Испорченный мед

ГЛАВА 20 Арло

Июнь

Я провел все время в Питтсбурге, беспокоясь, что Эллы может не быть, когда мы вернемся домой. Я попросил Кайла позвонить ей, пока мы ехали на автобусе обратно в Харбор.

— Включи громкую связь, — ткнул я его, получив недовольное рычание из-под его бейсболки.

Звонок перешел на голосовую почту.

— Это нормально? — спросил я.

Кайл приподнял козырёк кепки, чтобы я мог видеть его глаза:

— Это ты ведешь себя как долбаный чудак, — простонал он. — Она просто так не уйдет, Арло.

— Я облажался, Кайл и...

— Она ведь простила тебя, не так ли? За то, в чем ты даже не виноват, ты защитил ее от Ника.

— После того, как она сказала мне прекратить это делать! — я резко откинулся в кресло и натянула темный капюшон на глаза, чтобы немного поспать, но каждый раз, когда я закрывал глаза, я видела только ее. Ее нежные кудри, грустные карие глаза, ее нос, который она морщила, когда Кайл отпускал очередную гадость, или как правый уголок её улыбки был чуть выше.

Я скучал по ней.

— Мы почти не разговаривали до этой поездки, и я подумал, может быть...

— Она всё тебе расскажет, — закончил за меня он. — Когда будет готова. Всё, что с ней случилось, это слишком тяжело, и она сама из-за этого чувствует себя... трусихой, что ли.

Она не была трусихой. С тем, что я о ней узнал, она была чертовски смелой. Я всё не мог перестать думать, как хотелось бы снова укутать её в свои объятьях, как тогда, в ночь её дня рождения. Событие-катализатор в моей жизни, о котором я даже не уверен, что она помнит. Я выскользнул из-под нее, когда она заснула, и свернулся на полу, положив под голову свитер. Я не мог уйти. Её ровное дыхание было единственным, что хоть как-то успокаивало гул в моей груди.

Ее панические атаки были чертовски ужасающими.

— Смотри, — Кайл ущипнул меня, показывая свой телефон.

Извини, на паре.

Она ответила ему, и, несмотря на то что я сражался с приступом ревности из-за того, что у Кайла есть её номер, я был рад, что он у нее был. Прошло еще четыре часа, недостаток сна наступал мне на пятки, а снаружи лил дождь. Я начал составлять в голове список всего, что, как я знал, мне нравилось в Элле.

Как же я скучал по ее смеху, когда тишина становилась слишком громкой.

Большинство ребят отправились в Hilly's, местную забегаловку у кампуса, чтобы поужинать, оставив Гнездо тихим и пустым, идеальное время для душа. Но прежде чем принять душ, я не смог удержаться, бросил сумку у своей двери и прошёл десять шагов до её, мягко постучал. Дверь была приоткрыта, но её внутри не было. Кровать аккуратно заправлена, стопка книг сложена у изножья. Всё выглядело нетронутым. Я осмотрел полки, заглянул в шкаф, ни сумок, ни коробок. Но её отсутствие тревожило всё сильнее.

Я быстро переоделся из потной дорожной одежды, надел чистую голубую футболку и спортивные штаны. Поднялся наверх, надеясь, что, если её не было в комнате, она могла найти утешение у Кайла. Но и там её не было. Начиная беспокоиться, я написал Кайлу.

Я: У нее была только одна пара.

Кайл: Ты плохо ищешь.

Я сунул телефон в карман и сбежал по лестнице на первый этаж Гнезда. Всё выглядело спокойно, ничего не было тронуто или нарушено. Уборщица наверняка уже приходила, но почему-то всё ощущалось... нетронутым. Она была здесь одна. Должен был остаться хоть какой-то след. Прежде чем продолжить поиски, я вытащил из сумки книгу, которую купил ей в сувенирной лавке в Питтсбурге, и зажал в руке, направляясь на кухню. В раковине не было ни одной грязной тарелки, но на столешнице лежал пустой пакет из-под горошка, и от этого у меня защемило в груди. Она была здесь. Или, по крайней мере, не ушла.

