчезая, начинает просачиваться тьма.

Как только я собираюсь погрузиться в приветливое забвение, сильные руки обвиваются вокруг меня и предотвращают мое падение на землю. Вес моего тела врезается в Сэмми, как товарный поезд, и мой разум пронзают воспоминания о том, как я в последний раз падала в объятия мужчины. Вспыхивают горько-сладкие образы: потерянные таблички с аукциона и захлопнувшаяся дверь подсобки. Яркие зеленые глаза и самоуверенная улыбка.

Негодник. Мятежник. Безрассудный.

Голос Сэмми прорывается сквозь мой затуманенный разум, когда он отчитывает прессу.

— Отвалите! — кряхтит он, поддерживая мертвый груз моего тела, обнимая меня за талию. — Мы сообщим новости, когда они у нас будут. — Вспышки вновь освещают небо.

Вновь свист закрывающейся двери, но на этот раз я не содрогаюсь. Внутренний зверь гораздо более ощутим, чем тот, что снаружи. Мое дыхание начинает выравниваться, а биение сердце замедляется. Меня толкают в кресло, и когда я поднимаю взгляд, глаза Сэмми встречаются с моими, выискивая что-то.

— О чем, черт возьми, вы только думали? Они могли съесть вас живьем, — он чертыхается. Это настолько выходящее из рамок проявление эмоций со стороны стойкого телохранителя, что я осознаю свою ошибку выйти на улицу. Я пока еще только начинаю находить свое место в чересчур публичном мире Колтона; и чувствую себя ужасно, потому что понимаю, что пока я находилась в комнате ожидания, окруженная остальными, Сэмми был здесь один, пытался убедится, что нас оставят в покое и никто не побеспокоит.

— Прости, Сэмми, — выдыхаю я. — Мне просто нужно было подышать свежим воздухом и… прости.

В его глазах застыло беспокойство.

— Вы в порядке? Что-нибудь ели? Вы чуть в обморок не упали. Думаю, вам следует поесть…

— Я в порядке. Спасибо, — говорю я, медленно вставая. Думаю, я удивляю его, когда протягиваю руку и сжимаю его ладонь. — Как у тебя дела?

Он беззаботно пожимает плечами, хотя жест совсем не такой.

— Пока с ним все в порядке, со мной тоже все будет в порядке.

Он кивает мне, поворачиваясь, чтобы занять свое место у дверей больницы, прежде чем я смогу сказать что-нибудь еще. Мои глаза мгновение следят за его движениями, бессердечные слова прессы отражаются в моей голове, в то время как я набираюсь смелости, чтобы вернуться в комнату ожидания.

На миг закрываю глаза. Я буду испытывать что угодно, только не онемение, поглотившее мою душу. Пытаюсь вытянуть из глубины отчаяния звук его смеха, вкус его поцелуя, даже его упрямую натуру и непоколебимую решимость — что угодно, чтобы стянуть швы на моем сердце, которые скрепила любовь Колтона.

Нет, Райли. Ты никогда не будешь не имеющей значения.

Воспоминания перешептываются в моей голове, как огниво, разжигая крошечные проблески надежды. Делаю глубокий вдох, и мои ноги двигаются вперед по длинному коридору, где с нетерпением ждут все остальные. Я как раз прохожу мимо сестринского поста, когда слышу имя Колтона, упомянутое двумя медсестрами, стоящими ко мне спиной. Замедляю шаг, пытаясь уловить хоть какую-то информацию. Пытаюсь заставить сознание не волноваться о том, что нам лгут о серьезности ситуации, когда слышу слова, выбивающие из легких весь воздух.

У меня останавливается сердце.

Дрожь рикошетом проходит по всему телу.

— Кто в первой операционной с мистером Донаваном?

— Доктор Айронс занимается этим случаем.

— Ну, черт возьми, если есть кто-то, кого бы я хотела видеть за операционным столом в подобных обстоятельствах, так это точно Железного Человека (Прим. переводчика: в переводе с английского имя доктора «Irons» означает железо).

Человек-Паук.

Вздыхаю, медсестры оборачиваются, обращая на меня внимание. Та, что повыше, делает мне навстречу два шага и наклоняет голову.

— Могу я вам помочь, мисс?

Бэтмен.

— Как вы только что назвали доктора Айронса?

Супермен.

Она смотрит на меня, слегка нахмурив лоб.

— Вы имеете в виду прозвище, данное нами доктору Айронсу?

Железный человек.

Все, что я могу сделать, это кивнуть головой, потому что мое горло перехватывает от надежды.

— О, он известен здесь как Железный человек, милая. Вам что-нибудь нужно?

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Снова качаю головой, затем делаю три шага к комнате ожидания, но провисаю у стены и сползаю на пол, меня переполняет надежда, поддерживаемая присутствием любимых супергероев Колтона.