— Я знаю, где ты, — выругался я себе под нос, что не подумал об этом раньше, и стянул носки, чтобы поплестись по сырой траве к гамаку. Воздух стал промозглым после недельных дождей, гораздо холоднее, чем бывает обычно в июне.

— Тебе не холодно? — спросил я, подходя ближе.

Её пальцы выглядывали из-под одеяла, а волосы выбивались из-под фиолетового худи и шапки.

— А выгляжу замёрзшей? — ответила она, не поднимая глаз от книги.

— Хорошо, — кивнул я. Выглядела она уютно, если не считать покрасневших щёк и носа. — Что читаешь?

Она подняла книгу, чтобы я мог видеть обложку, прежде чем закрыть ее рядом с собой и, наконец, посмотреть на меня. Глоток воздуха, который я вдохнул в тот момент, был похож на полет.

— Я, э... — запнулся я, сердце заколотилось с безумной скоростью от её кривоватой улыбки. — Я вот... это тебе. — Я протянул ей «Грозовой перевал».

— У меня нет такого издания, — улыбнулась она, присаживаясь в гамаке и проводя руками по цветочному узору на обложке.

— Знаю, — сказал я, стараясь не звучать так, будто я провел часы, уставившись на ее полки, выясняя, что у нее есть, а чего нет. Заметив лишь, что ее экземпляр «Грозового перевала» выглядел изношенным и разваливающимся. Это была ее любимая книга, помимо потрепанных экземпляров «Голодных игр» и «Принцессы-невесты».

— Спасибо, — её брови чуть нахмурились. — Как прошли игры?

— Хорошо, — я перенёс вес на левую ногу. Понимал, что пялюсь, но оторваться от неё не мог. — Победили. Девять-три, семь-четыре и одиннадцать-шесть.

— Я слышала, — призналась она. — А с рукой как?

Когда она протянула руку, я затаил дыхание и вытащил свою из кармана, чтобы протянуть ей. Не то чтобы мы не прикасались друг к другу раньше, и в гораздо более компрометирующих аспектах, призрак массажа, который она сделала мне на скамейке, преследовал меня каждую ночь перед сном. Но это было по-другому. Она осторожно выскользнула из гамака, босые ноги в пижамных шортах и большом свитере. Она обхватила мою руку своими нежными пальцами и поднесла ее к лицу, чтобы внимательно рассмотреть костяшки и пальцы.

— Заживает. Сайлас сказал прикладывать лёд? — её взгляд скользнул ко мне из-под длинных ресниц.

— Да, — ответил я напряженно, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, пока она перепроверяла, нежно проводя подушечкой большого пальца по моим костяшкам. Это заставило бабочек в моей груди сойти с ума.

Ветер сдул с неё капюшон, волосы разлетелись по шее и щекам. Она вздрогнула, поёжилась от сырого воздуха, царапающего её обнажённые ноги.

— Ты ела сегодня? — спросил я ее, зная, что она, вероятно, перекусила только горошком и назвала это правильным питанием. — Если ты ответишь «да», но окажется что ты ела только горох, я узнаю Блондиночка.

— Тогда мой ответ «нет», — она подавила смех, а мне так хотелось, чтобы она не сдерживалась.

— Чего бы тебе хотелось? — спросил я, подхватывая одеяло с гамака и протягивая ей обе книги. Она лениво зашагала вверх по холму к кухонной двери и устроилась на одном из стульев у острова. — Держи, — я передал ей одеяло, наблюдая, как она заворачивается в него, стараясь согреться.

— Я думала, в Род-Айленде в июне тепло.

— Вроде того... но капризная у нас тут погода, — я не сдержал смешка, увидев, как она нахмурилась и скривилась. — Позже в этом месяце станет теплее. А пока, только дожди. Как насчёт куриного супа?

Она кивнула с довольным видом.

Я достал из шкафа две банки супа и упаковку крекеров, поставил их на остров и занялся открывалкой, выливая содержимое в кастрюлю на плите.

— А где все?

— Пошли ужинать в Hilly's.

— А ты почему не пошёл? — спросила она, откусывая крекер.

Мне нужно было прийти и убедиться, что ты меня не бросила.

— Попробуй застрять в автобусе с трезвым Кайлом Коди на восемь часов, а потом спроси меня об этом, — сказал я вместо этого.

— Он не пил в Питтсбурге? — Она сбросила одеяло с плеч и оставила только на руках, положила крекер и подтянула ногу на табурет.

— Думаю... — я остановился, чтобы взглянуть на неё, — он винит себя в том, что случилось на твоём дне рождения. С тех пор ни капли. По крайней мере, я не видел. А он ведь всё время был рядом, как будто боится, что ты злишься на него.

— Почему он так думает? — её настроение резко изменилось, радость в глазах сменилась тревогой и чувством вины.

— Что тебе нужно знать о Кайле, так это то, что когда происходит то, что он не может контролировать, заметь он при этом был пьян, он берет всю ответственность на себя. Его отец так воспитывал, будто он отвечает за всё на свете.

Я видел, как она переваривает мои слова, глаза затуманились, будто она пыталась подобрать ответ.

— Но это не значит, что это была твоя вина, — добавил я.

Всё разрушил Ник. Не она. Не Кайл. Я хотел сказать ей это, но подумал, что упоминание Ника ничего не улучшит.

Она приоткрыла рот, нахмурилась, будто хотела что-то сказать, но потом передумала и отвернулась.

— Вина — штука коварная, — я почесал висок и обошел остров, чтобы сесть на табурет рядом с ней.

Я наклонил голову, в слабой попытке поймать ее взгляд, и заставить снова посмотреть на меня. Я хотел быть тем, кому она откроется. Быть рядом с ней так, как она неосознанно была рядом со мной.

— Моя мама умерла, когда я был ребенком, — сказал я. Прошло много времени с тех пор, как я говорил эти слова вслух кому-то, кроме Сайласа или Кейла.

— Мой отец убил ее, — я с трудом сглотнул, — они попали в автокатастрофу и выжили, но неделю спустя она перенесла кровоизлияние в мозг и умерла на заднем дворе. Никто не мог ничего сделать, чтобы предотвратить это.

— Мне жаль... — тихо сказала она, но пристально посмотрела на меня, когда я поднял глаза от мраморной столешницы. — Я не знала, — она вытащила два пальца из-под одеяла, обхватив ими мой мизинец и безымянный палец, нежно сжав их.

— В тот день Лукас должен был их забрать. Это был ее день рождения. Но Ник забыл забрать меня с тренировки, сбежал к одной из своих подружек, поэтому Лукас приехал за мной, а папа поехал домой, напившись дешевым пивом.

— Но...

Я покачала головой:

— Я пытаюсь сказать, что чувство вины субъективно, Элла. Я чувствую себя виноватым за тот день. Лукас чувствует свою вину, даже Ник и папа. Ты можешь чувствовать себя виноватой из-за ситуации, в которой явно нет твоей вины. Это просто обстоятельства, которые навалились друг на друга и рухнули.

Она с трудом сглотнула и перевела взгляд на стойку.

— Эти обстоятельства сложила я, Арло, — сказала она, обсуждая то, что привело к аварии. — Я и опрокинула их, — ее голос дрогнул, когда она подняла руку, чтобы схватиться за грудь. — Ник был прав.

Она ушла в себя, и я не знал, как её оттуда достать.

— В ту ночь я была под кайфом. Повернула налево прямо перед встречной машиной...

— Ты не обязана мне это рассказывать, — мягко перебил я.

Я чувствовал боль, исходящую от нее, страх, сочащийся из кончиков ее пальцев каждый раз, когда она вдыхала через дрожащие губы. Слышать это от неё — совсем не то, что слушать яд, который плёл мой брат в её день рождения. Он заставил это звучать так безжалостно, словно она убила их намеренно, но это было не так. Она совершила ошибку. Такую, которую любой из нас мог бы сделать. Любой, окажись на её месте. И было видно, что она старается.

— Он не ошибался, — повторила она. — Это моя вина, не родителей или Итана, — она провела пальцем по кольцу на большом пальце, — это была даже не вина водителя фуры. Я приняла решение. Я несу вину. И шрамы.