Детская одержимость теперь превратилась во взрослую хватку за надежду.

Опускаю лицо к согнутым коленям и цепляюсь за мысль, что это совпадение — нечто большее, чем просто совпадение. Качаю головой из стороны в сторону, их имена слетаюсь с моих губ приглушенным напевом, который, как я осознаю, впервые был произнесен с абсолютным почтением.

— Колтон говорил это во сне, когда был маленьким. — Голос Энди пугает меня, он соскальзывает по стене рядом со мной, с его губ слетает тяжкий выдох. Слегка сдвигаюсь, чтобы посмотреть на него. Он выглядит постаревшим за те часы, прошедшие с момента начала гонки этим утром. Его глаза полны молчаливого горя, уголки губ пытаются приподняться в мягкой улыбке, но терпят неудачу. Мужчина, которого я знаю, как полного жизнью человека, лишился всего этого. — Я не слышал их целую вечность. На самом деле забыл об этом, пока не услышал, как ты их произнесла. — Он негромко усмехается, протягивает руку и похлопывает меня по колену, вытягивая перед собой ноги.

— Энди… — шепчу я его имя, смотрю, как он борется с эмоциями. Мне отчаянно хочется рассказать ему о знаках — случайном появлении любимых супергероев его сына — но боюсь, что он подумает, так же как и Бэккет, что я теряю контроль над реальностью.

Боюсь, что так и будет.

— Я удивлен, что он рассказал тебе о них. Это был секретный код, который он повторял в детстве, когда ему снился кошмар или ему было страшно. Он никогда не уточнял… никогда не объяснял, почему эти четыре супергероя так утешали его. — Он смотрит на меня с мягкой улыбкой. — Мы с Дотти могли только представить, от чего он надеялся, что эти супергерои его спасут…

Слова повисают между нами и оставляют невысказанными вопросы, которые мы оба хотим задать. Что Энди знает такого, чего не знаю я, и наоборот? Тыльной стороной ладони он вытирает глаза и с дрожью выдыхает.

— Он сильный, Энди… с ним будет… с ним всё должно быть в порядке, — наконец говорю я, когда понимаю, что решимость в моем голосе мне не изменит.

Он лишь кивает головой. Мы видим группу врачей, бегущих мимо нас, и мое сердце подскакивает к горлу, беспокоясь, что причиной тому Колтон. Энди проводит рукой по лицу, и я смотрю, как любовь наполняет его глаза.

— В первый раз, когда я его увидел, одним взглядом он разбил мне сердце и украл его. — Киваю ему головой, давая знак, чтобы он продолжал, потому что я как никто другой понимаю его слова, ведь его сын сделал то же самое со мной.

Он захватил мое сердце, украл его, разбил, исцелил и завладел им навечно.

— Я находился на съемках в своем трейлере, переписывал сцену. Это была долгая ночь. Квин заболела и не спала всю ночь. — Он качает головой и на мгновение встречается со мной глазами, прежде чем отвернуться и сфокусироваться на ремешке своих часов, с которым он возится. — Я опаздывал к началу съёмок. И открыв дверь чуть о него не споткнулся. — Он делает паузу, желая, чтобы слезы, которые я вижу в его глазах, ушли. — Кажется, я выругался вслух и увидел, как его маленькая фигурка отпрянула в явном страхе. Знаю, он напугал меня до смерти, и могу только представить, почему у ребенка была такая реакция. Он отказывался смотреть на меня, каким бы ласковым голосом я с ним не разговаривал.

Тянусь и беру его за руку, сжимая, чтобы он знал, что я знаю про демонов Колтона, даже если он мне о них не рассказывал. Возможно, я не знаю подробностей, но я видела достаточно, чтобы понимать суть.

— Я сидел рядом с ним на земле и просто ждал, когда он поймет, что я не собираюсь причинять ему боль. Я спел единственную песню, которая пришла мне в голову. — Он засмеялся. — «Пафф, Волшебный Дракон». На второй раз, он поднял голову и наконец посмотрел на меня. Боже милостивый, я не мог перевести дух. У него были огромные зеленые глаза на бледном личике, и они смотрели на меня с таким страхом… с таким предчувствием… что мне потребовались все силы, чтобы не обнять и не утешить его.

— Не могу даже представить, — бормочу я, собираясь убрать руку, но останавливаюсь, когда Энди сжимает ее.

— Сначала он со мной не разговаривал. Я пытался заставить сказать свое имя или что он здесь делал, но это не имело значения. Ничто не имело значения — мое пропущенное время съемок, потраченные впустую деньги, ничего — потому что я был загипнотизирован хрупким маленьким мальчиком, чьи глаза говорили мне, что они видели и испытали слишком много за свою короткую жизнь. Квинлан тогда было шесть лет. Колтон был меньше ее, так что я подумал, что ему около пяти. Позже той ночью я был в шоке, когда полиция сказала мне, что ему восемь лет.

Заставляю себя сглотнуть комок застрявший в горле, слушая о первых эпизодах из жизни Колтона, когда он обрел безусловную любовь. Впервые ему была дарована жизнь с возможностями, вместо страха.

— В конце концов я спросил его, голоден ли он, и его глаза стали большими, как блюдца. У меня в трейлере было не так много того, чего бы хотелось ребенку, но у меня был шоколадный батончик «Сникерс», и признаюсь, — говорит он со смехом, — я правда хотел ему понравиться… поэтому подумал, какого ребенка нельзя подкупить конфетами?

Улыбаюсь вместе с ним, не упуская из внимания, что Колтон съедает «Сникерс» перед каждой гонкой. Что сегодня он ел «Сникерс». Сердце сжимается от этой мысли. Неужели это было всего несколько часов назад? Похоже, что прошли дни.

— Знаешь, мы с Дотти говорили о возможности завести еще детей… но решили, что Квинлан нам будет достаточно. Что же, должен сказать, что ей бы хотелось еще, а я был доволен одним ребенком. Черт, мы вели насыщенную жизнь, много путешествовали, и нам повезло с одной здоровой маленькой девочкой, так как мы могли просить о большем? Моя карьера процветала, а Дотти получала роли, когда ей этого хотелось. Но после первых нескольких часов проведенных с Колтоном не оставалось и тени сомнения. Как я мог уйти от этих глаз и улыбки, которая, я знал, была скрыта где-то под страхом и стыдом? — по его щеке скатывается слеза, беспокойство о сыне, тогда и сейчас, накатывает волнами. Он смотрит на меня серыми глазами, наполненными глубиной эмоций. — Он самый сильный человек — мужчина — которого я когда-либо встречал, Райли. — Он задыхается от рыданий. — Мне просто нужно, чтобы сейчас он оставался таким же… я не могу потерять своего мальчика.

Его слова разрывают меня изнутри, потому что я понимаю боль родителей, которые боятся потерять своего ребенка. Страх, сидящий так глубоко, что вы не хотите его признавать, но который сжимает каждую частицу вашего сердца. Сочувствие к этому человеку, давшему Колтону всё, переполняет меня, и все же онемение внутри меня сдерживает мои слезы.

— Никто из нас не может его потерять, Энди. Он — центр нашего мира, — шепчу я срывающимся голосом.

Энди наклоняет голову в сторону, поворачивается и изучает меня.

— Я боюсь, каждый раз, когда он садится в машину. Каждый проклятый раз… но это единственное место, где я вижу его свободным от бремени его прошлого… вижу, как он убегает от демонов, преследующих его. — Он сжимает мою руку, пока я не поднимаю взгляд, чтобы увидеть искренность в его глазах. — Единственное место, то есть, таковым было до недавнего времени. Пока я не увидел, как он говорит, волнуется, делится… с тобой.

Дыхание перехватывает, впервые слезы набегают на глаза, но не скатываются. После того, как мама Макса, Клэр, так долго ненавидела меня, невысказанное одобрение отца Колтона имеет такое огромное значение. Задерживаю дыхание, пытаясь усмирить торнадо эмоций, кружащихся внутри меня.

— Я люблю его. — Это все, что я могу сказать. Все, о чем я могу думать. Я люблю его, и, возможно, никогда не смогу по-настоящему показать свою любовь, и это именно тогда, когда он признался, что чувствует то же самое ко мне. И сейчас я стою на краю пропасти обстоятельств, настолько неподвластных моему контролю, что боюсь, что у меня никогда не появиться еще одного шанса.

Голос Энди отвлекает меня от приступа паники.

— Колтон сказал мне, что ты подтолкнула его разузнать о своей биологической матери.

Смотрю вниз и кончиком пальца рисую бессмысленные круги на колене, опасаясь, что этот разговор может пойти одним из двух путей: Энди может быть благодарен, что я пытаюсь помочь его сыну исцелиться, или он может расстроиться и подумает, что я пытаюсь вбить между ними клин.

— Спасибо тебе за это. — Он тихо выдыхает. — Думаю, ему всегда не хватало этой детали, и, возможно, знание о ней поможет ему заполнить эту часть себя. Тот факт, что он просто говорит об этом, спрашивает об этом — это огромный шаг… — он протягивает руку, обнимает меня за плечо и тянет к себе, так, что моя голова оказывается на его плече — …так что спасибо, что помогла ему найти себя во многих отношениях.

Киваю головой в знак признательности, его признание ускользает от меня. Какое-то время мы сидим вместе, принимая и даруя друг другу утешение, когда все, что мы чувствуем — внутренняя пустота.