— Наказывать себя за то, что произошло, жестоко, — прошептал я, сжав губы.

Я и не заметил, насколько мы сблизились. Наши тела тянулись друг к другу, согреваясь. Руки всё ещё были переплетены двумя пальцами. Я сглотнул, глаза скользнули по её губам, в тот же миг как и её по моим. В груди будто бушевал пожар, когда она медленно вдохнула, не сводя глаз с меня, а я изучал тонкие линии её шрама, россыпь веснушек над скулой. Я даже не знал, что сказать, потому что меня поглощало желание узнать, насколько нежны ее губы.

— Элла, — выдохнул я, когда она уперлась рукой в мое бедро.

Кожа под её прикосновением словно вспыхнула, требуя большего. Шипение в воздухе заставило её вздрогнуть и отпрянуть. Я повернулся к плите, отрываясь от ее прикосновения, чтобы обнаружить, что суп кипит пенистыми пузырями.

Я спрыгнул со стула, расцепив наши руки.

— Чёрт, — быстро выключил конфорку.

Я чуть не поцеловал ее. И сделал бы это, если бы не этот проклятый суп. Я специально занял руки уборкой, лишь бы хоть как-то успокоить сердце, бьющееся в бешеном ритме. «Мы можем быть друзьями, знаешь?». Слова из гаража зазвучали в голове, будто заезженная пластинка. Она не хотела поцелуев. Ей был нужен друг. А я едва всё не испортил. Снова.

— Итак, приступы паники? — спросил я, наливая кружку супа и осторожно протягивая ее ей, так что наши пальцы соприкоснулись.

— Последствие тяжёлой травмы. Мне так сказали, — пожала плечами она, сморщив нос от пара, поднимающегося над супом.

— Тот день с профессором Такером?

Она кивнула и подула на свой суп, а я тем временем обмакнул крекер в свою кружку.

— Раньше я думала, что мои единственные триггеры — это машины и дождь, но...

Я бросил взгляд в окно, зная, что сегодня утром прошел сильный дождь, и она была одна в этом огромном доме, окруженная только раскатами грома и своими мыслями. Я мог только надеяться, что она погрузилась в свою кровать и надела наушники, как и в прошлый раз, блаженно игнорируя свой триггер, уткнувшись носом в книгу.

— На самом деле, я... — она остановилась, и на ее губах появилась легкая ухмылка. — Возможно, я спала в твоей постели прошлой ночью.

Блять.

— Почему? — спросил я, стараясь сохранять самообладание.

— У меня нет штор. У Кайла тоже.

— Тебе не нужно объяснять, — остановил её я. Она зашла в мою комнату из-за плотных штор.

— Если меня нет дома, можешь воспользоваться ею... кроватью. Когда тебе понадобится, — слова выходили одно за другим, как будто я заикался, но я не мог контролировать поток, когда ее улыбка росла.

— Спасибо.

Я прочистил горло, провёл языком по нижней губе и снова заговорил:

— В следующее воскресенье будет семейное барбекю.

— Я могу посидеть в комнате, у меня всё равно учёба, — прервала она меня.

— Блондиночка, — пробормотал я, — перестань меня перебивать.

Она рассмеялась и подняла руки вверх в знак капитуляции.

— У меня есть плюс один, так что я могу привести друга.

— Я не могу, это же семейное дело, — она покачала головой, отпивая суп.

— Ты собираешься остаться в Гнезде навсегда? — спросил я, и она неохотно кивнула.

Ей больше некуда было идти, и крошечная часть меня надеялась, что она начала привязываться к людям внутри этих старых стен.

— Тогда ты — семья, Элла, — сказал я. И её спина выпрямилась в кресле. — Ты поедешь. Кроме того, я знаю, дело не в семье. Это из-за дороги.

— Я плохо переношу машины, Арло. Это ужасная идея.

— Всё будет хорошо.

Все, что угодно ради нее. Похоже, теперь это стало моим девизом. Не избегать её. Не ненавидеть. Не отталкивать. А находить. Помогать. Успокаивать. Я ненавидел это чувство и то, как я терял контроль из-за этого всего.